Мой ангел-хранитель (СИ)

Все исчезло. Образ Локи минуту назад стоял перед ней, а сейчас он потерялся в огне, который позже погас. Разум Сигюн вернулся в реальность, она обнаружила себя в комнате Фригги, а сама царица стояла рядом. По щекам Сигюн безостановочно текли слезы, а пальцы сжимались в кулаки. Она вздрогнула, когда рука королевы коснулась её плеча. Больше она не могла держаться - встреча с мужем принесла ещё больше боли, чем билось об её сердце раньше. “Все закончилось. Все закончилось.”, - слышала она его слова, словно он стоял рядом и твердил ей их на ухо. Как было страшно, как было невыносимо слышать подобные слова. Разве может все закончится, если скоро на свет родится его малыш? Сигюн почему-то черпала силы именно из этой мысли, из этого предстоящего события, какой-то внутренний голос, который не говорил с ней ранее, подсказывал, что с рождением младенца все изменится к лучшему. Так ли это?.. Время покажет…

…На исходе был уже седьмой месяц беременности, седьмой месяц с тех пор, как Сигюн узнала о войнах во всех девяти мирах. Войска Асгарда все ещё находились в Льёсальвхейме, все ещё обороняли мирных жителей, все ещё восстанавливали прежнее содружество. Это давалось могучим асам не так уж легко, несмотря на то, что с ними был Тор. За последние два года, пока восстанавливали Бифрост, накопилось множество недругов, которые беспощадно убивали невинных людей, грабили населения, устраивали мелкие разрухи, воевали с беззащитным народом. Теперь их превосходство заметно уменьшилось, учитывая, что асы отловили многих, а ещё больше - убили.

До солнечного Асгарда лишь долетали обрывки новостей, что черные вороны несли на своих крыльях. Никому Всеотец не говорил, как продвигаются дела, но все знали: если он спокоен, значит, все идет так, как должно быть.

Ещё два мучительных месяца прошло. Сигюн уже было сложно передвигаться, - довольно внушительный живот оттягивал её тело - но для девушки это была приятная тяжесть, она бережно вынашивала ребенка в своем чреве, хорошо питалась, соблюдала определенный режим, но всегда скрывала за доброй полуулыбкой свою страшную печаль, мучительную тоску, разрывающую на части и душу, и плоть. Никто в Асгарде не мог даже знать, что под сердцем, кроме младенца, Сигюн носит ноющую рану, которая кровоточит каждую ночь, проливаясь жгучими слезами. И стоит ли говорить, о ком плачет бедная ванка? Последняя встреча с Локи два месяца назад запомнилась ей как просвет в этой бесконечной тьме, в которой она заблудилась, потерялась, несмотря на то, что муж был с ней груб. Больше он не посылал ей сны, не посылал заговоренных зверьков и птиц, у которых глаза светили зеленым. Локи словно вселял в них частичку своей души, а затем отправлял любимой жене. Сигюн днями и ночами строчила ему письма, пересылая их с добрым охранником, который так сильно опасался, что его засекут, но не мог отказать страдающей девушке. Только вот ответы от супруга не приходили.

-Не поступай так со мной, я прошу, - взывала она, обращая взгляд в пустоту. -Ты знаешь, что по-твоему все равно ничего не случится. Я не уйду. И я умоляю, не гони нас, - её гладкую щеку рассекает прозрачная слеза, которая падает на подол её кремового платья.

Внезапно она слышит, как скрипит дверь покоев. Девушка с легким испугом оборачивается и видит топающего к ней черного котенка, который не смело перебирает маленькими лапками и пискливо мяукает. Сигюн пару секунд недоуменно смотрит на животное, а потом, замечая, что глаза его искрятся изумрудным, понимает, зачем и от кого явился сюда этот комок шерсти. Девушка улыбается сквозь слезы, берет котенка на руки и приглаживает на своей груди. Он нюхает её лицо, тыкаясь в него влажным носиком, словно силится поцеловать. В его изумрудных глазах Сигюн заметила какое-то необычное подобие улыбки, печальной, сожалеющей улыбки, будто он извиняется за что-то. Девушка улыбается в ответ, целуя котенка в мохнатую, черную макушку, а тот осторожно спускается на её живот, невесомо ступая лапками. А после, тихо мурлыча, сворачивается клубочком и засыпает, передавая тепло своего тела беременной девушке и её младенцу.

