Цена победы (СИ)

Мятежный чувствовал огромную силу огня, переполняющую его и смешивающуюся с его собственной, холодной как лёд и тёмной как сам мрак пустоты, создавая новую, неимоверно-могущественную . Чувствовал силу того единственного, кого он хотел защитить любой ценой, ради кого был готов на всё, того, кого навсегда потерял, того кто был предан и верен ему до конца, доверяя больше чем себе самому, того кто оставил всё что имел, приняв его сторону, того кто не побоялся расщепить своё феа ради него, положив свою жизнь на алтарь победы. Ради него, Мелькора—жестокого, мрачного, однажды уже причинившего боль и предавшего, сначала бросив раненного, истекающего кровью с разодранной Валинорским Псом шеей, а потом и наказав за потерю Тол-ин-Гаурхот.

Мелькор как на яву помнилто навождение, затуманившее его разум, заствляя причинить боль самому дорогому и любимому, и заслуженно винил себя в этом уже на протяжении долгих столетий. Помнил как к нему прибыл верхом на варге посланец, сообщив о поражении Гортхаура и потери стратегически-важной крепости, как отправил нескольких орков за тёмным майа в уже отравленный ядовитой кровью лес лишь через неделю, зная на сколько тот слаб и как тяжело ранен, и как пришли Лютиэн с её проклятым смертным, укравшие сильмарилл и поцарапавшие его щеку острым кинжалом. Помнил как спустя сутки поисков к нему буквально принесли Саурона с разодранным в лохмотья шеей, неспособного говорить из-за повреждения связок, захлебывавшегося не останавливающейся с той самой битвы кровью, и как в приступе гнева из-за потери этого чертового сильмарилла, несмотря на его состояние, жестоко наказал, затем кинув в темницу. Но он простил. Утешал, отрицая очевидную вину, дабы его Хозяин не печалился . Простил всё и любил крепко и самоотверженнно на столько, что отдал ему все свои силы, не оставив в момент слабости даже по приказу. Несомненно с того момента прошло много времени, и как только гнев отступил, пришло осознание и чувство вины за фактически предательство любимого, когда тот был так слаб и нуждался в поддержке, которое тёмный вала не забыл до сих пор, но которое забыл сам Майрон, лишь иногда рассматривавший уродливый шрам, пересекающий тонкую бледную шею, оставшийся несмываемым, вечным напоминанием о том поражении .

Словно в трансе Мятежный, весь перепачканный в крови поднялся с колен на ноги и мелдленной, морачной тенью направился в Ангбанд. Тёмные, тускло-освещенные коридоры сменяли друг друга, петляя в широких залах с высокими потолками. Мятежный молча, как будто покинув хроа и погрузившись куда-то глубоко, дошел до тронного зала, где неподвижны изваянием замер на чёрном троне, отдав лишь один приказ — не тревожить его ни при каких обстоятельствах, даже если крепость рухнет. Столь ужасающе-безэмоциональным и печальным был его взгляд, что никто не смел нарушить его повеление.

Несколько суток Мелькор не сходил с этого места, не ел, не пил и не спал, лишь неповижно силел, устремив свой взор в одну точку и погрузившись в раздумия и тоску. Часы проходили как в тумане, накрытые дымкой отчаяния, безысходности и непрерывной боли утраты, теряя всякие границы, оставляч лишь страдания.

Внезапно прилочнувшись от раздумий, Мелькор встал с трона, решив пройтись по замку. Двери просторного зала захлопнклись за его спиной , а перед взором начали мелькать знакомые коридоры, похожие на тоннели с каменными стенами и потолком, местами увешанные флагами и коврами, искустно вытканными пленными эльвами. Ноги сами понесли темного вала по згакомому маршруту, переходя по запутанным залам из комнаты в комнату .

И вот Мятеджный сам не заметил, как оказался перед тяжёлой дверью из красного дерева, украшенной золотыми и серебрянными завитками чудесных в своей искусности узроров. В просторной комнате всё стояло на своих местах, давно бережно разложенное мягкими, нежными, несвойственно тонкими для мужчины руками огненного майа, любившего порядок во всём, даже в мелочах. Широкая кровать, занимавшая добрую четверть пространства, была аккуратно застелена тёплыми шкурами.

