Игра Канарейки (СИ)

– Из чьего вы отряда?

Скоя’таэль скривился. Ему явно не понравилось, что безрукий заговорил с ним на Всеобщем.

Тот ли это эльф?

На доме были все опознавательные знаки, о которых говорил командир, да и старик под описание подходил.

– Меня послал Тэмк’хаэн.

Старик кивнул сдержанно, ещё раз взглянул на девочку, щемящуюся в углу, и опустился за стол.

– Каетан аэп Стаэдэ? – спросил скоят’таэль.

Каетан сдержанно кивнул.

За последние несколько десятилетий он прошёл длинный путь от ненависти к абсолютно каждому d’hoine к если не принятию, но смирению. Люди были сильнее. Не всего эльфского народа, хотя тоже наверняка, но конкретно его самого. Он устал бороться с течением реки и решил для себя, что станет не просто эльфом, неизбежно вызывающим подозрения о причастности к последнему поджогу или налёту, а выучится на какого-никакого травника, будет собирать целебные отвары и продавать редкие сборы.

Станет кем-то кроме эльфа.

Скоя’таэли так просто его не отпустили. Он был командиром, пережил штурм Брокилона, а теперь хотел уйти. Никто не мог ему этого позволить. Приставив нож к горлу, доходчиво объяснили, что бывших скоя’таэлей не бывает. Сказали, что там, где он будет жить, он обеспечит беглым «белкам» временный кров и убежище. Ему не дали выбора, соглашаться или нет.

Живя среди людей и оседлых нелюдей на протяжении целого века, Каетан потратил много времени на то, чтобы смириться с тем, что они предпочли борьбе за свободу простую сельскую жизнь. А они почти сразу приняли его, указали на пустеющий уже десяток лет домишко и оставили в покое. Как ему и было нужно. Они не сторонились его, но и не беспокоили. Один говорливый краснолюд пытался завести с ним дружбу, но, наткнувшись на холодность и краткость разбитой вдребезги души, прекратил.

В конце концов Каетан даже проникся к жителям деревеньки какой-то снисходительной симпатией. Наверное, он старел.

– Yea, – сказал Каетан. Его голос стал ниже и тише, глаза – теплее и светлее. – Зачем ты привёл сюда этого ребёнка?

Молодой скоя’таэль по-птичьи наклонил голову, достал из вещевого мешка коробок.

– Она болталась с нами, путалась под ногами и мешала. А потом её мать алебардой прибили к дереву.

Каетан хмурился, глядя, как эльф втирает в дёсны фисштех. Девочка в углу зашмыгала носом.

– Мы вообще думали её оставить где или прикончить, но Малиска не разрешила, гномка…

Наконец он закончил, чихнул.

– Aep arse… Теперь с ней никто нянькаться не будет.

– И я не должен.

Эльф отвлёкся от фисштеха, закрыл коробочку, сложил руки на стол и распалился:

– То, что по сравнению с тобой, hen, я зелёный, как Брокилон в Беллетэйн, и ты можешь меня зарубить своей единственной рукой, не вставая со стула, не значит, что за мной не придут и не отомстят.

– Thaess aep, – спокойно и тихо остановил его Каетан. – Ты, сопляк, сейчас под наркотой, я не желаю с тобой говорить.

Эльф вскочил из-за стола, стукнул по нему ладонями, но оружия всё же не выхватил.

Подскочил к входной двери так быстро, что девочка отпрыгнула от неё, испугавшись, упала на глинобитный пол.

Эльф выплюнул цветистое ругательство о кукушках и их гузках, смачно плюнул на эльфку и высочил на улицу.

Каетан вздохнул.

Девочка лежала на полу и дрожала, растирала по лицу слёзы. Она боялась тех эльфов, которые её привели, а этот старик просто приводил её в ужас. Она никогда не видела такого старого эльфа.

Разговора этих двоих она почти не поняла – её словарный запас состоял из странной бессистемной смеси Всеобщего и Старшей речи. Чего-то нахваталась у эльфов из ганзы, чего-то – у людей, за которыми они вели охоту.

Каетан присел возле неё на корточки, протянул хлопковую простыню. Девочка несмело приняла её, села на полу и стала вытирать слёзы и грязь с неаккуратно шитого стёганого костюма.

– Выгоните меня? – тихо спросила девочка. Она говорила на Всеобщем певуче и протяжно, как будто на Hen Linge.

