Время между нами

пугающий поступок в своей жизни, просто мне очень нужно знать, куда бы привел тот путь, который я тогда выбрала.

Уже скоро мы с тобой встретимся. А потом расстанемся навсегда. Но думаю, что смогу все исправить – просто мне нужно принять другое решение. Скажи мне, чтобы я прожила жизнь для себя, а не для тебя. Скажи мне, чтобы я не ждала, когда ты вернешься – это, я думаю, изменит все.

С любовью,

Анна.

Я всегда писала свое имя с заглавной буквы «А», которая больше походит на строчную – закругленной, а не острой. Очевидно, что в 2011 году я все еще пишу так же.

— Это от…меня?

Беннетт кивает в ответ.

— То есть от будущей…меня? — Кому угодно эти слова показались бы безумными, но только не Беннетту Куперу, он лишь просто кивнул, словно это было что-то само собой разумеющееся.

— И как давно оно у тебя? — Спрашиваю я, постоянно напоминая себе, что нужно не забывать дышать.

Он указывает на дату.

— С октября прошлого года. — Ну хотя бы тут, когда он произносит эти слова, у его голоса извиняющийся тон.

— То есть ты прочитал его…еще до того, как попал в Эванстон.

— Много раз. — Наблюдаю за ним и вспоминаю тот первый день в столовой, когда я назвала ему свое имя, а он тут же побледнел. Он знал меня. Он встречал меня раньше. Пятью месяцами ранее. Шестнадцатью годами позже.

Он берет мои руки в свои, и правильно делает, потому что на ногах я уже держусь не уверено.

— Ты должна понять, Анна. Я отправился в Эванстон только, чтобы найти Брук. Честно. Я рассчитывал, что найду ее за несколько дней, и вернусь домой. В Уэйстлейке я оказался только потому, что пообещал родителям. Можешь себе представить, как я почувствовал себя тогда в столовой? Когда услышал твое имя, увидел твои волосы, твои глаза и понял, что это была ты? Ты была Анной. — И он указал на письмо. — Этой Анной. Человеком, которого я встретил пятью месяцами ранее в парке в 2011 году. И вот ты здесь, в столовой школы в 1995 году в городке, в котором мне совсем не хотелось находиться.

Тут его голос надломился.

— Сперва я всячески пытался тебя избегать. Наверное, мне все-таки стоило продолжать так делать. Все эти слова каждый день крутились у меня в голове, и я не знал, что мне делать. Я не хотел создавать тебе такую жизнь, — произносит он, глядя на письмо. — Я не хотел ранить тебя.

И вдруг меня осенило. Не знаю, почему я не понимала этого сразу, но понятно, что это было неизбежно. Он не вернулся. Он не остался. Мы потеряли друг друга на семнадцать лет, а может быть и навсегда.

Уже скоро мы с тобой встретимся. А потом расстанемся навсегда.

И он все это время знал об этом.

— Почему ты не рассказал мне об этом?

Беннетт молча смотрит в пол.

— Не знаю. Я думал, что смогу избежать этого. — Наконец произносит он. — Когда меня постоянно возвращало сюда, а я возвращался обратно в Эванстон, мне казалось, что меня начинает подпитывать какая-то сила. Как будто я учился оставаться в одном месте на длительный срок. В письме не говорится, сколько времени я пробыл в 1995-м, просто говориться, что я исчез навсегда. Мне казалось, что если я вернусь и останусь, что, если я не буду уходить…

Он замолкает и смотрит на меня. Его глаза полны раскаяния.

— И был полностью в этом уверен, пока ты не сказала, что встретила другого меня на треке на прошлой неделе, тогда я понял, что мне не удалось ничего исправить.

— Ты должен был рассказать мне. — Я с трудом подбираю слова. Он был так уверен в своих способностях, врал мне, думая, что защищает меня от боли. Но все же не смог защитить. И не потому, что я тот человек, которому нужно принять другое решение, а потому, что единственный, кто знает, как это исправить.

— Что я должна сделать по-другому? — спрашиваю я и жду, когда же он нарушит молчание и, наконец-то, заговорит, как обычно, укажет мне на какую-то поворотную точку во времени, которую я упустила, на что-то, что вернет всему этому логику. Скажет мне, что должно произойти потом, и убедит, что все будет хорошо.

