Наташа. Новая повесть о Ходже Насреддине

Очень скоро Ходжа заметил перемену в поведении сторожа. «Сейчас он заберется в шалаш и уляжется спать», — подумал мальчик, заерзав от этой мысли.

Он не предусмотрел подобного поворота дела. Нужно было срочно менять только что намеченный план, ибо время шло вперед, и скоро должны были появиться его товарищи. Но в голову ничего нового не приходило. Лишь бы что-то сделать, Ходжа незаметно для сторожа переполз на другое место и стал ждать. Ведь верно говорят, что: «когда ты видишь, что обстоятельства не благоприятствуют тебе, то ты им не сопротивляйся, а предоставь их естественному ходу, потому что кто идет против обстоятельств, делается рабом их, а кто покоряется им, делается их господином».

Сие мудрое высказывание очень скоро полностью подтвердилось… Между тем Абу-Ахмед, покончив с шашлыком, разрезал арбуз, который только от одного прикосновения ножа лопнул, распавшись на две половины. Он пососал несколько скибок и, оглядев, покуда хватило глаз, вверенное ему хозяйство, забрался в шалаш, из которого очень скоро послышались звуки, возвестившие о благодатном сне стража порядка.

Ходжа беспокойно огляделся, но никого не увидел, да и не мудрено: холмистый рельеф близлежащей местности мог скрывать притаившихся мстителей. Они могли прятаться также в растущих неподалеку плодовых кустарниках.

Взгляд Насреддина внимательно прошелся по бахче и остановился затем на одном из торчащих здесь украшений, в простонародье именуемом пугалом. Первоначальный план был полностью отметен, и на его смену пришел другой, не менее хитроумный. Ходжа правильно оценил обстановку и занял наблюдательную позицию на главном направлении движения друзей. Он так искусно вписался в одежду чучела, что ничего не заподозрившая ворона уселась на старое ведро, служившее пугалу головой, и постучала по его дырявому дну, проверяя, видимо, крепость своего клюва. Птица появилась как нельзя более кстати, так как своим поведением доказывала полную надежность маскировки. Обрадованный этим, Насреддин в следующий момент уже был готов согнать ворону, которой понравилось извлекать из ржавого ведра звуки, отдаленно напоминающие музыку. Она, ворона, очевидно, в ближайшее время и не собиралась улетать, самозабвенно долбя клювом жесть и вызывая этим в голове Ходжи неприятный звон. Но в этот-то момент он заметил через щель в стенке ведра притаившихся в кустах друзей. Пугало по его плану должно было еще некоторое время оставаться неподвижным пугалом, но у мальчика появилось беспокойство — не расколется ли его голова, словно тот арбуз, от надоедливого стука вороны. Стараясь оставаться незамеченным, он просунул в ведро руку и через дырку в его дне указательным пальцем попытался ткнуть птицу. Но Насреддин не рассчитал — это была не просто ворона… Это была упрямая ворона, которая к тому же не понимала языка жестов.

Приняв палец мальчика за вкусного толстого червяка, она в предвкушении удовольствия громко каркнула, а затем от всей души хватила своим крепким клювом это привлекшее ее внимание лакомство. Отчаянный вопль вырвался из маленькой груди Ходжи. Он заглушил грохот падающего ведра и возмущенные крики обманутой в своих лучших ожиданиях вороны.

В это время друзья Насреддина, захватив участок бахчи и выбирая арбузы поспелее, счастливо потирали руки. Услышав, как, орет пугало, они бросили добычу и дали такого стрекача, что скоро совершенно исчезли из виду. В небе, где-то в стороне слышалось раздраженное карканье так и не понявшей, в чем дело, вороны.

Замеревший в неудобной позе, Ходжа медленно повернулся к шалашу — сторож не храпел, но и не выходил из своего убежища. Мальчик понял, что и ему пора покидать поле боя. Не снимая одежды чучела, он, неуклюже шагая, направился к кустам.

Абу-Ахмед, все-таки разбуженный шумом, счел нужным проявить бдительность. Сладко позевывая, он вышел из шалаша, протер глаза и подслеповато огляделся. Не заметив ничего подозрительного, сторож наклонился к потухшему костру. Потом достал котомку и извлек из нее лепешку, отправив часть последней в рот. Пережевывая пищу, он снова блуждающим взглядом окинул поле и замер. Идущее по направлению к плодовым кустам чучело заставило его резко остановить процесс пищеварения. Абу-Ахмед зажмурился и потряс головой. Это упражнение не облегчило ему жизнь: пугало как ни в чем ни бывало продолжало разгуливать по бахче.

— О, Аллах!.. — вытаращив глаза, прошептал сторож. — Оно пошло!

