Парадигма крови (СИ)

- У тебя сейчас нет девушки, – вдруг сказал он. – Ты хочешь эту?

Я хохотнул, вопрос был несколько неожиданным.

- А что, ты можешь мне это устроить? – спросил я с сомнением.

- Могу, – просто ответил он.

По его тону, я понял, что он вовсе не бравирует. Я затянулся, раздумывая. Этот Данила определенно странный тип!

- Знаешь, – ответил я, глядя на тлеющий кончик сигареты. – Сейчас Жорику это нужнее. Я предпочитаю всего добиваться сам. Кроме того, она не в моем вкусе.

- Это хорошо, – сказал он, туша сигарету в консервной банке. – Рад, что у тебя есть вкус. И, кстати, не переживай насчет своей биохимии, ты сдашь на «хор».

Он вдруг широко улыбнулся, кивнул, и быстро вышел. Я постоял немного. Все это было странно, и я решил, что, либо я перебрал и мне мерещится, либо этот парень – полный придурок.

В тот вечер Данила гадал на картах девицы Ленорман. Стол был накрыт чистой простыней, красный абажур потушен, и комнату озаряла только свеча, обтекающая в чугунном подсвечнике. Данила нес какую-то чушь про темное прошлое этой дамы. Мне была не особенно интересна вся эта ярмарочная трескотня, но я с любопытством наблюдал за присутствующими.

Девица хихикала, Светка уселась на колени к Сашку и потихоньку поглаживала его бычий загривок. Сашка делал вид, что внимательно слушает пророчества, но взгляд его медленно стекленел. Жорик слушал, подавшись вперед, пожирая глазами свою «чаровницу». Водорезов говорил монотонно, без выражения, даже деловито, но я видел, как его зрачки блуждали по разложенным картам, как тени ложились на лицо, придавая ему почти бесовское выражение. Выложив что было, он перешел на настоящее. Я снова посмотрел на «педагогиню», и изумился. Ее глаза расширились, а лицо побледнело так, что это было приметно даже в неверном свете огарка. Закончив с настоящим, Данила, смешал карты и сказал:

- А вот про будущее я расскажу только Вам одной.

Он бросил взгляд на меня, и я буквально задницей ощутил, что, мне нужно выметаться. Я встал, словно под гипнозом, и направился в курилку, совершенно озадаченный. Остальные дружно потянулись следом, оставив Данилу вдвоем со своей «клиенткой». В курилке разговоры были преувеличенно веселы. Вскоре гадающие показались в дверях. У дамы был обалделый и несколько испуганный вид.

- Жора, можно тебя на минуточку? – спросила она, и счастливый Жорик уже через несколько минут подавал ей пиджачок.

Они распрощались. Остальные тоже вдруг засобирались, откланиваясь с Сашком. На прощанье Данила пожал мне руку и сказал:

- Я в сорок пятой живу, если что, заходи, не стесняйся. В пятницу я дома.

«Он какой-то не такой, – пронеслось у меня в голове, – он, наверно, голубой!». Я отнял руку слишком поспешно.

В ту же пятницу мне пришлось прийти к нему в сорок пятую…

Но это, как говорится, совсем другая история. Позже, встречаясь с ним снова, я все никак не мог уяснить для себя: кто же он?

Он заинтриговал меня настолько, что я даже наводил о нем справки у общих знакомых. Одни говорили, что он завзятый бабник и секс-террорист, другие – что он наверняка голубой, третьи – просто выразительно крутили пальцем у виска. В одном все сходились: Данила Водорезов очень неординарная личность. Во-первых: Данила гадал. Гадал с точностью не менее девяноста процентов. Во-вторых: Данила самостоятельно выучил французский, немецкий и испанский. В-третьих: Данила уже на втором курсе работал в детской психиатрической больнице. Потом-то я понял, что к чему, и сошелся во мнении с Сашком Смольниковым – единственным человеком, который мог считаться Данилиным другом. Данька Водорезов – грандиозный паяц и мистификатор. Главным его развлечением был эпатаж. Он разводил всех и всегда. Ему нравилось морочить голову и притворяться, а делал он это, надо признать, с большим искусством. Духи Станиславского и Нимеровича-Данченко не давали покоя студенту педиатрического факультета Даниилу Водорезову. И еще он познакомил меня с Викой. Они дружат с первого класса.

