Дети слепых (СИ)

Она также ничего не сказала Йойки о Смотрителе. Решила не смущать его раньше времени. По крайней мере, так говорила она себе. Но в глубине души чувствовала, что есть ещё какая-то причина, по которой она не хочет показывать Смотрителя Йойки.

Со дня своего рождения она не смотрела в трубу ни разу. Но чего ей это стоило!

Чтобы не поддаться соблазну, Юка убрала Смотрителя в подарочную коробку, перевязала лентой и убрала в свой секретный нижний ящик, положив сверху ещё несколько рисунков и писем Йойки, чтобы они скрыли от глаз заветную коробку.

Примерно через два с половиной месяца после дня рождения, когда назойливый образ Смотрителя уже начал таять в её памяти, Юка помогала Кане работать в саду.

Точнее, работала Кана, а Юка только мельтешила рядом и без умолку рассказывала ей о школе, грядущих выпускных экзаменах и своих друзьях.

Было прекрасное солнечное утро выходного дня, а вечером Юка собиралась погулять с Йойки, Ённи и Мией, обсудить свои наблюдения прошедшей недели, и у Юки было прекрасное настроение. Ведь в последнее время они собирались вчетвером всё реже. Тем более, радостно было, что Йойки всё-таки помирился с Ённи, и сердце Юки наполнялось счастливым трепетом при мысли о том, что эти двое снова будут болтать, подкалывать друг друга и спорить. Она очень любила их дружбу.

Когда Кана попросила её принести садовые грабли, Юка вприпрыжку побежала к сараю за домом. Она любила этот старый сарай. Там всегда царил полумрак и всегда пахло сырой землёй, потому что туда никогда не проникали солнечные лучи. Юка любила этот странный запах, а ещё любила старые вещи, которые лежали в сарае.

Обычно Кана держала сарай запертым на большой тяжёлый замок, а ключ хранила у себя, поэтому Юке редко удавалось побывать там.

Итак. Грабли.

Где же эти дурацкие садовые грабли?

Юка, напевая себе под нос, прошла вглубь сарая, потому что у входа рядом с лопатами никаких граблей не оказалось.

Чего здесь только не было, в этом сарае! И старый велосипед без колёс, и сломанный проигрыватель со стопкой пластинок, и коробка с игрушками Юки, её куклы, безухий медведь.

Юка не выдержала и с улыбкой наклонилась к коробке, вытащила куклу, пригладила светлые пряди на её взлохмаченной грязной голове. Ей не верилось, что всего каких-то три года назад она играла с этой куклой, заставляя Кану шить для неё красивые платья. Ей казалось, что это было очень давно.

Рядом с коробкой игрушек стояла ещё одна коробка, и Юка подумала, что, наверное, здесь её старые альбомы и тетрадки, но в коробке было что-то другое.

Там лежала чья-то трикотажная жёлтая кофточка с короткими рукавами-фонариками, учебник по истории, которого Юка не помнила и была уверена, что в школе они по этому учебнику не занимались. А ещё в коробке лежала металлическая труба, перевязанная жёлтой атласной лентой, под цвет кофточки.

Юка даже ахнула. Сначала она подумала, что это её Смотритель. Но ведь её Смотритель лежит дома в коробке в нижнем ящике стола! Неужели Кана залезла в её вещи, вытащила Смотрителя и тайком притащила его в сарай за домом?

Звучит как-то бредово.

Юка взяла трубу в руки и, рассмотрев получше, убедилась, что это не её Смотритель. Металлическая труба была покрыта толстым слоем пыли и в некоторых местах заржавела. А стекло её было чуть отбито с краю и пересечено тонкой трещиной. Но самое главное отличие – на нём не было имени Йойки Коонно. А было имя – Еми Моотоко.

Юка уже хотела заглянуть в трубу, когда услышала сердитый голос Каны за спиной:

- Юка! Тебя только за смертью посылать! Ну чего ты там копаешься?! Грабли… - и она осеклась, заметив, что Юка держит в руке.

Юка обратила на свою Кану беспомощный виноватый взгляд, который говорил: «Извини… Я случайно. Я не хотела это брать, не хотела это видеть. Я сейчас положу это на место».

- Прости, - сказала Юка и положила трубу в коробку.

Она была уверена, что Кана сейчас очень рассердится на неё и вспылит. Но Кана так и стояла в дверях сарая, белая как мел. Она стояла так какое-то время, а потом сказала:

- Грабли слева от тебя, за мешком песка. Забирай их и пошли, - сказав это, Кана развернулась и вышла.

Растерянная, напуганная Юка схватила грабли и побежала за ней. Они вернулись в сад. Кана молча продолжала работать, и Юка тоже молчала, закусив губу и проклиная тот момент, когда она отвлеклась на коробку с игрушками вместо того, чтобы искать грабли.

