Право на смерть (СИ)

Они не жили богато. Отец «Шерлока» умер через пару лет после Встречи, оставив маленький захолустный домик своему единственному сыну; мать ушла от них, когда «Шерлоку» едва исполнилось четыре. Своих сбережений у Джона на тот момент было очень мало, но на вполне приличную еду для юноши и одежду для них обоих хватало с головой. «Шерлок» продолжал семейное рыбное дело, открыв через год при материальной поддержке вампира свою собственную небольшую лавку. Сам же Ватсон помогал время от времени местным большим вампирским шишкам, тем самым принося в дом — хоть и изредка — неплохие деньги.

***

В этот раз со смертью «Шерлоку» повезло не так сильно, и потому умирал он долго и мучительно.

Во время торговли он неудачно рассёк руку большим кухонным ножом, когда отрезал по просьбе покупательницы голову рыбы, а потом как-то закрутился, наспех замотав рану первой попавшейся тряпкой, и забыл об этом досадном недоразумении; к тому же из-за повышенной регенерации тела уже к моменту возвращения домой поверхность кожи снова была идеально ровной.

Но это не прошло для него даром. Заражение крови. У «Шерлока» слишком часто поднималась температура, его постоянно рвало, иногда даже желчью, а на коже стали появляться некрасивые — опасные — красные пятна и гнойные наросты. У него также случались постоянные эмоциональные срывы: то он пребывал в состоянии полнейшей апатии, бездумно таращась перед собой, то вдруг с заразительным смехом бегал вокруг Джона, размахивая тончайшими — исхудавшими — руками. Иногда он видел то, чего на самом деле нет. Да и вкус его крови сильно изменился — это Ватсон заметил сразу. Она стала горькой, противной, неприятно вязла на языке, поэтому Джон отказался от кормёжки почти сразу, чем вызвал новый приступ любовного припадка у «Шерлока» — тот кричал, что он, такой странный, больной и бедный, конечно же совершенно ему, великолепному бессмертному вампиру, не нужен, поди уже нашёл себе нового кормильца.

Умирая, морально и физически измотанный и тощий «Шерлок» отчаянно — горячечно — умолял обратить его, сделать таким же бессмертным и сильным, как сам Джон, и тогда он, «Шерлок», всю оставшуюся ему вечность будет с ним рядом, никогда его не предаст и ни на кого не обменяет.

Ватсон стоял на коленях у его постели, едва сжимая, боясь переломить, худосочную — туго обтянутую впавшей и посеревшей, с красными пятнами, кожей — кисть, и пытался казаться расстроенным и горюющим, хотя внутри него всё было так едва ощутимо — жалость, страх, боль, сожаление, отчаяние, печаль, горе, любовь мешались в одно и исчезали, — что ему было бесконечно стыдно за это перед эмоциональным «Шерлоком».

Он не мог обратить «Шерлока», потому что это не его право, не его жизнь. У «Шерлока» до последнего должно оставаться право на смерть, которое когда-то совершенно бездумно отняли у него, Ватсона. «Шерлок» же сейчас просто боялся её, смерти, боялся погибнуть, потому что абсолютно не знал, что его ждёт там, дальше. А Джон шептал ему в покрасневшую, с гноем, кожу о том, что они снова обязательно встретятся. Что Джон найдёт его в следующей жизни, чего бы ему это ни стоило. «Шерлок» же тогда через силу ему улыбнулся и едва выдохнул единственное «Идиот», прежде чем окончательно испустить дух, разом обмякнув на старенькой кровати.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к

Основная тема главы:

Aqulion’s Wish — Nox Arcana

Временный жанр: исторические эпохи.

Временные предупреждения: смерть основного персонажа; underage (намёк).

<flashback 2>

В следующий раз — третий — Джон нашёл «Шерлока», когда тому было всего шесть лет. Тот переродился в этот раз гораздо быстрее, уже через полгенерации. Да и, чего таить, Ватсону сильно повезло — он как раз был проездом — в поисках — в Испании.

