Окутанная тьмой (СИ)

Короткие десять минут для обоих казались мучительно-долгими, лишь какие-то странные звуки, глухо доносящиеся из приоткрытого, но плотно зашторенного окна, не давали им кануть в полное отчаяние. Хэппи немного успокаивается, будто понимая, что всё, что могли и должны были, они сделали, и дальнейший ход судьбы зависит лишь от Целительницы. Хэппи не хочет больше ждать и, отстранившись от Нацу, под его внимательный, почти виноватый взгляд, расправляет изломанные крылья, легко поднимаясь на уровень окна. Он коротко оглядывается на Нацу, надеясь получить хоть какую-то малую долю поддержки, Нацу коротко согласно кивает, не опуская глаза. Через силу, через собственный страх, облепивший всё его сердце липкой, едкой гнилью, Хэппи несмело отодвигает край занавески, в замешательстве глядя на вовсе не похожую на саму себя женщину. Полюшка замечает внимательный взгляд на себе, оглядывается и, пытаясь взять себя в руки, уверенно смахивает рукавом плаща со щёк слёзы. Хэппи видит, что что-то не так, Люси уложена так же, как они оставили её здесь, даже не шевельнулась, и из-за этого, из-за слёз, казалось, непробиваемой, железной женщины, в сердце закрадывается страшная догадка, впиваясь раскалённым наконечником выпущенной стрелы.

— С ней всё хорошо? — дрожа всем телом, спрашивает Хэппи, заглядывая чистыми, вновь заслезившимися глазами в строгие, но сейчас необычайно нежные, тёплые глаза женщины. Она горько улыбается, мгновенно отдёргивая себя от этой мысли, возвращает прежнюю суровость, нахмурившись, и тонкие нити морщин расползаются по её коже, делая её лицо ещё более сосредоточенным, перечёркнутым тайной печалью и глубоким страхом. Полюшка качает головой. Вновь старческой, иссушенной рукой, бессмысленно прикладывая ко лбу Люси влажное полотенце, стирает грязные разводы на бледной мраморной коже.

— Она перешла в другой мир, отличный от нашего, — женщина вновь пытается улыбнуться, чтобы как-то успокоить не то что Хэппи, а саму себя. Да, она видела смерть и часто, не единожды, но всегда боялась, впадала в отчаяние, когда кто-то погибал на её руках, как происходит сейчас. И хочется сделать что-то, попытаться помочь, вложить все свои силы, но молодое сердце замерло в груди, навсегда остановив свой ход, и от этого бессилия, разом упавшего на уставшие женские плечи, ещё тяжелее.

— А что за другой мир? — опешив, будто в действительности не поняв, о чём говорит Целительница, переспрашивает Хэппи, становясь на подоконник, потому что крылья попросту не держат его на весу, нет сил и возможности быть сильным. Он оборачивается, видя, как мелкой дрожью по плечам Нацу расходится то ли страх, то ли ярость. Хэппи шумно сглатывает, боясь услышать роковые слова, рушащие весь его светлый чистый мир на части.

— Она умерла, — на выдохе, сжимая тонкими пальцами грязное полотенце, произносит Полюшка, резко отворачиваясь от окна, где, как малое дитя, пытаясь осознать её слова, стоит Хэппи, вцепившись коготками в занавеску. Женщина и сама была не рада, что не смогла ничего поделать, но нет такого заклинания, нет таких трав, способных возвратить к жизни умерших. Возможно, она и смогла бы придумать что-то, будь у неё только время, но, уже долгие годы прожив здесь, среди людей, она осознала, что они, да и она сама, не всесильны. Она человек, такой же, как и они, и нет никакой разницы, не смотря на то, что она одна из тех, кто видел собственными глазами драконов, живой свидетель тому, что они существовали, но сейчас это никак не поможет. Полюшка просто человек.

— Что значит, умерла? — словно в трансе повторяет за ней Драгнил, медленно, заметно покачиваясь от слабости, поднимаясь на ноги. Целительница цепенеет, когда дверь с грохотом врезается в деревянную стену, а на пороге, одаривая и её саму, и ни в чём не повинного Хэппи злостными взглядами, стоит он. В глазах, затуманенных плотной пеленой ярости, горит только лютая ненависть, но ни к этой пожилой женщине, сделавшей всё, что было в её силах, ни к этому заплаканному иксиду, поражённому происходящим так же сильно, а только к самому себе, к своему бессилию и глупости.

