Окутанная тьмой (СИ)

— Нацу? — тихо шепчет Хэппи, боязливо сжимая в лапках окровавленный платок; шумно сглатывает, когда порывом ветра до него ещё сильнее доходит этот запах... нежеланный, страшный, убивающий всю надежду изнутри. — Может, отнесём её к Полюшке? Она ведь недалеко, я помогу тебе, правда. Она разбудит Люси, — с детской наивностью в покрасневших глазах, будто пытаясь убедить и самого себя в этом, произносит Хэппи, решительно стирая со щёк слёзы. Потрясённое сознание свято верит, что шанс, не смотря на потраченное, считай в пустую время, есть; Целительница при помощи своих сил, своей магии всё же сумеет заставить Люси проснуться, вернуться домой. Хэппи ждёт и надеется, что так оно и будет, — просто уснула, крепко и глубоко, — продолжает он повторять про себя, не обращая внимания на бескровные губы, на грязно-серую кожу, на холод, что теперь исходит от неё.

Драгнил и сам почему-то начинает верить, не обращая внимания, что пульса уже давно нет. Вместо этого в его душе яро и необъятно начинает гореть огонь надежды, стремительно поглощая прежнее потухшее пепелище. Нацу знает и чувствует, что пускай расстояние и не так велико, но преодолеть его самостоятельно с Люси на руках он не сможет, не хватит сил. И сейчас целиком и полностью он полагается на Хэппи, который настроен гораздо серьёзнее и увереннее его. Нацу, словно беспомощный ребёнок, который так до дрожи боится крови. Драгнил неуверенно поднимается на ноги, опираясь на колени, ноги едва заметно дрожат, где-то ещё мелкой болью отдаётся растяжение, но на это нет никакого времени, и Нацу делает шаг вперёд, сквозь крепко сжатые зубы.

Хэппи тяжко поднимает обоих над густым лесом, жмурит глаза, стремительно переходя через предел своих возможностей. Крылья, сильно потрёпанные прошлым полётом, неприятно ноют, колют, но Хэппи не обращает внимания. По памяти он летит в том направлении, где, закрывшись на все замки, в согласии лишь с природой в своём просторном домике живёт женщина, известная благодаря своей силе и умениям. Отшельница, истинная ценительница тишины и одиночества, нелюдимая женщина, когда-то разочаровавшаяся в человеческом обществе. Хэппи, завидев деревянную крышу, резко дёргается вниз, будто неумело, но мгновенно выравнивается, опуская Нацу у калитки, расположенной прямо напротив двери дома.

Драгнил опускается не смело, крепче прижимая к себе девушку, а та безмолвна, тиха и непривычно холодна. На мгновение ему казалось, что она дышит, но почему-то он с неприязнью и необъяснимой ненавистью к себе и собственному разуму списывал всё на ветер, лохматящий волосы. Нацу держит Люси бережно, часто опуская взволнованный взгляд на спокойное лицо, теперь украшенное грязными, едва подсохшими кровавыми разводами. Всё чаще появляется глупое, поистине детское желание пощекотать её, заставить сквозь глубокий сон улыбнуться и после открыть сонные, заспанные глаза, но Нацу отдёргивает себя от этой мысли, считая, что лишь Целительница сможет привести её в чувства.

Став напротив двери, Нацу не медлит, несколько раз ударяя по ней ногой, тут же его слух улавливает сварливый старческий голос, который, причитая что-то неразборчивое, только приближается. Драгнил испуганно замирает, когда одна за другой звякают железные цепочки и, резко отворяя дверь внутрь, на пороге предстаёт Полюшка, как и всегда, находясь в недобром расположении духа. Алые глаза ненавистно горят, свысока взирая на нарушителя её драгоценного спокойствия и тишины, но её пугающий взгляд исчезает, как только Нацу боязливо и не смело кивает на Хартфилию. Целительница замирает, не знает с чего начать, дрожащей сморщенной рукой касаясь шеи, нащупывая пульсирующую вену — и тут же испуганно охает.

— Что ты с ней сделал? — грозно, с дрожью в голосе вскрикивает она, отходя на несколько шагов назад, будто действительно боясь. Целительница всегда недолюбливала убийц драконов, потому что те могучие и сильные существа растили их по-своему и, наверняка, приучали свои повадки. «Зверь может вырастить только зверя!» — повторяла она себе изо дня в день, не давая слабины, не позволяя быть доброй и открытой с ними. И теперь в том, что произошло, в том, что видит она своими собственными глазами, виноват лишь он — настоящий убийца, выращенный диким животным.

