Империя. Цинхай (СИ)

- Если надумаешь выступить донором, никому разницы не будет, какой титул имелся или не имелся у твоих предков. Лишь бы по группе подходила.

- Вот взял и обесценил всё прекрасное!

- Неправда, - придавил её к постели сильнее Сандо, опять принявшись целовать лоб, веки и щёки, указанную крошечную родинку, которую заметил с первого взгляда. Бродя губами вокруг губ и заигрывая, вольный брат дёрнул головой от попытавшейся укусить его раздразнённой девушки, клацнувшей зубами в воздухе, за что получила, наконец, поцелуй с лёгким укусом. Со стороны, вероятно, они на самом деле походили на зверей, пусть даже Сандо и собрался отучить Николь от животных привычек. Но сталкиваясь наедине, они дичали, цапаясь, кусаясь и рыча. – Ты прекрасная, и очень ценная. Сама по себе, без папы, дедов, далёких предков, братьев и мужиков вокруг.

- Так не говорят, когда ничего не испытывают. – Николь схватила его ладонями за лицо, остановив перед собой и уставившись ему в глаза, настойчиво и рьяно. – Сандо, почему ты со мной так нежен? Это жалость? Ты же наёмник, у тебя не может быть жалости. Тогда почему все твои речи полны тепла и доброты по отношению ко мне? Ты не можешь не любить меня! Признай!

- Но и любить не могу, - честно и прямо, так и глядя в глаза, сказал мужчина. – Я не вижу причин, почему бы не подарить тебе удовольствие и радость? Я научу тебя быть женщиной и любить мужчин, тебе это пригодится.

- Мне без тебя других мужчин не надо, - предупредила Николь, обвив его шею и прижавшись к нему порывом боящейся обронить хрупкую драгоценность. Поскольку Сандо попытался встать, но на нём повис груз, он лишь сел в постели, и девушка оказалась сверху, сидящая на нём всё с теми же сцепленными на его пояснице ногами. Уткнувшись в его плечо, зарывшись в своих и его волосах, Николь опутала руками его шею плотнее и туже. – Не уходи ещё немного.

- Сколько?

- Немного, - повторила без конкретики девушка.

- Обезьянка, я хочу есть.

- Меня съешь, - чувствуя под собой восставшую твердь, отболталась Николь, не собираясь слезать с мужчины. Ей было ужасно приятно сидеть на его возбуждении и осознавать, что она желанна.

- Не могу, мне не с кем тогда будет заниматься сексом.

- Ты и так им со мной не занимаешься.

- Всему своё время. – Сандо ощутил, как сжимаются и каменеют все конечности Николь. – С тобой всё в порядке?

- Нет, всё гораздо хуже, чем я думала.

- В смысле? – Собрав в ладонь светлые пряди, наёмник приподнял их, оголив шею, и поцеловал в неё. Под приглушенным тюлем солнцем, в прохладной из-за этого спальне, спасённой от жары, в скомканной постели, обвившей их тела сбитым гнездом бордового одеяла, Сандо и сам не думал, что есть хочет сильнее, чем сидеть вот так, ощущая, как тонкая материя мешает ворваться в худенькую девушку, сидящую на нём. Ему всё сильнее нравилось её щупать, трогать, гладить, целовать, вертеть, называть в мыслях своей и претендовать на её невинность. И куда только делось отторжение к тощей заднице и плоской груди? Ему решительно плевать на размеры, это даже как-то… укрепляет в нём решимость. Словно скала рядом с камушком, он мог сделать с ней всё, что угодно, хоть поднять одной рукой. Пусть он и не был очень высокого роста, но мощи хватало. Его тренированные бёдра тоже были узкими, по-мужски, но по сравнению с Николь Сандо смотрелся широким. И всё-таки, уплывая от удовольствия под лёгким тельцем, приникнувшим к нему в поиске любви, он ждал ответа.

- Ты возбуждал меня и притягивал. Я считала, что нашла того, с кого начну свою интимную жизнь, с кем пересплю ради удовольствия, а теперь… - Сандо не стал торопить, дав Николь самой набраться смелости для заявления. – Теперь я не представляю, как после тебя с кем-то буду? Хотя ещё и с тобой не была. Но мне никогда не было ни с кем так… надёжно. А тебе?

- Мне без разницы.

- Не ври! – отстранилась Николь и ударила его по плечу. – Ну как же без разницы? Ты со всеми спишь без секса и доводишь их до оргазма, не получая ничего взамен? – Сандо сдался, с ухмылкой опустив глаза. От сарказма его щёки втянулись, задерживая внутри рта слова, которых не хотелось произносить. – Я вижу, что такого у тебя ещё не было.

- Да, не было. Но не думай, что мне тяжело будет расстаться. Я не уверен, что ещё способен привязываться.

- Только не пробуй расстаться со мной, чтобы проверить! – Николь зацеловала его лицо, запутывая пальцы в чёрных волосах наёмника. Предел сексуального вожделения подкрадывался, и ему пришлось плавно и осторожно снять её с себя, кладя на постель, а самому из неё выбираясь.

- Я никуда отсюда не денусь, Дракон оплатил мне охрану его сестры до января.

- Значит, полгода у нас точно есть? – спросила Николь, но вроде бы не у мужчины, а так, риторически.

- А ты сама никуда не уедешь?

