Орлиное гнездо (СИ)

- Понравился, - ответила она серьезно. Потом улыбнулась: бедняжке было страшно. – А что нужно больше?

Раду рассмеялся от души.

- Нужно много, много больше, голубка, - но это ты еще узнаешь. Вы будете хорошо жить.

Потом стали готовить свадебный пир – в доме жениха, конечно, потому что дом невесты был слишком далеко, по ту сторону границы!

В день свадьбы Иоана вышла особенно ярко и дорого разодетая, под тончайшим шелковым покрывалом, ниспадавшим до колен. Она с непривычки не слишком хорошо видела под ним, шла нетвердо; отец вел ее за руку. Скоро он обрадовался, что дочери плохо видно.

Впереди маячил черный от крови кол со вздетым на него безобразно скорчившимся мертвецом – ему насквозь проткнули живот. Висел казненный недолго – вчера его место было пусто. Значит, и скончался он быстро.

Однако жара и время сделали свое дело – мужчины укрепились и ничего не сказали; а невеста, когда ее достиг трупный смрад, пошатнулась и спросила:

- Что?..

Тут же она замолкла, все поняв. Пошла вперед, как овечка, опустив голову; Кришан мог только пожать дочери руку, и куда слабее, чем ему хотелось, чтобы не повредить ее нежных косточек. Вблизи стало видно, что птицы уже выклевали страдальцу глаза. Иоана отворотилась, несмотря на покрывало.

Какие уж тут обряды, какое веселье!

Кришан порадовался, что дочь не видела базарной площади, на которой Раду накупил гостинцев своей семье, - вот где в самом деле было не место невесте; хотя после свадьбы, хозяйкой, Иоане, конечно, придется там бывать.

За всю дорогу она больше не проронила ни слова.

У церкви они сошлись с женихом и его небольшой свитой – вернее говоря, жених уже дожидался знатную невесту там: Корнел опять почтительно поклонился красавице-боярышне, но она едва взглянула на него. Немного ожила Иоана только в церкви, когда запел хор и перед ними возник священник в золотых ризах.

Оба опустились на колени перед налоем.

Их обвенчали быстро – голос невесты звучал тихо и глухо; голос жениха тихо и трепетно, точно он не был слугою самого страшного человека на земле – или же трепетал перед святостью обряда и красотою Иоаны больше, чем перед Колосажателем.

Корнел неловкими руками поднял покрывало Иоаны, чтобы поцеловать ее, - она закрыла глаза и ощутила на своих губах его сладкие губы. Он был совсем молод, может, только на год старше ее, – и совсем свеж. Он даже еще не брился.

Теперь она была его жена, и Корнел мог смотреть на ее лицо и держать ее за руку. Иоана ощутила, что ей это совсем не так мерзит, как думалось раньше.

Но она не знала, о чем говорить со своим мужем, - и потому, застенчиво улыбнувшись ему, опустила покрывало опять; он же большего и не просил, и вовсе смутился. Точно ли орел? Голубь!

Молодые в сопровождении родни и друзей направились в дом жениха, где сели за праздничный стол. Корнел и Иоана сидели рядом, ощущая теплоту плеч друг друга; и чувствовали, что у обоих горят щеки. Молодая жена не поднимала глаз – и думала изумленно: как все это так быстро совершилось? Как она оказалась неразрывно связана с человеком, который, возможно, ужасен, зверь?

Хотя разве отдал бы ее отец за зверя – отец, которому она как порошинка в глазу?

Наконец пир окончился; и настало время молодым идти в опочивальню. Она встала вместе с мужем, и они поклонились гостям. В народе, по обычаю, молодая жена отказывалась сразу входить в спальню – и тогда мужчины поднимали ее и вносили внутрь под руки; и теперь Иоана поняла, почему требовалось насильничать. У ней самой сейчас ноги не шли…

И, как в народе, сильные мужские руки подняли ее и внесли через двери; это были руки рыцарей, и они отдавили ей плечи.

Муж оказался рядом с нею, дверь за ним закрылась.

Иоана не знала, что делать, что говорить, – только стояла перед ним, и ей было страшно. Корнел тоже не знал, что делать и что говорить. И тогда Иоана произнесла, указав на постель:

- Пойдем сядем вместе… Я хочу разглядеть тебя.

