Орлиное гнездо (СИ)

- Найди ее сам!

Андраши кивнул.

- Хорошо, - сказал он, точно только того и ждал. – Мы обыщем дворец, а если не найдем короны, спросим с тебя! Взять его! – с неожиданной свирепостью приказал он своим воинам; Раду Дракулу тотчас схватили за руки. Он не сопротивлялся.

- Отведите его покамест в дворцовую тюрьму, но обращайтесь хорошо. До поры до времени, - многозначительно закончил Андраши, взглянув на валаха. Он взмахнул рукой. – Прочь его!

Раду Дракулу увели; он временами спотыкался и подволакивал ноги, повисая на руках стражников, точно привычно доверяясь чужой опеке, но больше не бранился и не упирался.

Корона отыскалась в скором времени – в тронном зале, под самим троном, занавешенная его камчатным покровом. Что хотел показать этим Раду Дракула? Конечно, не спрятать венец, - это было бы глупо, чего не мог не понимать даже и такой правитель; должно быть, Раду хотел напоследок показать, что волен поступить с этим знаком высшей власти как угодно. Какой детски восточный жест!

Для Белы Андраши наступил миг высшей радости – высшего блаженства, сравнимого с любовным торжеством над избранницей. Валахия принадлежала ему!

- Валахия принадлежит мне, - прошептал он, страстно глядя на свою подругу.

- Будет принадлежать, государь мой, - если только тебя коронуют. Ведь ты еще даже не православный христианин! – заметила Иоана: теперь настал ее черед урезонивать разгорячившегося соратника.

Он повернулся к ней, грозный, исполненный величия, - и они посмотрели друг другу в глаза. Иоана сухо улыбнулась.

- Как - ты по-прежнему желаешь перекреститься в православную веру на глазах у всех людей Тырговиште? Или будешь угрожать архиепископу мечом?

Андраши долго молчал.

Потом он положил руки ей на плечи, и лицо его смягчилось; их лбы соприкоснулись.

- Нет, Иоана, - тихо сказал он. – Угрожать не потребуется. Я христианин, а это здесь теперь главное!

Венгр помедлил.

- Иоана, я сейчас соберу людей и пойду в Бисерика-Домняскэ. Говорить с Божьими слугами. Они услышат меня.

Андраши прервался, а потом улыбнулся ей и поцеловал в лоб.

- Дорогая, поручаю тебе столь же важное дело – подыщи для нас наряды, в которых мы можем обвенчаться. Думаю, в дворцовых кладовых еще достаточно платьев, которые подойдут для такого случая!

- Теперь платья не так важны, как важна суть, - страстно сказала Иоана, сжав руку в кулак. – Ныне как никогда важна суть!

Она стояла перед ним в своих черных доспехах, с мечом в руке – изумительное, небывалое видение языческого прошлого или знамение самых грозных для христианства времен.

Андраши улыбнулся – ласково, печально, само благородство и мудрость, сошедшие с небес.

- Платья всегда были - и остаются очень важны, любовь моя.

Платья отыскались без труда – та христианская челядь, которая еще уцелела в палатах господаря, охотно показывала победительной посланнице Венгрии, где найти все, что нужно. Одежды, принадлежавшие братьям, отцам и дедам князей из рода Басарабов, не уступали, а то и превосходили богатством и тонкостью отделки наряды венгерских королей. Валахия славилась восточной любовью к яркости и пышности одежд, заставляющих тех, кто низок и черен, склоняться перед тем, что им недоступно, и лежать во прахе.

Лучшая парадная одежда, которая могла бы подойти человеку роста и сложения Белы Андраши, оказалась тронута тлением: но это было ничто перед черно-багряной красотой переливчатого бархата и атласа, блеском камней, золотом и серебром трансильванской вышивки. Нашлось и платье для невесты – светлое, с золотом и серебром, совершенно целое, и сшитое точь-в-точь на Иоану.

У нее екнуло сердце при мысли, что в этом самом наряде могла венчаться горемычная Елизавета, которая была так же сложена, как и она, и почти такого же роста.

