Времена года. Хозяин близости (СИ)

— Спроси у него, он ничью помощь принимать не хочет, но может с тобой поговорит.

— Я поговорю с ним, — кивнул Кетцаль. — Пусть этого умника зовут Марком.

— Это местное имя, — заметил Алекс, — и не на «Т».

— Ой, можно подумать, вас смутило меня Кетцалем назвать, — заявил дух.

— Н-да… Это все Ти от индейских сказок балдеет. Марк, значит… Ладно, пусть будет Марк. А второй мелкий раздолбай жил с мамой и папой. Он был похож на меня в юности. Мама с папой его любили и баловали, и звали его… Кетцаль, как мы его назовем?

Кетцаль пару раз открыл и закрыл клюв. Имя на ум никак не шло. Наконец его осенило:

— Пусть его зовут Фил!

Алекс поморщился.

— Ну что ж тебя все на странности тянет! Фил — это что, «Филипп»? Так у нас давным-давно никто детей не называет.

— Ну и что! А имя красивое, мне нравится!

— Ладно, уговорил. Пусть будет Фил.

— Я хочу, чтоб в ней все было хорошо! — заявил дух.

Алекс усмехнулся:

— Так только в сказках бывает.

— Значит, расскажи мне сказку, — Кетцаль был непреклонен.

— Что ж, слушай сказку, в которой «все хорошо», вымогатель потусторонний, — хмыкнул Алекс и начал рассказ.

***

Каминг-аут

***

К своим девятнадцати годам Фил успел поступить (не без помощи родителей) в университет и влюбиться. Обычная судьба обычного вчерашнего подростка. Вот только с одним исключением. Влюбился он не в девушку, а в парня, казавшегося ему самым красивым на свете. Он даже умудрился подружиться с ним. Вернее, темноглазый и темноволосый, худощавый и скромный предмет его воздыханий сам познакомился с Филом и всячески поддерживал отношения. Однокурсницы оказывали Филу немало знаков внимания, ему повезло и с внешностью, и с происхождением, но все его мысли занимал он — наверняка будущий «рассеянный профессор», вечно забывающее вовремя постричься чудо — его Марк.

Чем дольше Фил скрывал свое чувство, тем сильней оно разгоралось. Он шалел, когда незаметно для всех — о, он умел скрываться — рассматривал своего друга. Однажды… Да, пусть это «не так», «неправильно», но однажды он будет любить его… Как мужчина… И это… Для него это тоже будет «так»! И плевать на предрассудки! Он позволит Марку… Позволит все, стоит лишь тому глянуть своими темными глазищами на него и приоткрыть свои губы… Впрочем, все это были только мечты.

Не раз после пар Фил шел следом за Марком в библиотеку. На втором курсе он даже учиться стал лучше, хотя в школе не очень-то любил учебу и не ожидал от себя больших успехов в университете. Он любил практические занятия и часто представлял себя «полевым агентом», а Марк… Тот всегда был рядом, даже когда забивался в дальний угол в читальном зале с тяжеленным фолиантом в обнимку.

Вот и сегодня, в свой восемнадцатый день рождения Марк после пар собрался в библиотеку. Фил подозревал, что у друга не было денег, чтоб отметить совершеннолетие, но он тактично не стал настаивать на походе в кафе за его счет.

— Я с тобой. Ты не против? — только спросил Фил.

Ему показалось, что Марк посмотрел на него как-то странно.

— Нет, Фил, не против.

Марк старательно отмечал страницы книги, которые он хотел скопировать. Кое-что конспектировал и время от времени хмурился. Фил сидел рядом, взяв и себе книгу, но больше для видимости, смотрел на любимого и почему-то представлял себе, что Марк, как средневековый алхимик, переписывает заклинания из манускрипта. Давно стемнело — ведь поздней осенью темнеет совсем рано, и в библиотеке горел уютный свет. Стулья с высокими спинками и старые столы создавали почти средневековую атмосферу. Фил и сам не заметил, как начал рисовать в тетради.

— Что это?! — изумленный возглас Марка, обычно старающегося не шуметь, вывел его из состояния транса.

Фил глянул на рисунок. Так и есть, он воссоздал свою грезу на бумаге. Средневековый скрипторий и Марк в образе то ли монаха, то ли ученого, то ли мага.

— О, всего лишь фантазия, — пробормотал Фил.

— Ты меня нарисовал, — тихо сказал Марк.

