Грим (СИ)

— Какая же ты скотина, Малфой! — со злостью произнесла Гермиона.

— Да хоть горшком меня назови, — безразлично произнес Драко. — И что за взгляд, Грейнджер? У тебя в роду случайно василисков не было? Тогда было бы понятно, в кого ты такая змея…

— Малфой, заткни свою грязную пасть! — воскликнул Гарри. — А не то…

— Выпади в осадок, Поттер! — с издевкой сказал слизеринец. И тут же наступила тишина.

Из дальнего угла донесся звук шагов, дверь отворилась, и в зал вошли шестеро: Алекто и Амикус Кэрроу и четыре дементора. Фигуры, закутанные в плащи, не спеша скользили по проходу, впившись в руки идущим между ними Пожирателям. Лица брата и сестры были белы как мел. Дементоры явно выпивали у них силу, но волшебники продолжали твердо идти по проходу.

Когда они поравнялись с Малфоем, Драко на секунду ощутил их эмоции. Их окутывала ненависть. Ненависть к судьям, к волшебникам, сидящим в зале суда, а особенно к Малфою, который был на свободе, который никогда не был и не будет в Азкабане. В своей ненависти брат и сестра Кэрроу были как в неиссякаемом защитном коконе. Он защищал их от дементоров, в нем они находили силы сопротивляться стражникам Азкабана.

Не надо было быть Гримом, чтобы почувствовать все то, что Кэрроу испытывали к Драко, который был свободен и жил припеваючи.

Хотя тут они были не правы. Слизеринец мог поспорить с ними о цене наказания за свои грехи.

Малфой знал дату своей смерти. Он медленно умирал каждый день…

Обвиняемые опустились в кресла, стоявшие в центре зала, цепи сейчас же приковали их к подлокотникам.

— Вас доставили в Совет по магическому законодательству, — громко и ясно произнес прокурор, — чтобы вынести приговор. Вы обвиняетесь в ряде преступлений: убийства, похищения волшебников, пытки над несовершеннолетними, разбой, пособничество Волдеморту.

— Да здравствует Темный лорд! — крикнул Амикус.

Люди зашумели. Мистер Лагерфельд поднял руку, в зале воцарилась тишина.

— Ваш лорд уже давно гниет в земле, — произнес прокурор. — А вы будете гнить в Азкабане. А как долго — это решится сегодня на заседании Визенгамота.

Послышали одобрительные выкрики.

Затем начался опрос свидетелей. Множество волшебников и волшебниц выходили перед судьями, рассказывая свою историю. Слова этих людей пестрели обвинениями, болью, ненавистью. Прокурор задавал им вопросы, изредка выражая свое мнение. Его слова были как пощечины, доводы вескими, в нем чувствовался тонкий психолог, умело играющий на чужих эмоциях и переживаниях.

Наконец, очередь добралась до учеников Хогвартса. Сначала выступить предстояло Невилллу Лонгботтому.

— Я Невилл Лонгботтом. Учусь на седьмом курсе Хогвартса. В прошлом учебном году Амикус и Алекто Кэрроу были моими преподавателями Защиты от Темных Искусств и Магловедения, — гриффиндорец невесело усмехнулся. — Правда, они преподавали то, что раньше называлось такими предметами. Защита стала Темными искусствами в чистом виде. От нас требовали тренировать Круциатус на тех, кто оставался после уроков за провинность. Алекто преподавала Магловедение — обязательный предмет для всех. И мы все изо дня в день слушали, какие маглы тупые, грязные и неотесанные существа. Нам буквально вдалбливали в головы, что маглы — не люди, а примитивные животные. И они загнали волшебников в подполье! Так не может продолжаться. Поэтому великий справедливый Темный лорд восстановит справедливость. Надо верно служить ему и поклоняться этому новоявленному божеству.

За возражения против такого идолопоклонничества грязному убийце нас подвергали Круциатусу. Кэрроу пытали нас помаленьку, но не убивали, — будничным тоном произнес Невилл под негодующий возглас в зале. — Первокурсников заковывали в цепи. Майкла Корнера, освобождавшего их, они пытали особо жестоко. Использовали не только Круциатус, но и рукоприкладство. Потом ему не разрешили посетить лазарет, позже пришлось положить его в Мунго.