Будущая государыня позвала слуг и приказала приготовить ванну – себе, а как возвратится ее жених, то и ему. Душистое мыло, масла и благовония, которые, по-видимому, очень любил Раду Красавчик, нашлись в избытке.

Когда возвратился Андраши, он увидел Иоану благоухающей, прибранной, с косами, свившимися кольцами на висках и прикрытыми тончайшим белым покрывалом, в женском платье из богатого зеленого шелка, который очень шел к ее глазам. Такая перемена несказанно обрадовала его. И у него нашлось, чем порадовать невесту.

- Архиепископ только спросил – христианин ли я, - произнес венгр. – Я поклялся в этом на кресте и на Библии. Я сказал, что у меня православное сердце, и предъявил перстень Дана и печать моего короля.

Он в волнении прервался.

- Владыка пресек мои дальнейшие слова, сказав, что считает это достаточным для полного признания моих прав, – прибавив, что после Раду Красавчика готов помазать на княжение и не такого благочестивого и благородного человека, как я…

Иоана рассмеялась.

- Прими ванну и оденься, как это подобает, государь, - сказала она. – Думаю, ты сегодня же станешь князем, а следом за этим и моим мужем!

Коронация была не так торжественна, не так всеохватна, как мечталось до сих пор Иоане, - лился свет сквозь разноцветные стекла собора, раскачивались кадильницы в благовонном дыму, тянули славословия низкие голоса певчих, но собор не был полон и наполовину. Пришли все их валашские бояре, которыми позволили это раны, явилась и горстка знатных людей Тырговиште; также пришли и католики – из военачальников Андраши. Но даже все вместе эти дерзкие высокие господа составили совсем небольшую армию.

Албу тоже стоял здесь, хотя ему было худо и сильно болела голова, – но торжества своей княгини он пропустить никак не мог.

Помазание Белы Андраши не было народным торжеством, народным делом. Над этим народом власть в смутные годы сменялась слишком часто, и вера властителей слишком разнилась, чтобы войти к простым людям Валахии в сердце. Из всех князей последних лет овладеть сердцами подданных смог только Влад Дракула – и беспощадною своей любовью к людям, и страхом перед собою, и страданием за всех…

После того, как на победителя была возложена корона и все пали перед ним на колени, свершилось и его венчание: тогда на колени стал он сам, рука об руку с боярской дочерью, по праву разделившей с ним честь и славу.

На головы им возложили венки из золотых листьев – и Иоане вместо сияющего счастьем лица супруга представлялся лик Иисуса: помолодевшего, потому что Бела Андраши сбрил бороду, оставив только усы, в венце славы вместе тернового венца; еще лучше, еще краше Спасителя. Он поцеловал ее, подняв покрывало, и Иоана засмеялась и заплакала сразу…

Потом все отправились во дворец и сели за пиршественный стол – совсем скромный стол; но они не сознавали, что едят, что пьют, а только глядели друг на друга и улыбались с выражением людей, очутившихся во сне. Никто, казалось, до конца не верил, что это взаправду.

В брачном покое для государя и государыни приготовили пышное ложе, льняные простыни и шелковые покрывала, застилавшие перину из гусиного пуха. По углам кровати, в изголовье, горели свечи.

Иоана задолго до ночи осталась одна – в длинной шелковой рубашке, в сафьяновых восточных туфлях, новобрачная долго расчесывала волосы; она то садилась на ложе, то вскакивала и снова принималась расхаживать по спальне. Иоана простирала руки, будто бы обнимая желанную грезу, ощущая на своих устах поцелуй любви… потом роняла руки и опускала голову, принимаясь не то браниться, не то молиться. О, как ей было томно, трудно!

- Поскорей бы ты пришел! Или вовсе не приходил, мука моя! – шептала она, сжимая кулаки. Какие неженские руки! Какая доля!

Двери со скрипом отворились и снова затворились.

Иоана вздрогнула и отступила от человека, приближавшегося к ней с пламенем во взоре. Когда Бела Андраши подошел на расстояние нескольких шагов, она медленно подняла руку и наставила ее ему в грудь; ее супруг и государь замер, и они взглянули друг другу в глаза.