О чем поет вереск (СИ)

— Волков тоже мало!

— Именно. Мэллин говорит, что готов, и рвется в бой. Он мог бы заменять вас хоть иногда. Даже вам, мой король, нужен отдых. Я так понял, ночами вы не спите.

— Ты прекрасно осведомлен, чем заняты мои дни! Механесов было бы больше, если бы мои безголовые родственники сдерживали себя, а не лезли на новые уровни магии!

— Я сожалею, что задуманные обманки не пригодились для галатов. И нет. Брат же ваш…

— Нет. Нет, нет и нет!

— Мой король, ваше слово… все обман: и война, и любовь, — неожиданно горько обронил Джаред.

— Говори, — решился Мидир. — О чем ты опять молчишь?

— Любовь Этайн прекрасна, прекрасна в своей силе. Но она неизменна. Все так странно, мой король… Простите мне мою дерзость, это все усталость. Но она, думая, что любит мужа, любит вас. Вы любите ту Этайн, что повстречали в Верхнем, но она уже не та. Полная гармония!.. Когда же Этайн узнает правду…

— Не узнает! А скажи ей кто… — притянул к губам Мидир пальцы Этайн, порадовался улыбке. — Не поверит.

— Что… — пошевелилась Этайн, согрела дыханием шею.

— Ничего, моя радость. Ничего. Хватит слов и огорчений.

Усталость двухнедельных боев накопилась, и он только хотел обнять Этайн. Но… Желание привычным огнем разлилось по венам, и Мидир тут же забыл и об упрямом советнике, и о глупом, не в меру болтливом волке. Была только женщина, покорная ему. Прильнул к доверчиво приоткрывшимся губам. Зарылся одной рукой в медные локоны, другой обхватил стройный стан, ощутил знакомый изгиб, две забавные ямочки чуть ниже талии. Не хотелось никаких изысков, просто — ощутить ее тепло.

Провел рукой по шелковой внутренней стороне бедра, так, как нравилось Этайн, приподнял колено повыше, и она ахнула тихонько.

Он осторожно, подавляя шум в ушах, приспустил кружевной лиф, провел приоткрытыми губами по плечу, с каждым поцелуем все больше ощущая ее желание, ее трепет. Ее любовь.

— Скажи мне, — прошептал Мидир, не отрывая взгляда от потемневших зеленых глаз. — Скажи мне, мой Фрох.

— Иногда слово все-таки надо услышать? — с прежним полузабытым лукавством спросила Этайн. — Мне тоже. Тоже!.. Мое сердце… Люблю тебя, люблю, люблю!

Потом была мучительная нежность и предательский стук сердца, почти заглушивший вину. Падение в бездну, куда он летел вместе с любимой…

Всхлипы Этайн на его плече слышались отдаленной мелодией. Плывя в мареве этой мелодии, в безумстве единения, он услыхал отчаянный шепот:

— Ты… тоже. Ска-жи… Ты никогда не гово…

Когда она успела так врасти в него: в его жизнь и тело, в его память и мысли? Когда ему захотелось делить с ней все: радости и горести, дни и ночи? Все было связано с ней — и прошлое, и настоящее. И будущего Мидир тоже не мог помыслить без нее. Что же это, если не…

— Мо гра, Этайн, — вырвалось быстрее, чем он успел остановить себя. — Любовь моя!

Последний луч резанул по глазам багрово-красным. Вина промелькнула в сознании и погасла вместе с солнцем.

Этайн не спрашивала о его чувствах: сначала сомневалась, потом приглядывалась, потом молча доверяла. Увидев, как засияли ее глаза, Мидир добавил знание, тщательно скрываемое от самого себя с первых дней их знакомства. Забывая обо всем, а особенно — о том, что это может значить в его мире.

— Я уже очень давно люблю тебя. — Золото плеснуло в волчьих глазах и отразилось в зелени людских.

Это странное чувство поглотило его полностью, как побеги вереска, заполонившие беседку не хуже вьюнка.

Земной вереск растет кустами, но этот, прижившийся в Нижнем, решил жить по своим законам. И сейчас розовые побеги насмешливо качались подле них.