К слову, и «Шерлоку» тоже — снова — повезло — он переродился в богатой семье испанского священника, а поэтому к своим шести годам был уже хорошо обучен и очень — очень? — религиозен.

На самом деле забавная штука — эта религия. Люди искренне верят в то, что какими-то двумя перекрещенными кусками дерева можно действительно отогнать от себя вампира.

Нет, в действительности вся эта история уходит корнями глубоко в середину одиннадцатого века нашей эры. Тогда уже произошёл раскол в христианстве, и Западная Европа уже принимала католицизм, когда объявился Он — Теодор Огненный, как прозвали его потом. Весьма неординарная личность среди Высших мировых вампиров. В какой-то момент на него снизошло озарение — он был искренне уверен, что пришёл в этот мир для того, чтобы избавить его от слабых и никчёмных вампиров, которых в последнее время развелось слишком много. Ему понравились обретшие тогда популярность кресты и распятия и чётки, — он обвешивался ими чуть ли ни с ног до головы, когда сжигал вампира за вампиром, устраивая настоящий безостановочный геноцид. Кто-то из вампиров, желая сохранить свою жизнь, даже следовал за ним, помогая ему совершать эти преступления. Тогда много кто погиб. Даже остановился тогдашний процесс образования целых кланов и семейств среди вампиров. Теодора Огненного поймали Высшие мировые вампиры и долго пытали, после чего совершили публичную казнь, сжёгши его на огромном кострище вместе с его пойманными приспешниками.

Но эти события всё равно оставили у выживших — и последующих, воспитанных в духе своих «родителей» — вампиров стойкую неприязнь к крестам, распятиям, чёткам и всей подобной религиозной атрибутике в целом. Им не было больно, когда они видели их, но они испытывали крайнюю степень неприязни — отвращения, — из-за чего щурились и сначала даже шипели. А люди, заметив у них эту необычную реакцию, стали искреннее верить в то, что религия — это именно то, что их теперь спасёт. Все стали массово принимать религию в надежде, что она поможет им спастись от проклятых кровопийц. Впрочем, вампиры не стали развеивать их заблуждения. Пускай люди самодовольно и глупо считают, что у них есть хоть какая-то власть над вампиром. Но в действительности, это всего лишь, так сказать, ощущение мнимой безопасности.

Но время шло, вера — и религия — людей в это крепла, поэтому до сих пор многие из них искренне считают, что остановить вампира поможет направленный на него крест. Ничуть. Спастись от вампира ничем и никак нельзя.

И было так забавно смотреть, как маленький «Шерлок», сжимая в ручках подаренный ему на крещение серебряный крестик, отчаянно выставляет его перед собой, дрожа от страха и пытаясь удержать большого — взрослого — вампира на безопасном расстоянии от себя. Джон присел перед ним на корточки, стараясь максимально уменьшить разницу в росте, и вполне миролюбиво улыбнулся. «Шерлок» хмурился и не верил ему, постоянно отступая назад не глядя. Ватсон даже не успел его предупредить, как мальчишка кубарем покатился вниз, в овраг, обдирая щёку, локти и коленки. Джон тут же был рядом, поднял на руки плачущего и на смерть перепуганного «Шерлока» и прижал к себе, баюкая.

Тот уже потерял во время «дороги» до оврага свой оберегающий крестик, а потому, как ему казалось, вампир и смог подойти ближе. Но в то же время не делал с ним ничего плохого, наоборот, лишь успокаивал и дарил странные ощущения уюта и противоестественной — в данном случае — защищённости.

Наконец, Джон отпустил уже почти успокоившегося ребёнка на землю и присел перед ним, заглядывая в покрасневшее от слёз лицо. В буйных кудряшках остался мусор и травинки. «Шерлок» смотрел на него широко распахнутыми — неожиданно доверчивыми — глазами, сжимая маленькие кулачки, а потом, переборов страх внутри, всё-таки спросил:

— Шея или запястье?

Ватсон громко и искренне рассмеялся.