Орлиное гнездо (СИ)

- Большая честь для вас, - согласился Раду, потомив хозяина молчанием несколько мгновений. – И я дам за дочерью богатое приданое, почтенный Тудор. С нею радость и достаток в твоем доме умножатся. Надеюсь, ты не отвергнешь моего предложения?

Испиреску смотрел не столько на лицо своего гостя, широко расположившегося в кресле, - сколько на его могучие руки, соединившиеся на серебряном поясе: у рукояти меча, с которым он не расставался.

Хозяин осторожно сел в кресло около Раду – потом выпрямился и посмотрел на него довольно твердо.

- Чему я обязан такою милостью, господин? Почему из всех домов ты выбрал мой скромный дом?

Испиреску был непрост – и потому Раду, помедлив, ответил:

- Я, как и ты, верный слуга нашего государя и желаю послужить ему по мере сил. А что больше я мог бы сделать для него, как не отдать величайшее сокровище моего дома?

Хозяин поклонился, прижав руку к сердцу.

- Ты мудр и благороден, господин.

- Я рыцарь, - ответил Раду спокойно, пристально глядя на него. – Рыцарство немыслимо без благородства.

Он помедлил.

- Ты согласен?

Тудор еще раз низко поклонился.

- Да, господин. Позволь поблагодарить тебя от всего сердца.

Раду учтиво склонил голову – а сам подумал: какие поистине диаволовы времена настали, что вельможный рыцарь должен ехать на поклон к простому горожанину, вчерашнему смерду! И предлагать ему свою прекрасную дочь, которой тот в прежние годы на коленях бы не вымолил!

Но Испиреску был лучшим, на что мог сейчас надеяться Раду Кришан, - он загадывал на будущее: а в будущем все прежнее рыцарство окажется под пятою неистового Влада. Боярин прикрыл глаза и возблагодарил Бога за свою удачу. Приехав к Испиреску самолично, он добился того, чего могли бы и не добиться сваты, даже явившиеся от его имени, - и посылать по такому делу слуг было… слишком ненадежно.

- Если позволишь, мы переночуем у тебя, почтенный Тудор, - а утром я хочу пойти посмотреть город… Как Тырговиште изменился за те годы, что я провел в моей Трансильвании, - проговорил Раду. – И сына твоего я желал бы дождаться от князя, расспросить – какова его служба.

Вот тут Испиреску испугался по-настоящему. Но теперь уже он не мог отказать Кришану ни в чем.

- Как тебе будет угодно, господин. Конечно: мой дом теперь – твой дом. Сейчас подадут ужин.

- Надеюсь, ты разделишь его со мной, - улыбаясь, проговорил боярин.

В эту ночь Раду уснул спокойнее, чем в предыдущую, - как ни удивительно: но теперь дело было решено, и в душе его ненадолго воцарился мир. Спальня, которую ему предоставили, выходила окном в сад, а тот – на городскую улицу. Несколько мгновений Раду чутко прислушивался – в Тырговиште было тихо и благословенно; а потом закрыл глаза и крепко заснул.

Проснулся боярин от криков.

Он вскочил, неодетый хватаясь за оружие, оставшееся при нем, - и уставился вытаращенными глазами в окно; но всю улицу закрывали выхоленные яблони Испиреску. Уж не затем ли он насадил их перед домом?..

- Что такое?..

До Раду донеслась захлебывающаяся цыганская брань, потом пронзительный женский крик… рыдания; это сопровождалось грубой мужской руганью на валашском языке. Топотали подкованные сапоги, лязгало оружие. Потом и брань, и рыдания, и вопли – все удалилось и растаяло в ароматном летнем воздухе.

- Господин!

Испиреску, тоже неодетый, подоспел к нему, точно почувствовал его сердце и спешил унять высокого гостя прежде, чем дойдет до беды.

- Это цыгане – должно быть, попались на краже, - объяснил он, положив руку на плечо Раду; тот мелко дрожал всем телом и не сопротивлялся. – Их повели на расправу…

- Сразу на расправу? – усмехнулся боярин.

Но, помимо отвращения, он ощутил какое-то удовлетворение. Наконец-то этих конокрадов смирили!