Когда Кана закончила, она вздохнула, сняла перчатки и сказала:

- А теперь отнеси-ка грабли и секатор обратно в сарай. А потом приходи в дом. Я пока приготовлю чай. А потом мы с тобой поговорим. Ты ведь многое хочешь у меня спросить, да? Только не забудь помыть ноги, а то ты вся в земле извозилась.

И Юка взяла злополучные грабли вместе с секатором и опрометью кинулась в сарай.

Неужели Кана действительно расскажет ей всё?

Юка умирала от любопытства, и вместе с тем что-то холодное и неприятное растекалось у неё в груди.

Ей казалось, она и так знает, что Кана собирается ей рассказать.

*

Конечно, Юке было не до чая. Она так волновалась, что чуть вздрагивали руки.

Кана же, напротив, излучала нетипичное для неё спокойствие и даже равнодушие.

Они попили чай с лимонным пирогом и мармеладом, а потом Кана подошла к окну и долго смотрела во двор, прежде чем начать говорить.

И только тогда Юка поняла, что Кана вовсе не спокойная и не равнодушная. Она просто очень грустная. Никогда Юка ещё не видела свою Кану такой безнадёжно печальной и даже не пытающейся это скрыть за беззаботной улыбкой и пустой болтовнёй.

- Как видишь, у твоего подарка есть своя долгая история, - сказала она. – Эти штуки существуют уже довольно давно. Раньше мы называли их «калейдоскопами», и в то время, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, эти «калейдоскопы» были на пике своей популярности. Каждый хотел приобрести себе такую штуку, даже если никто из его друзей не уходил на ту сторону. Это была просто дань моде или желание прикоснуться к чему-то волшебному. Но в моём случае это не было ни первое, ни второе.

Кана вздохнула, присела на подоконник и вдруг улыбнулась. Себе самой. Своим воспоминаниям.

- Мне «калейдоскоп» был нужен для того же, для чего и тебе, Юка.

Юка уже, конечно, всё это поняла, но всё равно спросила:

- Еми Моотоко был твоим другом, да? Таким же, как для меня Йойки?

- Да. Он был моим другом.

И Кана замолчала. Надолго.

Когда она заговорила снова, голос её был отрешённым. Как будто она рассказывала не о себе, а о ком-то другом, не существующем, вроде персонажа из книжки.

- Мы жили по соседству. Но учились в разных школах. Я училась в специальной школе для будущих Кан, он – в обычной. Мы дружили с детства. И каждый вечер играли вместе. С нами постоянно были ещё двое ребят – Сио и Нами. Нами был человек и потому ушёл вместе с Еми. А Сио до сих пор живёт здесь, и, кажется, женился. Но мы с ним не общаемся. С тех пор как распалась наша четвёрка, мне с Сио больше не о чем говорить. Потому что такие разговоры приносят только боль.

Юка живо представила свою Кану тринадцатилетней девчонкой-сорванцом, бегающей в компании мальчишек. Это было так на неё похоже. А Кана продолжала:

- Да, Нами тоже ушёл. И он тоже был моим хорошим другом. Но «калейдоскоп» или Смотритель, как ты его называешь, у меня только с именем Еми. Догадываешься, почему?

Юка догадывалась. Кана любила его.

- Мы многое обещали друг другу, - сказала Кана. – Мы скрывали свои чувства ото всех, даже от Сио с Нами. Потому что Канам нельзя заводить отношения и влюбляться. Но я всегда была непутёвой и всегда нарушала правила. Особенно раньше, - Кана рассмеялась.

И Юка усмехнулась тоже.

- Но знаешь, несмотря на то, что все наши обещания, данные друг другу, так никогда и не были исполнены, я ни о чём не жалею. И я всегда буду его помнить. Несмотря на то, что он давно забыл меня. Главное, что сейчас с ним всё хорошо. Сейчас он счастлив. Когда он только ушёл, я заглядывала в свой калейдоскоп по миллион раз на дню. Потом – всё реже. Когда мне исполнилось семнадцать, и мне только дали тебя на воспитание, я переживала сильнейшее потрясение в своей жизни. «Калейдоскоп» показывал красный, показывал, что Еми влюбился. Тогда мне хотелось умереть. Ведь я понимала, что это всё, совсем всё, что я больше никогда не увижу его, что у нас никогда ничего не будет, что он не помнит меня. Я завидовала людям, которые могли сами распоряжаться своей жизнью и могли умереть, если хотели. Как я им завидовала! Но мне приходилось жить. Не потому что я была сильной. А просто потому, что у меня не было выбора.