Затем двое замерли, вернее, замер весь мир. Потом их опять потянуло друг к другу, захватило дикое желание, соединило, а потом отбросило, развело. Но Мидир уже не хотел и не мог расстаться. Вцепился в Этайн, как в якорь, что только и удерживал его от падения вниз, туда, где нет сознания, где нет ничего, кроме холода ночи, куда он так часто заглядывал в последнее время, куда он все равно упадет однажды. Этайн позволяла ему ощутить жизнь, она удерживала его собой, своей любовью. И её зубы на его плече, и ее пальцы, царапающие его спину, и ее хриплый шепот, в котором уже не было слов… Не было ничего — одна темнота, и в этой кромешной тьме его черный огонь слился с ее розовым пламенем.

Когда он пришел в себя, стояла глубокая ночь.

— Мой король, — опять послышался голос Джареда, на редкость взволнованный. — Ответьте же!

— Еще хоть слово об Этайн!

— Не об Этайн. Об Этайн я больше не скажу ни слова. О вас. Я слышал ваше признание — оно было искренним. Я видел… Я ведь просил — просил! — не говорить о любви! Ну что же теперь… Вы должны знать.

Мидир вздрогнул. Он понял — понял то, что могут увидеть лишь близкие, не сами любящие. Только не хотел верить в то, что может случиться в короткой вспышке, а может — при ярком, сильном пламени. Хотел отшатнуться, но Этайн застонала во сне, потянулась к нему, прижалась щекой, и Мидир замер.

— Наследник — большая радость для Волчьего дома, — ни намека на радость в голосе Джареда.

— Ты уверен? Да как, как такое возможно?! Я не хочу! Не хочу никакого ребенка! Я не хочу ни с кем делить мою Этайн!

— Поздно, мой король. Я видел синее Зарево. Очень яркое. Сомнений быть не может. Через девять месяцев родится мальчик, великий маг. Вы молчите, мой король? За девять лет в Нижнем Этайн набрала силы… Мне страшно как никогда.

========== Глава 23. Гости к Вереску ==========

Лиловый сумрак рассвета, в который вылилась темнота короткой беззвездной ночи, не служил помехой волчьим глазам, как расстояние — слуху.

Клепсидра Дома Волка продолжала отсчитывать секунды притихшего времени, зевала стража, мерно дышал Мэллин, проверял посты Алан, мерил шагами верхнюю галерею Джаред. А где-то очень далеко уже просыпались люди, фыркали кони, скрипели механесы, звенел металл доспехов и оружия. Чутье подсказывало Мидиру: нападения не ожидалось, и он решил, что может позволить себе еще немного тепла перед пробуждением его королевы. Он разглядывал Этайн долго. Она проснулась, вскинула ресницы и сразу улыбнулась ему. Пошевелилась на его плече, произнесла еле слышно:

— Я чем-то огорчила тебя?

— Нет, конечно же нет! — прикоснулся он губами к виску. Затем откинул упругий локон, казавшийся темным в час восхода. — Моя королева подарила мне прекрасную ночь, но не более прекрасную, чем она сама.

Мидир отстранился на миг, но тут же приобнял ее за плечи, поддернул меховой плащ: август Нижнего прохладен для женщины. Подавил тяжелый вздох. Как вести себя и что делать с беременной, он пока не представлял.

Как отец держал себя с мамой? Он всегда был внимателен к ней, даже в мелочах. Родители выглядели так радостно, когда говорили ему о третьем сыне! Он же себя радостным не ощущал совсем. Ни тогда, ни сейчас. Да, крошечный Мэллин был невероятно забавен, а Синни улыбалась… потом на рождение младшего наложились воспоминания о смерти матери и невыносимая боль потери, которую нельзя было разделить ни со старшим братом, ни с ушедшим в себя отцом.

— Может, мне поговорить с ним? — отвлек его шепот.

— С кем?.. — отвлеченно переспросил Мидир, перебирая пряди Этайн.

— С Эохайдом, с нашим королем. Ведь я люблю только тебя! Это какая-то глупость и недоразумение. Я никогда не давала повода усомниться в верности и своей любви. Ну что за радость владеть женщиной против ее воли?!

Мидир опустил глаза, не в силах слушать.

— …Я тоже из Верхнего, думаю, он послушает, он честный человек и доблестный воин, он должен послушать меня, и…

— Нет! Это не обсуждается!

— Как и многое, — замкнулась Этайн. — Как почти все.

Говорить своей любимой о земном муже было трудно, почти невозможно, но Мидир все же пояснил сказанное, зная, как это важно: если она и не согласится с его решением, то хотя бы постарается его понять.