Мой ангел-хранитель (СИ)

Девушка идет легкой походкой, придерживая правой рукой выпуклый живот, поглаживает его нежно и бережно. Её слух наконец ласкают шумные волны, она вновь слышит их красивые песни, дышит чистым морским воздухом, и вся эта прелесть достается и её малышу внутри. Сигюн видит упавший ствол дерева, давно погибшего, павшего на теплый песок, склонившегося к морскому прибою, изогнувшегося дугой. Она садится на его ещё крепкий ствол очень осторожно, спускает босые ножки в объятия прибоя и позволяет волнам лизать их, укутывать их в свое теплое покрывало гладкой воды.

Как же давно она не ощущала этого, как же давно не спускалась на берег океана, как же давно не смотрела на полосу горизонта. Мысли её снова тускнеют, хорошее рассеивается, и она вспоминает о Локи, который мается в заключении, который не видит и не слышит моря, не видит солнца, не чувствует ветра, что прошепчет его имя в кронах деревьев, но больше всего девушку угнетает то, что супруг не увидит рождения своего ребенка. Эта мысль заставляет её всплакнуть, она даже сама не замечает, как слезы сбегают на её щеки, лишь когда одна из них падает на её ладонь, Сигюн смахивает их рукавом платья с милого лица.

Ванская дочь возвращается под вечер во дворец, где снова её встречают прекрасные стены, налитые золотом, расписные двери, высокие колонны, придворные дамы и господа, смотрящие на неё с наигранным приветствием или с нескрываемой неприязнью, слуги, вьющиеся вокруг, словно мошкара в воздухе. Из обеденной залы исходит запах приготовленного ужина, и Сигюн просит одну из служанок принести еду в покои, та коротко и боязливо кивает и бежит исполнять приказ.

Сигюн приходит в покои, плотно закрывает за собой дверь, садится в любимое кресло и начинает разводить огонь в камине, подкидывая туда гладких, сухих поленьев. Пламя начинает потрескивать, расходится, плясать, откидывая на каменные стены замысловатые тени. Девушку завораживает этот огненный танец, и она не сразу различает тихий стук в дверь. Потом, словно очнувшись от грез, она разрешает гостю войти.

В покои заглядывает та самая служанка, которую Сигюн встретила возле покоев Фригги. Девчушка робко вошла, удерживая в руках огромный поднос с ужином.

-Добрый вечер, Леди Сигюн, - она вежливо поклонилась, застыла у порога, и ванка кивнула ей, давая разрешение располагаться.

-Ваш ужин, Леди, - сказала прислужница, ставя поднос с едой на столик, раскладывая столовые приборы, разливая в чашку мятного чая. -Я могу помочь вам чем-то ещё?

Сигюн поднимается с кресла, наблюдает за хлопотами девушки.

-Нет, благодарю, - отвечает она, немного смущаясь от подобного ухода.

-Вы позволите мне идти? - служанка застенчиво перебирается с ноги на ногу.

-Как тебя зовут? - ласково спрашивает ванская дочь, с каким-то удивлением вглядываясь в её милое личико.

-Бирта, - произносит девчушка очень тихо.

-Бирта, почему именно ты принесла мне ужин? Ведь ты относишься к личной прислуге Её Величества.

-Другие боятся приходить сюда, - честно говорит прислужница. -Меня раздражает их глупый страх.

-А ты не боишься? - с любопытством спросила Сигюн.

-Не боюсь.

-Ты относишься ко мне не как все, я это вижу. Почему? Разве тебе совсем не страшно говорить с женой темного мага? Не страшно заходить в его комнаты?

-Нет, Леди. Я не отношусь к вам плохо потому, что понимаю вас и ваши чувства. Однажды и я была на вашем месте и поэтому не могу осуждать ни вас, ни вашего мужа, ни, тем более, вашего ещё не рожденного младенца, - Бирта с сожалением смотрела на ванскую принцессу. В её серых глазах не было ни страха, ни глумливой насмешки, ни лжи, которые обычно Сигюн видит у других.

-Я могу идти? - вновь спросила Бирта, боясь вдруг взболтнуть что-то лишнее.

-Подожди. Присядь, выпей чаю вместе со мной, - с доброй улыбкой предложила Сигюн, беря Бирту за руку, усаживая за столик.