-Локи. Мой Локи, - трепетно произносит Сигюн, приглаживая пушистую черную шкурку котенка.

…-Есть какие то известия от Тора? Что говорят вороны? - Фригга стояла возле трона Одина, сверля мужа взволнованным и в то же время испытующим взглядом.

-Положение альвов стало лучше после внедрения асгардских войск, однако мародеры плодятся, словно мухи. И пока их мир не будет полностью отчищен от вражеских полчищ, Тор и наши воины останутся там. Они будут стоять до последнего, - мрачно говорил царь.

-Ты говорил с Тором о той землянке, что приглянулась его сердцу? - Фригга прошла к окну, поглядывая на супруга украдкой, видя, как меняется он в лице, как морщин становится больше. Он угрюмо взирает на жену.

-Он и так знает, что я ему скажу. Однако, ему решать, с кем делить свою судьбу, я лишь могу дать совет. Во всяком случае, сейчас ему не до неё, сейчас не до любовных утех. Пока идет война, сердце нужно запирать на замок.

Царица согласно кивнула, но все же душа её болела за Тора. Она прекрасно знает, как старший принц страдает по смертной девушке Джейн, она видит в его глазах глубокую печаль, а улыбка его исходит словно через силу. Эта землянка поселилась в его душе, в его воспоминаниях, в его мечтах, и принц рвется к ней, хотя понимает, что их союз противоречит всяческим законам Асгарда.

-Как там Сигюн? - вопрос Одина прозвучал неожиданно для царицы. Никогда прежде он не интересовался состоянием бывшей принцессы, жены того, о ком он не хочет даже слышать.

Фригга мягко улыбается.

-Она в порядке. Беременность протекает нормально, мои лекари следят за ней ежедневно. Судя по её аккуратному животику, я думаю, что у неё будет мальчик, здоровый и крепенький, - царица говорила о своем долгожданном внуке с неподдельной радостью и даже с некоей гордостью. Один лишь отмалчивался в ответ. Его не сильно радовало появление на свет потомка Локи. Вспоминать о приемном сыне, которого назвать сыном больше не поворачивался язык, не хотелось больше никогда. Он слишком много страданий принес своей семье, которая воспитала его, приняла его, и подобным он сумел отплатить им за свое спасение из холодного мира, за свое воспитание, за все то тепло, что он обрел здесь и которого бы никогда не узнал в Ётунхейме, если бы вообще остался жив.

-Я рад, что все хорошо, - кратко ответил царь спустя минуту, и Фригга знала, что его слова не соответствуют его мыслям. Один, как и Локи, не находит в себе сил для прощения. Только одного царица не может понять: от чего же Сигюн заработала такую неприязнь от Всеотца? И к чему он спрашивает о её здоровье, когда на самом деле его оно не так уж сильно и волнует? Неужели где-то очень глубоко, в самых недрах его души, куда никто, даже великая колдунья, не может забраться, теплится маленькое переживание за приемного сына, за его семью? Но это чувство настолько мало, что его не видно за щитами безжалостности, правильности, строгости и справедливости.

Сигюн гуляет по пляжу, новый день выдался жарким и солнечным, птицы щебечут где-то в прибрежных кустарниках, прячутся на скалах и утесах в своих норках, как бы исподтишка чирикая свои заливистые песни. Море шумно беснуется, поднимая волны белыми гребешками, уводя их к берегу. Под ногами хрустит теплый песок, и босым ступням так приятно ощущать его, так приятно утопать и зарываться в него. На небе нет ни одного облачка - их разогнал ночной ветер, освобождая голубые небеса от серой угнетенности и пасмурности. Солнце было раскаленным, тело казалось тяжелым под гнетом его лучей и липкой одежды, и так хотелось скинуть её с себя, окунуться в прохладную морскую пучину, погостить в объятиях просторного океана, почувствовать на своих губах его соленый поцелуй, погрузиться с головой под воду и плавать, плавать в синеве, пока не начнешь задыхаться, а потом резко вынырнуть навстречу легкому ветерку, очередной волне, и вздохнуть полной грудью, будто начать новую жизнь. И все печали разом сметутся, покинут ноющую душу, освободят её, отдадут во власть иной жизни, где правит только счастье.