Но он снова опускает взгляд в пол и произносит:

— Я не знаю.

В прошлый раз, когда он обидел меня, я собралась и не позволила себе расплакаться перед ним. Но в этот раз мне все равно. В этот раз я уже не могу сдержаться, и позволяю себе расплакаться горькими слезами, полными злости, даже не пытаясь их остановить.

Я плачу потому что он все-таки потерял контроль над своим даром и теперь признавал это, потому что он долгое время хранил все это в себе и клялся, что секретов у него больше нет, только лишь для того, чтобы защитить меня. Но больше всего я плакала по той 31-летней мне, которая провела почти двадцать лет, скучая по мальчику с взъерошенными волосами и дымчато-голубыми глазами, который пришел и изменил ее жизнь одним снежным днем в городе Эванстон штата Иллинойс.

И как он мог не рассказать мне о письме, в котором раскрывалась наша судьба, и из которого становилось понятно, что он не сможет остаться? И что знал об этом все время?

— Как ты мог… — Начинаю говорить я, но не могу закончить предложение. Но мне нужно это сделать, потому что в противном случае я знаю, что он подумает. Он подумает, что разрушил мою жизнь. Что ему с самого начала не следовало быть со мной. Что ему нужно было уйти сразу же, как только появилась такая возможность. Но сейчас я уже слишком любила его, чтобы позволить ему так думать.

Я вытираю слезы, но прежде, чем мы успеваем что-либо сказать друг другу, у меня скручивает живот, и я сгибаюсь пополам, с силой вцепившись в одеяло. Кажется, что все внутри просто пылает. Не могу двигаться, не могу дышать. Но слышу, как Беннетт зовет меня по имени, и чувствую, что он подходит ко мне. Все кажется таким далеким, приглушенным. Его лицо становится неясным, искривленным, словно я смотрю на него через объектив камеры, у которой сбился фокус. Живот крутит и выворачивает с такой силой, что я вынуждена снова согнуться пополам, слышу, как из горла вырывается крик. Громкий.

Потом становится темно и тихо.

Мое лицо в слезах. Чувствую запах кожи и ощущаю ее ладонью, вытягиваю ноги и пытаюсь выпрямиться на сидении. Открываю глаза.

Я вернулась в Эванстон, сижу на темной парковке, совершенно одна, в джипе Беннетта.

— Нет… — Больше ничего не могу произнести, поэтому только повторяю. — Нет. Нет. Нет!

Оглядываюсь и чувствую, как к горлу начинает подступать паника. Продолжаю смотреть на водительское сидение, в надежде, что Беннетт магическим образом снова здесь появится, как он обычно это делает, но его все нет, и ключей от машины, которые должны быть в замке зажигания, тоже нет. Вспоминаю, что Беннетт положил их в карман джинсов.

Цифровые часы на приборной панели показывают 11:11. Прошло всего пять минут.

Теперь я понимаю, что чувствовал тогда вечером в парке Беннетт – когда тебя вышибает против твоей воли, это совсем не похоже на путешествие. Не могу сесть прямо или нормально вдохнуть, тяжело дышу и стараюсь не поддаваться панике. Живот начинает крутить, на этот раз очень сильно, осматриваю машину – она такая чистая – нет даже пустого стаканчика из-под кофе, который я смогла бы использовать, когда меня вырвет. Поэтому прикрываю рот рукой и откидываюсь на сидение.

Дыши.

Держись.

Дыши.

Держись.

Меня сейчас вырвет.

И мне нужен большой стакан воды.

Дыши.

Держись.

Тянусь к ручке в дверце машины, начинаю тянуть ее на себя, как вдруг замечаю маленький мигающий огонек на приборной панели. Сигнализация включена. Как только я открою дверь, она сработает. Но все сильнее ощущаю металлический привкус во рту, а живот уже сжался в тугой мяч, поэтому рывком открываю дверь – звук сработавшей сигнализации заглушает издаваемые мной звуки, меня рвет прямо на парковку рядом с машиной.