Я частенько восставал против них, поэтому «простыми» наказаниями для меня Пожиратели не ограничились. Сначала они решили похитить мою бабушку. Но не на ту старушку напали, моя бабуля всех там уложила! — гордо произнес Лонгботтом. — А потом, поняв, что все бесполезно, меня решили убить. Тогда я понял, что пора сматываться. Мы, ученики Хогвартса, организовали подполье, в котором принимали представителей разных факультетов, борющихся за свободу волшебников, за Гарри Поттера.

Когда Невилл закончил свою речь, ему рукоплескали, большинство восхищались выдержкой и мужеством парня. На лицах же Алекто и Амикуса было отвращение.

Следующей свидетельствовала профессор МакГонагалл. Ее слова совпадали с показаниями Лонгботтома. Но это уже был взгляд со стороны преподавателя, который видел все эти бесчинства и не мог ничего поделать с этим. Как ни старались профессора Хогвартса защитить детей, Кэрроу всегда находили, кого попытать.

— Для дачи свидетельских показаний приглашается Драко Люциус Малфой. Мистер Малфой-старший не присутствует в суде по причине болезни, — порывшись в бумагах, произнес Перси Уизли.

Малфой приблизился к судьям. Рукав его рубашки был все еще закатан, Черная метка виднелась на его предплечье. Но Драко и не собирался ее скрывать.

— Я — Драко Люциус Малфой. Это если вы забыли с нашей последней встречи.

— Мистер Малфой, корректнее к суду, — устало произнес прокурор. — Я задаю вам вопросы — вы отвечаете, понятно?

— Все ясно, шеф! — ехидно сказал Малфой. — То есть глубокоуважаемый прокурор. Я буду корректен.

— Расскажите о похищении Чарити Бербэйдж, преподавательницы Магловедения.

Драко мысленно окунулся в воспоминания. Это было едва ли не первое его дело после провала с Дамблдором. Темный лорд теперь бросал его на любую «грязную» работу, как и отца. Малфои надолго оказались в опале у Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Лорд приказал похитить эту женщину после того, как ее статью опубликовали в газете. Главного редактора этой газеты приказали убить кому-то другому, я уже не помню.

Чарити Бербэйдж была преподавательницей Магловедения и, конечно же, писала в защиту маглов. Глупая. Зачем было писать свои взгляды о маглах во время того, что творилось в Англии? Дождалась бы, пока доблестный герой без каких-либо лат Гарри Поттер освободит наш мир.

— Мистер Малфой, вы можете обойтись без издевок в ваших показаниях? — поинтересовался прокурор.

— Извините, но я так разговариваю, — Драко пожал плечами. — Ничего не могу с собой поделать. Я знал Чарити Бербэйдж лишь в лицо, но и его помнил смутно. Я встречал ее разве только в Большом зале и пару раз в коридорах. Ее предмет я не посещал, нетрудно догадаться почему. Адрес было узнать не сложно, у нас тогда было уже достаточное количество агентов в Министерстве. Да, было. И не думайте, что все они были бедными несчастными пушистыми зайчиками под заклятием Империус. Нам помогали в трезвом уме и памяти.

Я опять прервался. Справиться с Чарити было легко. Она была не особо умелая волшебница, зато какая маглолюбка! — с отвращением процедил Драко. — Тем более нас было трое, что значительно упрощало дело. Амикус справился один, скрутил ее Империусом и веревочным заклятием, доставил лорду. А там уж Волдеморт устроил показательную смерть, — голос Малфоя стал жестким, в нем больше не было ехидности и наигранного веселья. — Они подвесили бедную женщину вниз головой над столом в нашей гостиной. Ее безжизненное тело кружилось, словно на невидимой веревке, отражаясь в зеркале, в полированной поверхности стола, за которым сидели мы — Пожиратели и лорд. Волдеморт оживил Чарити, рассказал всем присутствующим о ее «преступлении» и убил. А потом отдал на кормление своей змее. И все это было на моих глазах.

На лице Малфоя застыла кривая улыбка-гримаса. Он пытался сделать бесстрастное лицо, но у него не получалось. Слишком сильны были его воспоминания, его впечатления.

В зале стояла тишина. На лицах людей застыли маски ужаса от рассказа, от страшного лица и надломленного голоса рассказчика.