Ночная духота (СИ)

— Ну из тридцати четырёх тысяч хоть одна-то точно ходила, — усмехнулся граф и отбросил в сторону то, что когда-то хоть немного скрывало от него моё тело. — Ты ведь спишь обнажённой, как женщины на картинах Дега. А я люблю смотреть на женщин. Я восхищаюсь женским телом… Ступай в душ и возвращайся ко мне, милая моя Сюзанна. Я стану ждать тебя в кабинете, где ты бросила художественные принадлежности. Ступай уже и не задерживайся, будь умницей и ничего не бойся. Тебе понравится мне позировать, и оставшиеся до пробуждения моего сына часы пробегут незаметно…

Меня сдуло, как от сильного порыва ветра прошлогоднюю листву, и я еле успела опереться рукой о стену коридора, чтобы не упасть. Сама я не смогла бы с такой скоростью пересечь гостиную. О, небо, да кто же такой этот парижанин?! Кто такой? Да просто-напросто настоящий вампир. Не чета Клифу! Потому горячий душ показался ледяным. В том чудовище, что глядело на меня из зеркала, даже вампир не мог разглядеть красоты. Или именно такая, напуганная жертва, его и возбуждает…

Это только в гламурных романах вампиры влюбляют в себя девушек, и во время укуса над ними порхает стайка купидончиков с чёрными крылышками и красными, как у мышей, глазами. А в реальности несчастные жертвы именно такие… Обезумевшие кикиморы! Нет, нет и ещё раз нет! Граф сказал, что не собирается портить отношения с сыном, но… Разве может какая-то смертная испортить отношения двух вампиров? Это уже не просто синдром Моськи, которая считает себя сильнее слона, это синдром в кубе!

Я с опаской отодвинула стеклянную дверцу. К явно временному счастью, ванная комната оказалась пустой. Я выдохнула, прилизала мокрые волосы и промокнула лицо стянутым с крючка полотенцем. Ещё неделю назад я испытала бы неописуемую радость от ощущения прохлады, которую дарят разгорячённому телу капельки воды, а сейчас принялась тереть себя полотенцем с таким ожесточением, словно сильный поток воды все ещё не смыл оставленные пальцами графа следы. Ещё бы, их теперь надо снимать вместе с кожей!

Тяжело выдохнув, я схватила из оставленного с утра открытым ящика, фен и только с третьего раза попала штепселем в розетку. Затем направила горячий поток воздуха, вместо волос, на лицо, чтобы вновь ощутить духоту яркого солнечного дня, вместо ночной прохлады, царившей в зашторенном доме из-за работающего кондиционера. Замотавшись в полотенце, я присела на край ванны. Дверь в спальню графа я заперла, а в свою специально оставила приоткрытой. Как хорошо, что реальные вампиры хотя бы отражаются в зеркалах, и какое же счастье, что сейчас, кроме кровати, в зеркальной дверце шкафа я ничего не видела. Тело вновь налилось свинцом, но даже если я не сумею подняться самостоятельно, граф отнесёт меня в кабинет на руках. Он явно увлечённый художник, а не аристократ-любитель.

Сердце вновь подпрыгнуло к горлу, и проглотить его обратно, вместе с закипевшим страхом, у меня не получилось. Отчего графу нравится мучить меня, то беря в оборот мой мозг, то отпуская? Или это и есть те садистские наклонности, на которые намекал Лоран? Или весь садизм ещё впереди — если Роден-человек закручивал несчастных девушек в нечеловеческие позы, то от вампира можно ожидать чего угодно… Главное, чтобы он оставил меня живой.

Живой… Меня поражало странное спокойствие мысли. Почему я, подобно булгаковскому Римскому, не бросаюсь в поезд, чтобы умчаться куда-угодно, только бы подальше от смерти в лице всех этих трёх вампиров. Почему сижу в ванной комнате и рассуждаю более-менее здраво… Или вовсе не здраво, и моё сознание за эти годы перестало быть человеческим… Или опасность не так велика, и существует ли вообще? Быть может, графу просто скучно, и он забавляется моей реакцией на предложенные ситуации? Маленький ребёнок швыряет игрушку на пол не для того, чтобы разбить, а чтобы посмотреть, как та упадёт и отвалится ли у неё какая-то деталь. Ему любопытно. А когда игрушка ломается, малыш безудержно плачет, потому что на самом деле очень любил свою игрушку. Только бы не сломаться… Слёзы графа меня не оживят…

Я с трудом дотянулась до раковины и взяла расчёску, передумав делать хвост, потому что распущенные волосы немного прикрывали грудь. Жаль, что душа, готовая сбежать в пятки, оставалась обнажённой. Боже мой, как медленно течёт дневное время! Никогда ещё я так неистово не желала встречи с Лораном. Часы с графом будут бесконечными.