Икнув от страха, Абу-Ахмед попятился и, споткнувшись, налетел на свой шалаш. Его уютное гнездышко, не рассчитанное на такое грубое обращение, тут же рухнуло, превратившись в груду палок.

Услышав шум погони (так подумалось Насреддину, ведь все мы знаем, что у страха глаза велики), мальчик заторопился, сбросил лохмотья на землю и припустил за своими друзьями, которые неслись далеко впереди, поднимая дорожную пыль не хуже, чем стадо верблюдов.

Но неудачи в этот день продолжали преследовать сорванцов. Покинув бахчу и так и не отведав лакомства, они, напуганные и усталые, наконец-то добрались до городских ворот, где были остановлены стражей.

Убегая от мнимой опасности, они совсем выпустили из вида, что покинули Бухару не через ворота, как положено, заплатив при этом обязательную пошлину, а через сделанный ими же потайной лаз через городскую стену. Сейчас же, забыв про деньги, они тщетно пытались проникнуть обратно в город. Стражников оказалось так много, что можно было и не мечтать проскользнуть мимо них, не заплатив. Разжалобить взрослых дядей тоже не удалось. На поднятый мальчишками шум вышел сборщик податей:

— Что? Чьи это мальцы?

— Говорят, будто бы живут в Бухаре… — ответил за всех старший караула.

— Ничего не знаю… Пусть платят налог или идут через другие ворота — их в Бухаре одиннадцать…

Мальчишкам стало ясно, что и на этот раз придется использовать свою лазейку. Подталкиваемые стражниками, ребята отошли от ворот и опустили головы — до заветного местечка им придется еще долго топать…

А в это время к городу подходил караван, мерный глуховатый звон бубенцов которого повысил настроение стражи. Воины эмира засуетились, заранее распределяя еще не отобранную у купцов добычу. А где же наш Ходжа? Оказывается, он уже давно затесался в самую середину каравана. Воспользовавшись огромным облаком пыли, поднятым людьми и верблюдами, он взобрался на одного из двугорбых животных, везущих тюки с товарами. Не замеченный погонщиками, он весело болтал ногами, размышляя о том, как торжественно он въедет в город. Только у самых ворот Насреддин сообразил, что стража будет проверять тюки и ящики и, увидев его, потребует пошлину. Ходжа сразу заскучал, но это не помешало ему поинтересоваться содержимым одного из ящиков. Засунув туда нос, Насреддин увидел какой-то серый порошок. Едкий запах перца вызвал у мальчишки приступ чихания, на который, к счастью, никто и не обратил внимания. Среди шума, неизменно сопровождающего караван, погонщики и не услышали этот посторонний звук, да и до него ли им было, ведь и люди, и животные наконец-то увидели цель, к которой шли много дней.

Лишь только верблюд, на котором незаконно ехал Ходжа, повернул к нему голову и печально посмотрел на Насреддина. Наверное, бедное животное предчувствовало ту грустную участь, которую готовит ему судьба руками этого неизвестно откуда свалившегося на него сорванца.

Тем временем Ходжа зачерпнул целую горсть перца и, развернувшись задом наперед, проскользнул между тюками к хвосту животного…

Что произошло дальше, наш уважаемый читатель может без труда представить и сам. Преодолев городские ворота и завидев ухмыляющихся толстомордых стражников, предвидящих крупную наживу, Насреддин наклонился и потер перцем под хвостом несчастного. Несколько мгновений верблюд, казалось, прислушивался к тому, что делается у него в этом интересном месте. Затем случилось то, чего и добивался Ходжа. Верблюд загарцевал, словно скаковая лошадь, несмотря на тяжесть навьюченного на него груза, потом испустил громогласный звук и, сорвавшись с места, ринулся вперед, расталкивая своих собратьев и норовя сбить с ног оторопевших стражников. Насреддин крепко вцепился в шерсть животного и зажмурил глаза. Не раз ему казалось, что он и его взбесившийся верблюд разобьются вдребезги, врезавшись с размаху в какое-нибудь попавшее на их пути препятствие. Но животное, чудом избегая столкновений с домами и деревьями, с огромной скоростью неслось по улицам и переулкам Бухары, распугивая своим диким видом благочестивых мусульман. Увидев сверкающую на солнце поверхность арыка, верблюд догадался заскочить в воду. Это и спасло Ходжу. Совершенно испуганный и мокрый, но все же живой, он выбрался на берег и пополз в кусты, и, надо сказать, сделал это вовремя, ибо через каких-нибудь три минуты к арыку прискакали двое всадников. Стражники не могли позволить себе упустить верблюда, ведь, не получив пошлину с него, они нанесли бы непоправимый ущерб не только казне пресветлого эмира, но и в первую очередь себе.