— Нацу, успокойся, — сквозь слёзы молит иксид, спрыгивая с подоконника, вставая между Целительницей и лучшим другом, как некое препятствие. Нацу на мгновение морщиться, как от острой головной боли, цепляется согнутыми пальцами за волосы, надеясь так уменьшить её и искоренить. Скрипит зубами и обессиленно, потеряв весь запал от собственного имени, произнесённого так тепло, опускается на колени, виновато склонив голову. Хэппи бросается к нему, крепко цепляясь за руку, пытаясь так поддержать, успокоить, умерить тот пыл и с какой-то надеждой оборачивается на Полюшку. Целительница, глядя на всё это, реагирует практически мгновенно, но с опаской подходит к бушующему огнём магу, держа в дрожащих руках успокоительное.

— Пей, — дрожа, женщина присаживается напротив, протягивая глиняную чашку. Нацу берёт, даже не спросив, разом выпивая содержимое посуды, морщась от неприятного послевкусия. Зубы гулко стучат по чашке, и на мгновение Полюшке кажется, что она слышала, как та дала трещину, но Драгнил отдаёт её целой, стыдливо пряча лицо за спадающей чёлкой. Целительница смотрит на него уже без прежнего отвращения, теперь в полной мере убеждаясь, как дорога ему была эта девушка, что он, не смотря на всю свою неприязнь, пришёл сюда, решился прийти на свой страх и риск. Невольно женщина касается его волос, так по-матерински легко перебирая мягкие пряди, и чувствует, как всё его тело прошибает дрожь, и он расслабляется, будто доверившись.

— Я уже не могу помочь ей, — с сожалением начинает оправдываться она, не отстраняясь, так же трепетно, нежно проводя рукой по его волосам, хотя её слова никак и не влияют на произошедшее. Нацу чувствует груз вины на своих плечах, эта боль обхватила его шею тугой верёвкой, как безвольного пленника, ставя на колени и утаскивая в свой непроглядный, мутный омут, откуда ему никак не выбраться. Нацу это понимает, но позволяет самому себе дать слабину, глядя назад, через плечо Целительницы, на кровать, где так же неподвижно и тихо лежит Люси с аккуратно уложенными друг на друга на животе руками.

— Ты должна помочь ей, — продолжает Драгнил, с силой цепляясь пальцами за плащ женщины, просто умоляя о помощи, о защите, о поддержке, о том, на что она и никто другой просто не способны. Целительница приобнимает его за шею, позволяя уткнуться лицом в своё костлявое плечо, и дрожащим голосом начинает напевать тихий мотив обычной колыбельной, знакомой казалось каждому. Хэппи смотрит непонимающе, стоя в шаге от неё, но молчит, не смея тревожить, спустя несколько минут замечая, как рассеянно вперёд смотрит Нацу, как тяжелее ему становиться открывать глаза, как вяло он держится, всё ещё называя имя Хартфилии в надежде, что та ответит.

— Отдохни, — сухими губами повторяет Целительница, когда тот совсем расслабленно склоняет голову, полностью опираясь на её плечо. Полюшка отстраняется, убеждаясь, что этот импульсивный маг сейчас спит крепким и беспробудным сном, и тяжко вздыхает, переводя уставший взгляд на Хэппи. — Отнеси его домой, пусть спит, и сам отдохни. О ней не волнуйтесь, я присмотрю, и в гильдию зайду к Мастеру, — растерянно начинает объяснять она, оглядывая комнату, не зная, за что взяться в первую очередь; Хэппи с усердием удерживает Драгнила за шиворот куртки, крепко вцепившись коготками, наблюдая за всем этим. Женщина поочерёдно открывает все шкафчики, сметая какие-то пузырьки в просторную корзину, тут же накрывая их плотным тёмным платком. — Чего ждёшь? — строго бросает она, казалось, вернув себе раздражающее спокойствие, непробиваемую сталь в голосе, но руки её предательски дрожат, хватаясь за подол собственного плаща, ускользающего из одеревеневших пальцев.

Целительницу в гильдии встретили гробовым молчанием, будто не веря, что она сама решилась прийти сюда, не смотря на всю свою нелюбовь к людям. И лишь сама женщина сильнее сжимала плетёную ручку своей корзины, осознавая, как подходит к новостям, которые принесла им она, подходят эти непонимающие растерянные взгляды и тишина, разрушаемая только стуком каблуков по деревянному полу. Полюшка едва заметно нервничает, осматривается в поиске всегда озарённого улыбкой, постаревшего, усыпанного частыми морщинами лица, Мастера. Среди остановившихся, будто очарованных неведомой магией волшебников, женщина не смогла его найти, самостоятельно сделав вывод, что тот занят важными делами в своём кабинете.