Девушка робко опустилась напротив бывшей принцессы, а та достала чашку из шкафчика, налила в неё чаю, а затем подала Бирте в руки.

-Поделись со мной, - попросила Сигюн, отпивая из чашки терпкий мятный напиток, ощущая, как горячая волна растекается по её телу, утешает своим теплом, облегчает состояние.

Бирта пару секунд молчала, то ли стесняясь, то ли не зная, с чего начать, а потом стала не громко рассказывать свою историю:

-Когда-то очень давно у меня был возлюбленный по имени Эрн, он служил у царя Бёра, отца нашего Великого Одина, тайным советником. Мы любили друг друга до беспамятства, мы ожидали благословения царя, уже назначили день нашей свадьбы, но не за долго до этого дня Эрна посадили в темницу. Точно так же прелюдно, как и вашего супруга Локи, Эрна прислали на Асгардский Суд, и царь приказал бросить его в подземелье до оглашения последнего приказа, причем никто даже не сказал, в чем его обвиняют. В тот период началась война с темным царством, где обитало зло. Малекит, предводитель темных эльфов, населяющих тот мир, мрачных, разрушительных и безжалостных существ, владел самым древнейшим оружием под названием Эфир, с помощью него он хотел уничтожить все девять миров во время их схождения. К счастью, асы успели завладеть Эфиром, и без него раса темных эльфов пала навсегда. В подобной войне выявили виноватого, которым оказался мой Эрн. Кто-то бесчеловечный оклеветал его, сказав, что он был в сговоре с темными эльфами уже очень давно. И царь поверил в это, те обвинители предоставили Бёру целую стопку несуществующих доказательств своей версии. Тогда погибло очень много асов, и для царя сложился прекрасный пазл, где моего возлюбленного представили неоправданным злодеем. Разбирательств было очень мало, их практически не было вовсе, клевета стала настоящей правдой для всех, каждый верил именно в то, что Эрн виновен.

Сигюн внимательно слушала Бирту, боясь перебить, хотя вопросов накопилось много. И только, когда девушка сделала паузу, ванка осторожно спросила: -Времена темных эльфов? Это же было много тысячелетий назад. Сколько же тебе лет? Ты ведь совсем ещё девочка, - взгляд Сигюн загорелся восхищением и удивлением.

-Да, мне очень много лет, - улыбнулась молодая девчушка. -Но дело тут вовсе не в рождении под долголетней и нестареющей звездой. В раннем детстве я болела сильной простудой, которая ходила во времена трескучего мороза. Ни один лекарь не мог помочь мне, и каждый приходил, осматривал меня, а после обреченно сообщал моей маме, что я не протяну и пары дней. Моя мама владела даром магии и непременно использовала этот тогда ещё запрещенный дар, изготовив для меня зелье молодости, которое вылечило меня от простуды и лишило возможности стареть. Долгое время она прятала меня от людей, очень боялась, что асы узнают о её способностях. Конечно, она не могла скрывать меня всю жизнь, и позже народу стало известно о её даре. Маму вместе со мной хотели изгнать из Асгарда, но она с трудом уговорила правителя, чтобы меня не подвергали никакому наказанию. Так я осталась одна примерно в двенадцать лет. Через некоторое время мне пришло известие, что мама умерла от тяжелой аллергии в Ванахейме. Мне даже не позволили отправиться туда, чтобы попрощаться с ней.

Сигюн видела, как Бирта рассказывает ей о своей жизни, и вся та боль, которую она испытала давно, больше уже не колит её в сердце, больше не бьет по душе. Бирта выглядела спокойной, она даже не пустила слезинку, вспоминая свое далекое, печальное прошлое. Должно быть, за столько лет жизни девушка смирилась со своим положением, от которого никуда ей не деться.

-А что же в итоге случилось с Эрном? Его оправдали? - спросила Сигюн, заглядывая в глаза собеседницы с надеждой. Та отрицательно покачала головой, а потом, нервно сглатывая, продолжила:

-Нет. Последний раз я видела любимого в день казни, что произошла по решению Суда. На моих глазах его пронзили десятками острых стрел.

Сигюн вздрогнула от исхода истории. Она боялась даже представить на секунду, каково было бедной Бирте, которая улицезрела казнь своего возлюбленного. В груди ванки сильно заколотилось сердце, а глаза наполнили непрошеные слезы, которые она тут же попыталась скрыть.