На рабочем столе лежали сложанные в ровные стопки книги, наброски с чертежами разных кузнечных изделий и свитки заклинаний на тёмном наречии. Отдельно от всех вещей лежали перо и стопка бумаг , любезно преготовленных для Мелькора, содержащие скорее всего важные организационные моменты в крепости. Майрон часто собирал своему господину все необходимые бумаги и указы, из-за не желания Мелькора обращать внимание на мелочи.

Над кроватью были прибиты две полки. Первая была ухоженной и уставленной книгами, безупречно рассортированными по дате, автору и названию . Другая была в пыли и с нагромождением книг и свитков, никак не связанных и разбросанных.

У стены стоял большой шкаф с дорогими одеждами, бережно подготовленными тёмным майа. Все покои создавали образ порядка, местами разбавенного хаосом искажения, внесенным Моринготто, который впрочем лишь дополнял и красил атмосферу просторной спальни.

У замеревшего и окидывавшего помещение взглядом Мелькора снова выступила редкая, скупая слеза, скатившаяся к подбородку, пересекая щеку, покрытую глубокми шрамами от когтей орла Манвэ. Всё в когда-то их общих покоях напоминало о Майроне. Ещё совсем недавно он сидя за этим столом читал свои мудреные, слегка занудные книги или чертил новые прекрасные эскизы, которые потом с упоением воплощал в жизнь, с головой погружаясь в процесс, так как любил своё первое ремесло и творчество, которое проявлял буквально на каждом шагу, украшая каждую, даже самую мельчайшую деталь причудливыми узорами, чаровскими рунами и драгоценными камнями. Совсем недавно он крутился перед этим зеркалом, выбирая подходящий наряд, коих было много, и каждый из них был по своему прекрасен и ярок. Совсем недавно он порывался убрать беспорядок с полки Мелькора, который запретил трогать хотя бы её.

Месденно и устало Мелькор лег на кровать и не раздеваясь и провалился в беспокойный сон.

Открыв глаза, Моринготто стоял во мраке. Вернее даже в пустоте, окутывавшей его, поглотившей всё, даже время, оставляя лишь ничто, как тогда, до Айнулиндалэ и сотворения Арды, когда были лишь разрозненные, но чистые, незапятнанные айнур и Высший Творец—Эру в чертогах безвремения. Но в это раз он был один . Не было ни бесплотных собратьев, необремененных физическим обличием, ни Творца, ни даже обыденной пустоты .

Мятежный долго стоял на месте, вслушиваясь в тишину, но вдруг увидел аловато-золотое свечение. Сначала он медленно двинулся по направлению к странному свету, затем шаг превратился в бег. В темноте из сияния начал прорисовываться прекрасный и до боли знакомый силуэт.

—МАЙРОН!!!—неудержавшись крикнул тёмный вала.

Силуэт развернулся озоряя всё свечением глубоких цетриновых глаз. Это и вправду был он. Невинный и чистый, как в те далекие эпохи, ещё до появления времени.

Артано стоял неподвижно, грустно глядя в сторону приближавшегося Мелткора. Тёмный вала бежал со всех ног, забыв про всё, глядя лишь на столь любимый образ. Казалось расстояние не уменьшалось, а лишь увеличивалось , но приложив старания и отогнав нетерпение, Моргот подбежал к своему ученику остановившись в двух шагах от него и счастливо всматривался в родные черты.

Майрон, стоял недвижим словно полупрозрачная-светящаяся тень. Но вдруг его сомкнутые в печальной улыбке губы приоткрылимь и он заговорил:

—Владыка…—единственое слово.

Майрон сократил расстояние ни нежно обнял своего господина. Мелькор не мог поверить в происходящее, но нахлынувшие эмоции смыли все сомнения, захлестывая сознание словно большая волна. Он крепче прижал хрупкое, светящееся тело майа, который казалось снова очистился. На шее не было уродливого шрама, глаза нова сияли, губы как прежде были розовыми и нежными, кожа перестала быть мертвецки бледной, возвращая себе здоровое сияние. В образе не осталось и следа от того ужасного момента, когда обессиленный Майрон умирал, истекая кровью на вершине древного вулкана.