Я закончил бритье, улыбаясь. Еще раз глянув на себя в зеркало, я будто очнулся и с удивлением отметил, что все еще могу улыбаться. События прошедшей недели, как мне казалось, начисто отбили у меня эту способность. Внутри снова появилась тупая боль. Тянущая, ноющая на одной ноте, сосущая где-то под ложечкой. Снова завертелось по протоптанной в мозгу тропинке беспрерывное: «Как же так, как же так, как же так?» Я привычным жестом провел по подбородку и, отстраненно наблюдал, как меняются мои глаза.

Такие глаза я видел не один раз: повернутый в себя, иссушенный взгляд тяжелобольного. Я сделал усилие и загнал навязчивый вой поглубже в себя. Я должен жить, я должен снова дышать, есть, пить и работать. Вот сейчас поговорю с Данькой, поделюсь своим нежданным горем, напьюсь до поросячьего визгу, авось пройдет, исчезнет, развеется… Собираясь, я продолжал думать над этим, но мысли уже не оформлялись в слова, прикрытые привычными, полуавтоматическими действиями.

Стоя перед зеркалом в прихожей, и засовывая права в карман куртки, я снова глянул на себя, и снова встретил взгляд бездомной собаки. Чего я жду от этой встречи? На этот раз я ответил себе прямо: я жду помощи. Моя жизнь круто изменилась, мои надежды рухнули, моя любимая девушка ушла!

Да не просто ушла, а исчезла, растворилась без объяснения причин. Ни слова, ни жеста, ни знака! Да, я понимаю, у нее была какая-то депрессия, да, она была не такая, как все, но не сумасшедшая же она?! А может, это все же шизофрения, МДП, паранойя? А может, я что-то сделал неправильно, что-то такое, о чем сам не знаю? Все те же вопросы без ответов, все та же наезженная колея в моей голове! Заблудился, потерял почву под ногами, не вижу выхода. Я хряснул кулаком по притолоке: Артемий Пламень получил неожиданный, непредсказуемый удар и пребывает в глубоком нокауте, аминь! Я захлопнул дверь и начал поспешно спускаться, безбожно грохоча ботинками по ступеням.

Он стоял у подъезда. Как всегда элегантен, как всегда грациозен. Я вышел из машины, чтобы пожать ему руку. Быстрый пронзительный взгляд, и вот уже Данька трясет мою руку более энергично, чем всегда, его улыбка открыта, его голос исполнен бодрости.

- Приветствую тебя, о, Хозяин Ножа!

- Привет и тебе добрый внучёк старины Фрейда!

Я пытаюсь хорохориться, но он уже оценил, понял, насколько все плохо. Впрочем, его никогда не удается провести.

- Куда?

- Туда, где можно пить, курить и говорить!

- Тогда в «Мучачос».

- Где это?

- Да возле рынка на месте старого «Летнего». Не был там еще? Хотя конечно, откуда тебе! Ты же был занят, – говорит Данька, и я ощущаю сочувствие, а не иронию.

- Хорошо, к рынку, так к рынку. Там музыка не слишком орёт?

- Тихое место, достойное. Тебе понравится, увидишь.

- Да, с моим настроением только в бар «Зеленая тоска», помнишь «Голый Пистолет»?

Мы доехали, делясь новостями и ничего не значащими фразами. А в конце дороги случайно всплыло, что Данька, оказывается, защитился и даже издал книгу. Он не хотел говорить о себе, он видел, что сейчас нужно говорить обо мне.

«Мучачос» встретил нас негромкой музыкой, приглушенным светом, лившимся из тонированных окон, скатертями в виде пончо и приветливыми официантками. Столики, расставленные вдоль стен, были отделены друг от друга лишь полуколоннами из натурального известняка. Тем не менее, казалось, что каждому посетителю принадлежало свое маленькое личное пространство. Мы уселись, и я еще раз огляделся. «Мучачос» определенно мне нравился. Посреди зала, под круглым потолочным окном, вздымал свои колючие ветви-стволы настоящий мексиканский кактус, в глубине зала размещалась небольшая сцена-подиум. Сейчас там было пусто, но расставленные на ней высокие стулья говорили, что сюда скоро придут музыканты. Данила привольно разместился за столом. Подошедшую девушку-официантку он приветствовал в своей обычной интеллигентно-вкрадчивой манере:

- Жанна, мон шерри, это мой друг, известный хирург Артемий Николаевич Пламень. Будь добра, нам для начала текиллы, только, я прошу тебя, без насекомых, мы и так верим.