Империя. Цинхай (СИ)

- Доброе утро, - хрипло выдохнул он, погладив по волосам и щеке ту, с которой проспал несколько безмятежных часов. Как всё-таки это было странно. Много лет до этой назойливой блондинки он не засыпал ни с кем в кровати, не делил ложе до рассвета и уж тем паче после него.

- Доброе… - улыбнулась она. – Ты ненавидишь Николаса? Он же тебя побеждает, - потыкала она пальчиком в тату. Сандо засмеялся, снова сомкнув веки. Он никуда не торопился! Он готов был ещё полежать с ней, и от этого Николь возрадовалась сильнее прежнего.

- Нет, смысл немного другой… Выигрывать и проигрывать в промежуточных боях, соревнованиях, мелких драках – это одно, а побеждать или быть поверженным в войне, крупной и окончательной битве – другое.

- И… у тебя есть те, кого ты ненавидишь?

- Наёмникам чужды эмоции, у нас нет личной заинтересованности, нет любви, нет ненависти. – Николь с болью отвела взгляд, но сумела промолчать. Они договорились, что будет только физическая связь, что они будут скрываться ото всех, и роман этот ничего не стоит, ничего не значит, зачем же вновь поднимать тему того, что она хочет любви, хочет большего, ведь и сама готова давать это!

- Откуда же и для чего эта надпись? Если тебе неведомы чувства, - процедила осторожно Николь, не переходя на их личности. Надо говорить отстранённо, и они не поругаются.

- Когда-то были ведомы. Я ненавидел. Однажды. Когда по-настоящему проиграл. – Сандо указал на шрам в районе сердца. – Видишь? Меня победили, потому что умер один человек. Смерть – это то, что необратимо, она и только она является полным провалом и проигрышем, а до тех пор, пока Николас просто бьёт мне морду – победителей нет. Спроси его, он скажет то же самое, уверен.

- Тот человек, который умер…

- Я не хочу говорить об этом, Николь, - оборвал её грубо Сандо, приподнявшись и посмотрев на время. – Надо бы вставать и позавтракать.

- Заметь, я не предлагаю вызвать горничных, чтобы они принесли еду на двоих в постель, - не решившись настаивать, чтобы не утерять устоявшийся мир, поддержала смену темы девушка. – Смотри, как я хорошо себя веду, не напрашиваюсь, не прошу лишнего, не требую от тебя каких-то розовых соплей и романтики. Ты же не разделяешь моего желания позавтракать вместе, верно?

- Даже если бы разделял, никто не должен знать о нас, Николь, пожалуйста, это создаст много проблем. Нам обоим лучше встречаться тайно, без лишних глаз, ушей и пересудов.

- Да какое «о нас»! – скрестила на груди руки Николь и откинулась на подушку, поскольку Сандо выпустил её. Глядя на её надувшееся лицо, он умилённо приподнял брови, любуясь злобной и мстительной китаянкой, выжимавшей из себя, из последних сил, кротость и покорность. – Между нами когда-нибудь что-нибудь будет? Ты водишь меня за нос.

- Кстати, как раз об этом я и хотел с тобой поговорить. – Сандо лёг обратно, без сантиментов схватив пальцами за лицо Николь, сжав её щёки и завладев сложенными в недовольный узел губами. Жаркий и властный поцелуй за секунду растопил весь лёд и снял оборону ершистой крепости. – Ты дала мне понять, что твои чувства достаточно глубоки, и не ограничиваются пустой похотью…

- Забудем об этом…

- Нет! Николь, я хочу, чтобы ты поняла, что чувства не выражаются только сексом. Я хочу, чтобы ты, если испытываешь ко мне что-то, научилась находить приятное в сотне других мелочей, а не озабочено бегать, подыскивая кусты для спаривания. Ты понимаешь меня? – Девушка растерялась.

- Что ты имеешь в виду?

- Что ты должна научиться разговаривать со мной, проводить со мной время, слышать меня, чувствовать меня и разделять со мной не только постель. Ты должна понять с моей помощью, что мужчина – это не фаллос, он им не ограничивается, даже если начинается и кончается этим органом. Научись уважать того, кого жаждешь поиметь, и мы переспим. – Николь округлила глаза, забыв как произносить слова. Уважение, разговоры, чувства! Она о таком давным-давно и не мечтала, лет в двадцать точно перестала искать в мужчинах что-либо, кроме возможного партнёра, который смог бы удовлетворить. Она и брак рассматривала для себя только в одном ключе – чтобы трахаться было не противно и, желательно, не наскучило быстро. Какие к чёрту разговоры? Разве с мужчинами есть о чём разговаривать? Они не слушают женщин, и постоянно говорят об интересном только им самим. – Ты поняла меня, Николь?