- Куда мне ехать? Университет я закончила, на работу не устраивалась, в Синьцзян не тянет. Я свободна! – Сандо быстро оделся, подкравшись к двери и приготовившись незаметно выскользнуть. Ему нравилось даже это - оттачивание сноровки в преодолении препятствий и умении быть невидимым. До чего разгоняет кровь азарт, и вся эта секретность! Впрочем, пожалуй, большой трагедии не будет, если о них узнают, но лучше держать в неведении Эмбер, Эдисона, Энди, и драконов, а то ещё подумают, что нанятый ими воин переметнулся к Дзи-си! Да и вольный брат в отношениях – это конец репутации, конец авторитету. Его быстро отзовут на Утёс богов, чтобы вправить мозги. – Сандо, - позвала Николь и он обернулся. – Знаешь, чего мне страшно?

- Чего?

- Что если мы расстанемся, то я просто умру. И это меньшее из зол. Ведь если я в тебе разочаруюсь, и ты тоже, как все, окажешься обычным, тупым и эгоистичным мужиком, тогда жизнь просто обессмыслится. Тогда получится, что настоящих мужчин вообще не бывает. Что мне останется делать? Я тогда тоже умру. Жить без надежды, зная, что любви и чего-нибудь вроде неё, прекрасного, не существует – ужасно. Не хочу.

- Не говори глупостей, - поморщился Сандо и, прислушавшись к звукам коридора, скрылся за дверью.

Николь притянула одеяло к груди, сжимая его в кулаках. С щелчком двери всё померкло. К ней вернулась серая и пустая судьба, без пыла, страсти, желаний, без веры в лучшее. Ей самой не понравилось то остервенение, с которым зациклилась её жизнь на Сандо, но до встречи с ним, до осознания того, насколько он ей нужен, она давно пребывала в какой-то сумеречной тоске. Вялая депрессия и апатия, перемешанная с цинизмом, но не добротным, натуральным, или хотя бы защитным, а таким, который искусственно натягиваешь на неприсущий себе материализм, тоже взятый взаймы у общества, чтобы хоть как-то оправдать белиберду, творящуюся с собой и вокруг. Сандо стал лучом света, неважно, что думал и испытывал он сам… То есть, нет, конечно важно, но только по отношению к ней, Николь необходимо было, чтобы он тянулся к ней, любил её, а насколько он хорош в абстрактных понятиях зла и добра – ей всё равно. Убийца, насильник, вор, палач, маньяк – кем ещё бывают наёмники? Пусть хоть сто человек вырежет и умоется кровью, только пусть будет с ней, вот таким же чутким и заботливым.

Завалившись на спину, Николь не могла, как мечтала, сучить ножками, хихикать и радоваться, что заполучила возлюбленного. Она никогда не умела быть уверенной, не доверяла ожиданиям и предчувствиям, не ждала того, что само собой всё повторится. Почему в фильмах все влюблённые героини сразу становятся счастливыми и их планы реализуются? Это фантастика. В настоящей жизни каждое свидание с мужчиной, даже близкое к идеальному или идеальное, может быть последним. Почему? Потому что мужчины – непредсказуемые скоты. Да, именно они, а не женщины. Николь ещё не до конца убедилась в том, что Сандо не такой, что он не поступит с ней так же, как другие, которые по-бабски набивают себе цену и откладывают звонок или встречу, которые прячут свои чувства, как девицы, которые заводят сразу несколько романов и путаются в них, а потом болтаются, как говно в проруби, мол, разгадай меня такого всего загадочного, я же похититель сердечек. Тьфу! Николь ещё только предстояло узнать, что собой представляет Сандо, не раскрыть его золотую сущность, но ощутить её в полной мере: весомость и обязательность его слов, исполнимость всех обещаний, неумение и нежелание распыляться на нескольких женщин, постоянство, преданность и много чего ещё. Но знакомиться с чем-то одно, а доверять этому - другое. Младшая дочь Дзи-си видела слишком много плохих примеров, в том числе и собственного отца, который мог и ударить своих женщин, в том числе покойную их с Николасом мать. Это было последний раз давно, очень давно, когда Николасу исполнилось лет семнадцать, а ей, стало быть, около семи. Стоило ему повзрослеть и обучиться мастерству боя, отец уже не рисковал злить сына, поднимая руку на его мать. А вот других любовниц поколачивал, кроме матери Джексона. Николь видела её несколько раз мельком, почти ничего о ней не знала, кроме того, что эта женщина стала, почему-то, последней у непостоянного и всю свою жизнь ветреного Дзи-си, охочего до смены фавориток чуть ли не еженедельно. Кто она, как это сделала? На всякого ли мужчину находятся какие-то женские чары, которые меняют и приручают? Нуждался ли Сандо в том, чтобы его изменили и приручили? Мог ли Сандо когда-нибудь ударить её - Николь? Он умел злиться, она видела это несколько раз, но он вообще не выходил из себя, не срывался, не кричал. Даже когда она бросалась на него, он только стоял и терпел всё. «Так не бывает, - лёжа, думала Николь, кусая губы, - просто не бывает. Он не переспит со мной. У нас ничего не получится. Или он окажется очередным козлом. Я не верю в хороший конец этого, я даже не верю в то, что мне было хорошо ещё пять минут назад! Как только он исчезает из моего поля зрения, я хочу лежать и плакать, потому что будто теряю счастье безвозвратно. Сколько по времени он должен провести со мной, какую дозировку Сандо мне принять, чтобы я успокоилась и ощутила уверенность в том, что мы вместе, что он рядом, что он будет возвращаться?». На это ответа не было, и не оставалось ничего, кроме как плыть по течению, а для такой нетерпеливой особы, как Николь, бездействие и ожидание сами по себе являлись пытками.