– Сколько тебе лет? – Каетан соображал, найдётся ли у него в доме во что её переодеть. Она посмотрела на него огромными серыми глазами.

– Celas aef te a’yaro? – повторил вопрос он.

Девочка поморщилась, задумалась, показала эльфу две раскрытые ладошки.

Губы бывшего скоя’таэльского командира тронула лёгкая улыбка.

Как она прожила свои десять лет, не понимая толком ни одного языка, ни другого?

Чего она натерпелась там, в лесах, такая мягкая и хрупкая?

Он слишком хорошо знал, как такая жизнь выглядит изнутри. Помнил, как его, сопливого эльфёнка, били ногами старшие сидхи, а потом спали на его глазах с его матерью…

Не то, чтобы он был рад свалившейся на него обузе, не то, чтобы он мог нормально растить её или чему-то учить. Но последние сто лет он был совершенно одинок со своей новой жизнью, свободной от борьбы за свободу.

– Я – Каетан. Как тебя зовут?

– Karinaliann, – ответила девочка, пытаясь оттереть с коленки засохшее кровавое пятно.

Старый эльф улыбнулся. Эльфка подняла на него глаза. Он почему-то перестал быть пугающим и жутким. На его лице были старые бледные шрамы, из-под рубашки виднелась витиеватая татуировка, подобные которым девочка уже видела на взрослых эльфах, а ещё у него почему-то не было одной руки…

– Карина, – сказал Каетан. – Не люблю длинные напыщенные имена.

Девочка не поняла последнего предложения, но виду не подала. Ей нравилось, как теперь звучит её имя.

Каетан встал, подошёл к комоду, чтобы достать из него чистую рубашку. Она была слишком широкая и длинная для маленькой девочки, но сам ушить рубашку он не смог бы. Эльф протянул рубашку Карине, она приняла её с улыбкой, поднесла к лицу и с наслаждением вдохнула запах мыла и ромашки, лежавшей у Каетана во всех комодах с одеждой.

– Спасибо, – тихо муркнула она, продолжая улыбаться. – Kaethan.

Старый эльф подошёл к столу, залил горячей водой ароматный травяной сбор. Он подумал, что так по имени его уже давно никто не назвал.

Или никогда?

Из окна покосившегося дома лился тёплый свет, падал квадратом на грязную разбухшую дорогу. Над трубой повисла бледная надкусанная луна.

Если бы кто-нибудь заглянул в окно дома на краю деревеньки под Вызимой, он бы увидел старого однорукого скоя’таэля, больше не верившего в свободу, и десятилетнюю эльфку, не видевшую в жизни ничего, кроме насилия и смерти, но сейчас сидящую на высоком стуле и болтающую ногами так по-детски.

Комментарий к 0. Что позади

Caemm a me. – Иди ко мне.

Que’ss aen? – Что случилось?

Neen. Nedvei dice, qu e dh’oine hel’aebrecad Brocilon. – Нет. Разведка сообщает, что люди готовятся напасть на Брокилон.

Dearme. – Спокойной ночи.

Bloede d’hoine. – Чёртов человек.

Minteoir! – Предатель!

Caelm. T’essea aebenn. Bealubenn. – Спокойно. Ты был ранен. Серьёзно.

Conas? – Куда?

Do aerm. – Твоя рука.

Yea. – Да.

Hen. – Старик.

Thaess aep. – Заткнись.

========== XIV. Поиск ==========

Хороший эльф – мёртвый эльф.

Маршал Милан Раупеннэк

На следующий вечер после Беллетэйна ведьмак толкнул здоровой рукой дверь «Алхимии». Зал был набит «кабанами» разной степени опьянения, но атамана среди них не было. В углу на лавке сидел размякший румяный Бьорн и медленно сползал со стула на пол. Геральт оглянулся, нахмурившись, нервно одёрнул перевязь с мечами.

– О, Кошачьи глазки, – повисла на шее ведьмака уже не контролирующая себя Адель. – Ты к Ольгерду?

«Кабаниха» икнула, стыдливо ойкнула, прикрывая губы ладонью, раскатисто рассмеялась. Геральт был хмур и не расположен к болтовне с пьяной девушкой. Он легко отвёл её руки, сдержанно кивнул и направился к выходу.

– Атаман наверху, – остановила ведьмака Адель.

Он подтянул бинт на раненой руке и развернулся.