Избавившись от влажного полотенца, я вышла в спальню, собираясь голой отправиться в кабинет. Однако до двери не дошла, обнаружив на аккуратно застеленной кровати вынутый из шкафа народный костюм, сшитый на заказ для участия в этнических праздниках русской общины. До того, как я начала расчёсывать волосы, кровать была пуста, а это значит…

— Долго думаешь стоять голой? Я не просил тебя покрываться мурашками. Их трудно прорисовывать…

Я вскинула голову: граф вальяжно облокотился на косяк двери. Теперь в расстёгнутом вороте красовался красный шейный платок, и даже современный покрой сорочки не мог отнять у облика галантность ушедших веков. Не сказав больше и слова, парижанин развернулся, прищёлкнул каблуком начищенного ботинка и исчез в коридоре. Начищенного? Иного у него и быть не могло…

Зачем графу вздумалось рядить меня крестьянкой, лучше не думать. Позже узнаешь, меньше нервов потеряешь. И лучше быть в сарафане, чем торчать перед бессмертным художником нагой, боясь закономерного продолжения. Костюм был сшит по этническим образцам, пусть и с использованием современной тесьмы, и традиция требовала обходиться без нижнего белья, но я не поленилась достать из шкафа самый скромный комплект, надеясь, что графу не будет дела до того, что у крестьянки под сарафаном. Пришлось изрядно повозиться с воротом рубахи, чтобы спрятать кружева бюстгальтера. Я не помнила, куда убрала лапти, потому, как малый ребёнок, осталась босой.

Не глядя в зеркало, я принялась плести косу, стараясь удержать в коротких волосах ленту, и вдруг обожглась о что-то ледяное. Распахнув от неожиданности глаза, я увидела в зеркале отражение графа. Он сосредоточенно глядел на мой жалкий хвост.

— Да… — саркастически протянул вампир. — Даже у греческих рабынь волосы были длиннее.

Он усмехнулся так, будто самолично осматривал рабовладельческий рынок пару тысяч лет назад, и я вновь не сумела сдержаться, хоть и закусила губу.

— Я отращивала волосы до длины, принятой у хиппи! — зло выкрикнула я, но всё же благоразумно не дёрнулась от графа, иначе оставила бы несчастную косу в его цепких руках.

— И то верно, ведь до русской красавицы тебе всё равно не дорастить! — Длинные пальцы отпустили волосы и небрежно скользнули вниз по позвоночнику, имитируя длину желаемой косы. — Да и девичий наряд на тебе уже не смотрится…

Кремового цвета рубаха с расшитыми красными нитями рукавами и подолом, красная юбка, жилетка и белый передник. Его завязки я затянула особо тугим узлом — в старину пояс служил оберегом от всяких тёмных чар.

— Где вторая лента? Чтобы повязать на лоб.

Она болталась на поясе передника, и граф вытащил её раньше, чем я открыла рот, и будто ненароком расправил на бедре складки юбки. Зачем он вновь принялся изучать контуры моего тела? Стоять подле него в одежде оказалось так же неспокойно, как и голой. Толстая ткань не спасала от холода. Но я предпочитала дрожать, чем гореть в огне запретной страсти. Когда человек начинает ощущать несуществующее тепло вампира, он окончательно перестаёт мыслить самостоятельно.

— Увы, на девушку из Могилевской губернии второй половины девятнадцатого века ты тоже не тянешь.

Граф затянул узел на моей налобной повязке и убрал руки. Я удивлённо уставилась в его отражение в зеркале.

— Откуда вы знаете…

— Из твоей головы, — не дал мне закончить вопрос вампир и, присев на край кровати, продолжил с усмешкой рассматривать мою спину и заодно отражение побелевшего лица. — Откуда мне ещё знать про ваши народные костюмы? Даже Лоран в этом не разбирается… И всё же, чем тебе приглянулся девичий наряд? Ностальгия по невинности? После двадцати его не смели носить даже такие, как ты… Чем тебя не устроил костюм замужней женщины? В твои двадцать четыре давно следовало стать послушной женой и заботливой матерью, а не тем, чем ты являешься на сегодняшний день…