Он покраснел, потому что был смущен, - но послушался ее; они вместе подошли к ложу и сели рядом, на сестрино покрывало. Иоана с робостью, но и с зарождающимся восхищением рассматривала своего молодого мужа: прекрасные черты, его, наверное, нахваливали не меньше, чем ее, пока он возрастал… черные очи и густые кудри, ниспадающие на сильные плечи. Она улыбнулась ему, и Корнел улыбнулся в ответ: глаза его заиграли, как вино. Иоана вдруг подумала, что с такою же молодецкою радостью он мог смотреть на казни, что так любы его господарю.

Она, покоряясь судьбе, положила руки мужу на плечи и попросила:

- Поцелуй меня.

Иоана закрыла глаза, и снова ощутила его поцелуй – уже смелее, горячее; она ответила, и тогда Корнел привлек ее теснее. Руки его, хотя и юные, оказались такими же твердыми, как отцовские. Может быть, он тоже наставит ей синяков, обнимая. Корнел стал ласкать ее, неловко ища ее тела; отыскал ее грудь – и вдруг остановился, точно заробел. И тогда Иоана сама схватила его руку и прижала к своему телу.

Оба ощутили, как горячо бьется под их руками ее сердце, и замерли.

* В Трансильвании преобладают католики; Влад III, согласно некоторым свидетельствам, также переходил в католичество.

* Отец и дед Влада III.

* Турнул Киндия (Башня Заката) – построенная в Тырговиште при Владе Цепеше сторожевая башня, с которой возвещали о том, что пора закрывать ворота в связи с наступлением вечера.

========== Глава 7 ==========

На другое утро Иоана проснулась оттого, что онемели плечи, – Корнел слишком крепко обнимал ее; новобрачная поморщилась и осторожно выскользнула из-под руки мужа. Он только недовольно пошевелился и повернулся на бок; но лицо оставалось блаженным.

Иоана спустилась с кровати и постояла в раздумье – потом быстро стащила с себя длинную сорочку. Печально улыбнулась кровавым пятнам на ней и, подойдя к сундуку в углу, вытащила чистую сорочку и надела.

Когда она расправлялась с последними застежками и завязками длинного шелкового платья, муж пробудился. Длинные, почти девичьи черные ресницы поднялись, и он улыбнулся Иоане.

Та стыдливо улыбнулась в ответ и присела в поклоне, склонив голову.

- Доброго утра, муж мой. Хорошо ли ты спал?

- Очень хорошо, - сонным молодым голосом ответил Корнел; потом взгляд его горячо засиял, как вчера. Муж живо сел и протянул к ней руки; Иоана осторожно приблизилась, и они обнялись, и поцеловались.

- А ты хорошо ли спала? – застенчиво улыбаясь, спросил Корнел, поглаживая ее по плечам: ему было хорошо с нею, он не хотел ее отпускать.

Он был так еще молод!

Иоана улыбнулась.

- И я сладко спала. Прошу тебя, Корнел, дай мне это покрывало.

Он тут же выпустил ее из объятий, встал и озабоченно посмотрел туда же, куда и жена, - покрывало тоже запятнала ее кровь, обагрив золотую трансильванскую птицу. Работу Марины…

- Это нужно отстирать – такая дорогая работа! – проговорил Корнел.

Жена посмотрела на него и покачала головой – только сверкнули глаза-изумруды.

- Нет, муж мой, - я это сохраню как есть. Это мое, моя… наша кровь…

Иоана прошептала это с каким-то ведьминским восторгом, точно тайную клятву, точно зарок; она погладила рукою вышитый шелк, и ноздри маленького носа затрепетали. Корнел не посмел возразить. Его высокородная супруга подняла и аккуратно свернула брошенную на пол брачную рубашку; потом – покрывало. Все это положила на дно своего сундука, стоявшего в углу их спальни.

Муж уже одевался: он успел натянуть туго облегавшие сильные ноги рейтузы, поверх которых почти до колен ниспадала его просторная рубашка, и теперь убирал рубашку и оправлял по плечам кафтан. Он спешил, руки плохо слушались от волнения: Корнел был и горд, и побаивался предстать перед высоким собранием – конечно, и владетельный отец прекрасной Иоаны, и друзья его все еще были здесь, приветствовать молодых после брачной ночи и расспросить о здоровье!