Читая «Голодные игры» (СИ)

— Все готовы? — поинтересовался мужчина, все кивнули, сосредоточив всё внимание на нём. — Глава 19.

Сквозь сон слышу шум дождя, барабанящего по крыше нашего дома. Просыпаться не хочется: приятно лежать, тепло укутавшись в одеяла, в безопасности. Смутно чувствую, что болит голова. Конечно, я подхватила грипп, и поэтому меня не будят, хотя я сплю, наверное, уже очень долго. Мамина рука гладит мою щеку. Обычно я ей этого не позволяю: не хочу, чтобы она знала, как мне не хватает ее ласки. Как мне не хватает ее самой, с тех пор как я перестала ей доверять. Потом я слышу голос, чужой голос, не мамин, и мне страшно.

— Китнисс, Китнисс, ты меня слышишь?

Я открываю глаза, и чувство уюта и безопасности тает как дым. Я не дома, не с мамой. Я в полутемной, холодной пещере, где у меня мерзнут ноги и пахнет кровью. Передо мной появляется худое, бледное лицо какого-то парня,

— Какого-то парня, — прыскает Джоанна.

я пугаюсь, потом узнаю его:

— Пит.

— Привет, — говорит он. — Рад снова видеть твои глаза.

— Я долго была без сознания?

— Точно не знаю. Я проснулся вчера вечером, а ты лежишь рядом в жуткой луже крови. Сейчас кровотечение, кажется, прекратилось, но я бы на твоем месте не пытался вставать.

Осторожно приподнимаю голову; она забинтована. От одного этого движения мне сразу становится дурно. Пит подносит к моим губам бутыль, и я жадно пью.

— Ты идешь на поправку, — говорю я.

— Еще как. Штука, которую ты мне вколола, делает свое дело. Сегодня к утру опухоль почти прошла.

Кажется, Пит не сердится за то, что я его обманула, подсунула ему снотворное и убежала на пир.

— Как я могу сердиться, если ты жива, рядом, да ещё и жизнь мою спасла? — ухмыляется блондин.

Хотя, возможно, он меня просто жалеет, потому что я такая слабая, а потом еще задаст мне перцу. Как бы то ни было, сейчас он сама доброта.

— Ты ел?

— Угу. Слопал три куска грусятины и только потом понял, что надо экономить. Не волнуйся, теперь я на диете.

— Все в порядке. Тебе надо есть. Я скоро пойду охотиться.

— Только не слишком скоро, ладно? Теперь моя очередь заботиться о тебе.

Выбора у меня нет. Пит кормит меня кусочками грусятины и изюмом, поит водой. Потом растирает мне ноги, чтобы они согрелись, укутывает их своей курткой и по самый подбородок застегивает спальный мешок.

— Твои ботинки и носки еще сырые. При такой погоде не скоро высохнут, — говорит он.

Гремит гром. В щель между камнями видны всполохи молний на небе. Сквозь трещины в потолке протекает дождь; Пит сделал у меня над головой навес из пленки.

Китнисс опускает глаза, приятно, когда о тебе заботятся… Она настолько привыкла к тому, что всегда заботится о других именно она, что с трудом представляет обратное.

— Интересно, зачем это все устроили? Грозу, дождь. Точнее, для кого?

— Для Катона и Цепа, — отвечаю я уверенно. — У Лисы наверняка есть где спрятаться. А Мирта… она собиралась меня мучить, но тут…

Мой голос замирает.

— Я знаю, что Мирта погибла. Видел ее вчера в небе. Ты ее убила?

— Нет. Цеп проломил ей голову камнем.

— Хорошо, что ты ему не попалась.

Воспоминания о пире накатывают со всей силой. Я чувствую тошноту.

— Я попалась. Он меня отпустил, — говорю я. И потом, конечно, рассказываю остальное, все то, что до сих пор держала в себе, потому что Пит был слишком слаб для расспросов, а я была еще не готова пережить это заново. Взрыв, боль, смерть Руты, мое первое убийство и хлеб от Одиннадцатого дистрикта. Все, без чего нельзя понять случившееся на пире и то, как Цеп вернул мне долг.

— Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? — искренне удивляется Пит.

— Ты удивлён? — поднимает бровь Джоанна.

— Сейчас нет, зная Китнисс, её мотивы, её жизнь, но в книге, наверное, да, — пожимает плечами Мелларк.

— Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять.

— Да и не пытайся, чего уж там. Куда мне понять своим умишком.

— Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду тебе должна.

— Глупости, — закатывает глаза Пит.

— А говорил, что понимаешь, — грустно улыбнулась Китнисс, а Пит вздохнул.

— Хлебом? Каким хлебом? Ты что, про тот случай из детства? — спрашивает Пит. — Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того как ты воскресила меня из мертвых.

— Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог. И с чего вдруг?

— Сама знаешь с чего, — отвечает Пит. В голове плещется боль, когда я качаю головой. — Хеймитч говорил, что тебя непросто убедить.

— Хеймитч? А он тут причем?

— Ни при чем… Так значит, Катон и Цеп, да? Наверное, будет нескромно надеяться, что они одновременно прикончат друг друга?

— Было бы неплохо, — ухмыляется Хеймитч.

Шутка меня только расстраивает.

— Мне кажется, Цеп славный парень. В Дистрикте-12 он мог бы быть нашим другом, — говорю я.

— Если так, то пусть его лучше убьет Катон, — мрачно отвечает Пит.

Я вообще не хочу, чтобы кто-то убивал Цепа. Не хочу, чтобы кто-то еще умирал. Такие рассуждения не для арены, не для победителей.

— Вот именно, — строго говорит Джоанна, как бы обращаясь к той Китнисс.

Как я ни сдерживаюсь, на глазах у меня выступают слезы.

Пит смотрит на меня с тревогой:

— Что с тобой? Очень больно?

Я не называю настоящую причину, но говорю правду. Правду, которая больше похожа на минутную слабость, а не на окончательное поражение.

— Я хочу домой, Пит, — произношу я жалостливо, как ребенок.

— Ты поедешь домой. Обещаю. — Пит наклоняется и целует меня.

— Я хочу прямо сейчас.

— Знаешь что, — говорит он, — ты сейчас заснешь, и тебе приснится дом. А потом оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет?

— Идет, — шепчу я. — Разбуди меня, если надо будет покараулить.

— Не беспокойся. Я хорошо отдохнул и здоров благодаря тебе и Хеймитчу. И потом, кто знает, сколько ещё это продлится?

О чем это он? О дожде? О передышке, которую он нам дает? Или об Играх? Мне слишком грустно, и я слишком устала, чтобы спрашивать.

— Думаю, обо всём сразу, — отвечает Цинна.

Когда Пит меня будит, снова вечер. Дождь превратился в ливень; вода с потолка уже не капает, а течет струйками. Под самую сильную Пит подставил банку. Мне стало лучше; я уже приподнимаюсь, почти не чувствуя головокружения, и просто умираю от голода. Пит тоже. Он явно не мог дождаться, пока я проснусь, чтобы поесть вместе.

Еды немного: два кусочка грусенка, немножко разных кореньев и горсть сухофруктов.

— Оставим что-нибудь на завтра? — спрашивает Пит.

— Нет, давай доедим все. Мясо и так уже давно лежит, не хватало нам еще отравиться.

Я делю еду на две равные части. Мы стараемся есть медленнее и все равно управляемся за две минуты. Желудок недовольно ворчит.

— Завтра идем на охоту, — говорю я.

— От меня толку мало, — отвечает Пит. — Я никогда раньше не охотился.

Гейл прыскает, все переводят взгляд на него.

— Я видел, как охотится Пит… Ну, пытается, — хмыкает Гейл, Китнисс пинает его в бок.

— Думаю, — начинает девушка, стараясь не смотреть на уязвлённого Пита. — Гейл имеет ввиду, что Пит издаёт слишком много шума для охотника, да и с луком не очень дружит… В этом нет ничего зазорного, — тут же оправдывается девушка, глядя прямо на Пита. — это же был первые раз, просто вряд ли на арене ты научишься быстрее…