Сновидение (СИ)

Мужчина ловил на себе взгляд нолдо, когда Келебримбор думал, что это остаётся незамеченным. А ещё Талиона напрягало то, что он чувствовал эльфа, чувствовал его так называемую жизнь после смерти как тёплый шар в груди. Словно это была часть его, словно так было уготовано с самого начала, ведь… не чувствовал ничего противоестественного. Уже.

Когда Келебримбор приказал идти за отрыжкой орка, чтобы получить свои воспоминания, Талион не желал вообще ничего делать. Пусть и нолдо, пусть и бывший владыка, но зависит от него, нуждается в нём. Кажется, эльф понял всё сразу и сменил “гнев на милость”. Талиону было приятно видеть, как Келебримбор, начиная твёрдо, высокомерно свою речь, под конец откидывал свою гордость в сторону, становясь более… мягким. Странно такое видеть от того, кто по легендам был характером, как и Феанор. Кому бы рассказал… некому рассказать, только то лысое существо, которое помогает вернуть память нолдо, о котором даже гадко говорить.

Нурн был последним красивым местом в Мордоре, даже отчасти спокойным, если найти отдалённое местечко, куда орки не захаживают. Они расположились на одном из холмов, с которого открывался вид на море, но Талион предпочёл звёзды, которые были большой редкостью в Мордоре. Спокойствие, которого так мало в последние дни, небольшая передышка, которой тоже не хватает. Ему не нужно было искать взглядом Келебримбора, чтобы узнать, рядом он или решил оставить его одного, ведь чувствовал холод духа рядом с собой.

Умиротворение. Впервые нет мыслей и впервые не хочется вообще думать о Чёрной Руке, о мести, о попытке помочь не только себе, раз уж так получилось. Талион складывает руки на груди и не понимает, что темнота перед глазами - не наступившая ночь, которая накинула свои сети на всю Арду. Просто плыть по течению хоть иногда, расслабиться, позволить забыться самому себе.

Семья…

Горящие глаза…

Вспышки от удара кузнечного молота…

Ледяные пальцы, которые сжимают бока, срывая кожу…

Яркая вспышка разрушает темноту перед глазами и Талион резко садится, судорожно вдыхая и прижимая руку к груди. Боль, словно попал под стрелы, которые своими чёрными наконечниками пронзили ему грудь. И красные глаза, которые горели такой яростью, какую он никогда не видел.

- Келебримбор, ты не…

Талион обрывает себя, как только яркие пятна перед глазами исчезают, открывая вид на белые врата. Белоснежные стены, такие же белые башни среди моря зелёного цвета. Следопыт, как завороженный, подымается на ноги и оглядывается назад, где за спиной разросся лес.

- Келебримбор?

Но никто ему не отвечает. Отчего-то мужчину это не пугает, не страшит, лишь немного напрягает, ведь привык к эльфу, привык к пребыванию в Мордоре… Тело было лёгким, не было боли в забитых мышцах и одежда совсем не его. Почти невесомая, совершенно не чёрная и без оружия. Сон, конечно же спит, никак не иначе.

Талион не придумывает ничего лучше, чем войти в город, который зазывал открытыми воротами внутрь. Тишина поражала, как и обилие белых тонов, что проглядывали через широкие листья деревьев. Отсутствие любого живого, даже орка, настораживало, однако следопыт продолжал идти прямо, как будто прослеживая чей-то невидимый путь. С каждым новым шагом Талион всё сильнее убеждался, что это обычный сон, что в их тяжёлые времена не осталось столь прекрасных мест, которые полностью пустовали.

Высокая арка с незнакомыми письменами, которые никогда в жизни не видел, и стоит только пройти под ними, как где-то недалеко раздаётся пение. Мелодичный мужской голос, печальный мотив, и отчего-то кажется, что понимает каждое слово. Боль, разочарование, скрытая любовь, которую никогда не одобрят, ведь вторая половина любит другого. Талион хмурится, мотает головой, пытаясь прогнать наваждение, борясь с желанием уйти, лишь бы не чувствовать столько печали, которое оседает тяжёлыми каплями на душе. И голос, словно слыша его мысли, меняет песню на такую же печальную, но складывает слова в молитве.

Heskil, anta i farnё

Lauca wё lomёlórё,

Qualmёtári, anta i quildё

Fárёa wё hrotamorё.

Дворец. Прекрасный дворец, какой ещё никогда в жизни не видел, что, кажется, своими острыми пиками достает до самого неба, разрезая густые облака. Талион медленно, боясь, что это может быть ловушка, проходит мимо открытых дверей, заходит внутрь просторного зала, где во главенстве разместился трон. Окна, расписанные событиями из прошлого, при попадании на них лучей солнца отражались на полу разноцветными цветами, которые с большим удовольствием льнули к каждому, кто заходил. Синие гобелены, на которых характерными пятнами расцветали Сильмариллы, окружены языками пламени.

Синий луч солнца пробегает под его ногами, мчится к лестнице, которая скрывается за тёмной портьерой. Талион не знает, что там, не знает, к чему это приведёт, но чувствовал, что там будет он.

Fui, tana i tiё

Tera, an orё na hessa,

Nuri, linda i lírё

Eldanna i hecil lótesso.

С каждым новым шагом пение становилось громче, подгоняя, подсказывая, куда нужно идти. Светлые коридоры, мягкие полы от ковров, на стенах различные картины - величие, но с ним рядом нога в ногу стремятся уют и тепло. Если бы это был не сон, то остался бы здесь, выпросил бы скромный угол для себя. И Талион совершенно не вспоминает о жене и сыне, не здесь, где нет места для скорби. Тогда почему голос столь надломлен? Почему так много боли, от которой сжимается что-то внутри куда сильнее?

Anta annalyar aranyan -

Nan ata yaluvan essё:

Nienna, anta nin ñolmё

Cenien cálё lomessё.*

Талион резко останавливается возле двери, из-за которой и раздавалось пение, но стоит дотронуться рукой до гладкой поверхности, как голос обрывается в мгновения ока. Полная тишина, которая раздаётся неприятным эхом скрежета металла об металл где-то в затылке, что пробуждает незнакомые образы. Битва, слишком быстрые для него движения, выпады, чьи-то крики и Тёмный Властелин. Удар, от которого не успевает уйти. Его сносит в сторону, выбивая весь воздух из лёгких. Погнувшиеся доспехи на груди не дают сделать вдох, тяжёлые шаги приближаются к нему, чтобы в следующую секунду рука в железной перчатке схватила его за шею и подняла вверх… Талион отшатывается назад, словно ошпаривается, и смаргивает пелену видения. Не может быть… нет…

Следопыт хмуро смотрит на свою ладонь, которая всего несколько секунд назад прижималась к твёрдой поверхности, и переводит взгляд на тёмную дверь. Талион не был дураком. Пусть всего лишь человек, пусть нет у него никакой мудрости, что достигается веками, но он мог сложить два и два. Келебримбор… лишь он мог столь самоотверженно один выступить против Саурона, лишь он не испытывал перед ним страх.

Дверь легко открывается, пропуская человека в обитель эльфа. Синий, преобладание синего, который занимает своё место на широкой кровати и переходит на тяжёлые шторы, что кажутся чёрными. Ему стыдно ступать на белоснежный ковёр грязной обувью, но Талион делает пару шагов, подходя к давно погасшему камину. Высокий потолок, на котором, если приглядеться, видны небольшие точки. “Звёзды. Эльфы любят звёзды”, - мелькает у мужчины в голове, когда глаза скользят вдоль стены по шкафам, чьи стеллажи заполнены фолиантами. Никогда не видел столько…