- На коней чьих-нибудь покусились, должно быть? – спросил он Испиреску. Тот неловко усмехнулся; но ему было страшно, куда более, чем он желал бы показать.

- Какое - на коней! – ответил Испиреску. – У нас теперь суд короток. В Тырговиште за самую мелкую кражу – плаха или костер. А то и вовсе, как господарь любит…

- На кол? – спросил Раду, сведя черные брови. – За самую мелкую кражу?

Его будущий сват кивнул.

- У нас не то что воровать – помыслить о воровстве теперь боятся, - ответил он.

И тут до них донеслись крики – дальние, но ужасные; дальние, но явственно слышимые для непривычного Раду Кришана.

- Жгут, - прошептал Испиреску, сжав его плечо. – И то лучше, если костер: быстро кончится…

Раду стиснул руки и низко склонил голову.

- Ложись спать, господин, - сказал ему хозяин. – Просто…

Он поколебался, прежде чем дать совет рыцарю.

- Просто скажи себе, что не слышишь этого, - проговорил Испиреску. – Я всегда так делаю!

- Обойдусь без твоих советов! – огрызнулся Кришан; взгляд его не отрывался от окна, за которым был виден только плодоносный розовый сад. Крики не прекращались.

Тудор поспешно поклонился и ушел.

А Раду еще послушал несколько мгновений – потом, стиснув зубы, лег. Ему не хотелось сейчас гадать, какой именно казни подвергли пойманных воров. В конце концов, разве не заслуживает все их богомерзкое племя подобного устрашения?

То скверно, что при Дракуле такою смертью может погибнуть любой – хоть цыган, хоть смерд, хоть боярин!

Раду повернулся на бок, спиной к окну, - через некоторое время он и в самом деле отрешился от воплей; уже устало странствовал в безмыслии… а потом и заснул снова.

Утром он проснулся в тишине.

Сразу же сел на постели и вспомнил, почему прислушивается к тишине и почему она удивляет его. “Это был костер, не иначе, - подумал боярин. – На колу, если сразу не испускают дух, мучаются куда дольше!”

Костер, благословенная скорая смерть!

Раду провел загрубелыми сухими руками по лицу, отгоняя сон. Потом встряхнул головой и, встав с постели, принялся одеваться. От намерения отправиться в город он не отказался: даже наоборот, ночью укрепился в этой мысли.

А за завтраком, выйдя из комнаты, он встретился с отроком, которого присмотрел своей Иоане. Корнел Испиреску вернулся из государевых палат.

Это был красивый ясноглазый юноша, хорошая пара Иоане, - хотя, конечно, он не мог стать рядом с нею, кроме как в такие дни. Однако Раду остался доволен своим выбором. Корнелу уже рассказали о сватовстве – и о том, что его судьба решена; и он был послушный сын, кроме того, оказался польщен честью много более своего отца.

Что ж, молодые всегда видят недалеко вперед.

- Что ты делал у государя? – спросил его боярин.

- Я стоял… Я состою в государевой страже, - гордо проговорил юноша. – Ночь провел в карауле, господин, а вчера вечером был при ужине господаря с придворными!

Раду выпрямился, прищурясь на отрока.

- Вот как? Что же: тебе понравилось?

- Я был счастлив! – пылко ответил Корнел. – Господарь пировал весело, широко; он очень щедр!

Боярин наклонил голову.

- Ты славный юноша, - проговорил он, улыбаясь в бороду. – Ты будешь моей Иоане хорошим мужем. Не правда ли?

Корнел еще не видал Иоаны, даже издали – а уже разгорелся, возмечтал о невесте. Щеки у него разрумянились.

- Клянусь! – воскликнул он.

- Каков молодец.

Раду, усмехаясь, потрепал жениха по плечу.

- Служи, старайся!

Он посмотрел на хозяина.

- А я теперь пойду в город, почтенный Тудор, - проведаю других моих друзей.

На лице Испиреску изобразились вопрос и мольба. Раду кивнул, успокаивая его.

- Твой дом – теперь мой дом; не так ли?

Разве может он навлечь беду на свой дом?

Боярин ласково простился с Корнелом и отправился к своим людям.

Он провел у Испиреску еще одну ночь, тихую и мирную, - и следующим утром, закончив все дела, покинул столицу Цепеша.