— Я ничего не делал. Правда, она сорвалась с той лестницы. Мы выполняли задание, — сквозь слёзы начинает оправдываться Драгнил, не понимая, просто недоумевая, почему именно так она относиться к нему, почему считает, что он сумел бы, решился бы и смог не то, что убить, а ранить своего друга? Но ни эти речи, ни слёзы ничуть не растрогали женщину, и она, смерив Нацу недоверчивым взглядом, прошла в дом, жестом приказывая следовать за ней. Нацу было не впервой бывать здесь. Люси часто водила его за ручку, как малое дитя, к Целительнице, и та, скрепя зубами, осматривала его повреждения, вовсе нехотя, будто желая причинить как можно больше боли. Нацу чувствовал её ненависть на себе, но Хартфилия всегда говорила, что он преувеличивает, что ему кажется, ведь лекарства и всё, что делает Полюшка помогает. Помогает, но страх, что однажды она просто отравит его не покидал Драгнила, и он почти машинально принюхивался ко всему, что давали ему не только здесь, но и в гильдии.

— Положи её на кровать и уходи, — серьёзно скомандовала она, начиная копошиться в верхних ящиках; Нацу хотел было остаться, чтобы только убедиться, лично увидеть и понять, что всё хорошо, но осознал, что будет только мешаться под ногами, послушно покинул помещение.

Немного успокоившись, глубоко вдыхает воздух, вместе с ним и едкий, колющий в горле запах лекарств, каких-то цветов. Нацу, закашлявшись, бессильно садиться на деревянные ступени, оперевшись спиной на лавку, где ровным рядом стоит в железных вёдрах речная вода. Драгнил, косо взглянув на дверь, опустил руку в воду, резким движением брызнув её себе в лицо, стирая те кровавые разводы со лба и прядей волос. Кожа неприятно горит, как от ожогов, и он засохшую корку крови сдирает ногтями, оставляя яркие полосы, но не чувствует боли, не замечает её, игнорирует.

Хэппи выглядит совсем обеспокоенно, сжимает в лапках платок Хартфилии и смотрит на Нацу так, будто сейчас заплачет... горько, громко, чтобы его услышали и успокоили. Нацу притягивает его к себе, крепко обнимая, прижимая всё дрожащее, содрогающееся от страха существо к своей груди, обещая, во что бы то ни стало защитить, уберечь. И Хэппи тянется к нему, всеми силами впивается коготками в куртку и кожу, надеясь всегда быть таким важным, необходимым, любимым. Хэппи боится одиночества, не выносит скуки и печали, поэтому, чтобы избежать этих страхов, становиться шутом для других. Главное улыбки, главное веселье, главное смех. Главное, чтобы улыбался он сам, главное, чтобы рядом был и смеялся Нацу, главное, чтобы рядом была и шутливо грозила им пальцем Люси.

— Нацу, она ведь поможет Люси? — наивно поднимая тёмные глаза на Драгнила, задаёт терзающий его душу вопрос Хэппи, не отрываясь, сильнее сжимая когти. Он хочет знать, он хочет убедиться, что не только он сам верит в хорошее. Они ведь с Нацу похожи характерами, действиями и потому мысли у них должны переплетаться. Хэппи всем своим существом свято верит, что через минуту, возможно, две, Целительница выйдет, слегка устало стирая пот со лба, и с улыбкой, строго, как и всегда, скажет быть осторожнее впредь. Хэппи пытается верить в это, убеждает себя каждую минуту, силой выталкивая из сознания те ужасающие его картины, крепче, насколько позволяет его сила, сжимая платок.

— Конечно, я уверен, — почти спокойно проговаривает в ответ Нацу, и Хэппи то ли из-за слёз, то ли из-за своих страхов и мыслей не замечает дрожь, пронзившую тело Драгнила. Нацу вздрагивает, позволяет Хэппи уткнуться носом в плечо, гладил по шёрстке, заботливо, по-братски целуя, хотя сам уже не был ни в чём уверен. Он же так крепко, так близко от своего сердца держал Люси. Она не шелохнулась, даже не вздохнула, через силу вдыхая в уставшие, сжавшиеся лёгкие воздух. Нацу пытался верить, но не выходило, он становился реалистом, понимая, что слишком много времени ушло, и не просто так на её коже грязными пятнами расплывалась серость, грязь. Нацу хочет верить, что с ней всё хорошо, и что на самом деле существует в арсенале Целительницы нечто невообразимое, что может оживить, но надежда уходит рушиться и просто тает. А он так же бережно, пытаясь укрыть от суровой реальности, прижимает к себе Хэппи, чувствует ответственность, чувствует, что не сумел защитить, как не пытался. И всё повторяется, по кругу, заново.