Фил осмотрелся. В читальном зале уже почти никого не было. Только еще одна девушка в дальнем углу.

— Я часто тебя рисую, — так же тихо ответил он, прикрывая рисунок рукой, словно стесняясь показать его, но не в силах больше лгать и делать вид, что ничего особенного не происходит.

Время будто замедлилось. Все еще пребывая «одной ногой» в состоянии, в котором он рисовал, Фил не контролировал себя так же хорошо, как обычно.

— Я впервые вижу, — удивленно произнес Марк.

— Я по памяти, дома. Никто не знает об этом.

Зачем, зачем он раскрывается еще больше?! Фил не знал ответа.

— Фил…

— Да, Марк?

— Друзья не прячут друг от друга рисунки.

Марк накрыл руку Фил своей рукой. Фил невольно вздрогнул, но не отдернул ее. Сердце у него заколотилось как бешеное. Марк отодвинул руку Фила так, чтоб рисунок был виден, но не отпустил ее. Фил сглотнул и судорожно вздохнул. Он уже ничего не замечал, кроме глаз любимого и его руки, теплой, почти ласкающей его.

— Фил, я тебе нравлюсь не как друг, да? — Марк глянул на рисунок. Затем в глаза Филу. — Друзья не рисуют тайно и красивее, чем на самом деле.

Филу хотелось сказать, что его каракули не отражают и сотой доли того, каким он видит Марка! Он долго молчал. Марк так и не отпускал его. Разум Фила повелевал ему молчать или соврать, или сбежать в конце концов, но он не смог не сказать правду.

— Да, — тихо ответил наконец Фил.

— Я подозревал это последние пару месяцев.

У Фила что-то оборвалось в душе. Наверное, это были надежды на продолжение их отношений.

— Нашей дружбе конец? — обреченно спросил он.

На напускную улыбку больше не было сил. Потерять самое прекрасное случившееся в его коротенькой жизни — что может быть серьезнее и больнее?

Но Марк не отнял руки. Только крепче сжал ее, а потом… Тот, от кого он не мог отвести глаз, погладил его по руке. Мягко, нежно. Почти незаметно для посторонних.

— Ты мне тоже, Фил.

— Что «тоже»? — Фил чувствовал, что губы его онемели от ужаса происходящего.

— Ты мне тоже нравишься. Очень. Я не говорил никому, никогда, что мне нравятся парни. Я так боялся тебя потерять!

В голосе Марка было столько отчаяния! Фил не верил своим ушам.

— Я не хочу теряться, Марк! Я не могу! Ты — самое ценное в моей жизни! — чуть не закричал Фил.

Вспомнив, где он, Фил снова испуганно оглянулся. Но вроде бы никто не обратил на него внимание. Вернее, уже было просто некому. Все разошлись по домам.

— Правда?!

— Угу. Давно, — Фил смог сказать это тихо.

Он опустил голову. Взгляд его наткнулся на руку Марка, по-прежнему лежащую поверх его запястья.

— Ты мне тоже давно, — шепнул Марк.

— Правда?! — Фил снова посмотрел в глаза Марку.

— Угу.

Эти короткое «угу» значило сейчас для Фила больше, чем все красивейшие слова на свете вместе взятые.

Они сидели и пытались прийти в себя. Марк наконец отпустил руку Фила, чтоб их ни в чем не заподозрили.

— После такого обычно целуются, — наконец произнес Марк.

— Прямо здесь? — нервно хохотнул Фил.

— Идем ко мне, а? Мать сегодня поздно придет, у нее дела какие-то. Хотя, думаю, что она к любовнику своему пошла. Мерзкий тип, — Марка передернуло. — Хорошо, что он с нами не живет.

— Идем.

Фил не мог прийти в себя. Каминг-аут перед тем, кого любишь, в реальности оказался совсем не таким, как он себе иногда представлял. Это было больно, страшно и стыдно. У него подгибались колени, а услышанное в ответ почему-то пока не радовало. Будто кто-то (наверняка защитные механизмы его психики — он увлекался психологией и догадывался, что происходит с ним, но от этого было не легче) щелкнул невидимым тумблером в его теле и в голове и отправил в нокаут бесчувствия. Каминг-аут, нокаут — почти небытие, когда от старой маски остались бесполезные обломки, уничтоженные одним рисунком и точным вопросом того, кто дорог тебе и кому, как оказалось, дорог и ты.