- Сандо, если наши свидания будут проходить урывками и украдкой, то о чём идёт речь?!

- О том, что мы не животные, которые будут присовываться по углам. Или ты не согласна?

- Согласна, но… мы же такие разные! Едва мы начинаем болтать, как ссоримся и орём.

- Если мы настолько не подходим друг другу, не вижу смысла трахаться, Николь.

- Нет-нет, я не это хотела сказать! – испугано замотала она головой. Сандо засмеялся и забрался на неё, поглаживая светлое лицо. От смеха в уголках его глаз прорезались морщины, придавшие ему больше мужественности и зрелости. Белоснежные зубы на тёмном лице вызывали бешеное сердцебиение у Николь. Они вновь поцеловались, утрачивая ощущение пространства и времени. Обхватив его поясницу ногами, девушка с удовольствием бы стянула с них нижнее бельё и перешла к главному. Но руководил их отношениями Сандо, и Николь, прежде пытавшаяся доказать всем, и самой себе в первую очередь, что сумеет распорядиться собственной жизнью и даже указывать другим, почему-то с удовольствием отдала всю инициативу в руки Сандо, готовая подчиняться, соглашаться и следовать за ним по указанному курсу. По пятам. Хоть на край земли.

Наёмник оторвался от коралловых губ и, поцеловав скулы, приподнялся на руках, рассматривая с каждым днём всё более близкое и… дорогое лицо.

- Почему вашего отца называют Уйгуром? Ты же вроде китаянка на все сто.

- Не на сто, на семьдесят пять, примерно, - уточнила Николь. – Мать нашего отца, бабушка, была уйгуркой, ну, а поскольку он вырос среди них, знает их язык и обычаи, то кличка прицепилась сама. Он уйгур наполовину, наша с Николасом мать тоже китаянка, поэтому, выходит, в нас четверть уйгурской крови. – Сандо приятно удивился той готовности рассказывать о себе и семье, какую продемонстрировала девушка. Врёт и сочиняет, или бескорыстно и бездумно открывается, надеясь, что за искренность воздастся?

- Ваш отец, значит, коренной синьцзянец?

- Только по матери. Дедушка пришлый. Я его видела, когда была совсем-совсем маленькой. Он родился где-то в Шэньси или Ганьсу, точно не знаю, о нём множество баек и сказок у нас в семье ходило.

- В самом деле? Например?

- Ну… например, ты знал, что у Мао Цзедуна во время гражданской войны в Китае, от третьей жены, было потеряно двое детей? В вечных походах коммунистической Красной армии, он не мог заботиться о них и возить с собой, поэтому отдал на воспитание крестьянам. Когда война закончилась его победой, спустя почти пятнадцать лет, их следов было не отыскать. Отец часто говорил, что одним из этих потерянных ребятишек и был дедушка. Представляешь себе? Прямой наследник самого Мао!

- Занятная история, - хмыкнул Сандо, проникаясь замахом и авантюризмом Дзи-си. – А доказательства или хоть что-то в пользу этой легенды имеется?

- Младший брат Мао – Цзэмин, работал проректором в Синьцзянском университете в сорок втором году, кажется. Говорят, он с собой мог привезти своих племянников, и вовсе они не были потеряны. Одним словом, кто хочет верить, тот находит возможности и подтверждения.

- А ты? Хочешь быть правнучкой Великого Кормчего?

- Плюс к тому, что уже дочь Великого Китайца? – звонко захохотала Николь, лучась несерьёзностью и неподдельным кокетством. Сандо на долю мгновения стало совестно выпытывать из неё все имеющиеся сведения под видом праздного любопытства. Когда рассеивался дурман подозрительности, внушающий, что Николь коварная шпионка, виднелся ребёнок, девчонка, мелкая и взбалмошная, хрупкая и вздорная, которую ничего не стоило перебросить через колено и отшлёпать. Но больше хотелось обнять и приласкать, заверяя, что от вредного и недостойного мира у неё теперь есть двуногое и беспощадное, неподкупное ограждение.– У меня даже родинка почти в том же месте, что у Мао. У единственной из всех нас, братьев и сестёр, - продолжала веселиться Николь, тыча теперь на свой подбородок. – Я бы предпочла императорскую кровь в своих жилах, она древнее, и аристократичнее.