Полтергейст (СИ)

Совместными усилиями Локи уже к шести вечера раскладывает все свои вещи, проверят гараж, в котором осталась его запечатанная мебель. Может, продаст её, ведь здесь было всё сохранено в идеальных условиях. Две спальни, столько же ванных комнат, что не удивительно, просто у него уже голова нормально не работает, и чердак, на котором абсолютно пусто. Не как в фильмах ужасов, однако был и подвал, в котором, что странно, было много света, ничего не перегорало, дверь не захлопнулась за спиной. Даже не накрутишь самого себя, что какой-то демон здесь обитает, дух, призрак и всё в таком роде.

Все комнаты были выполнены в мягких тонах, тёмных, что создавало уют. Первый дом на этом месте был построен в тысяча восемьсот девятом году, перенёс не одно разрушение, за которым его отстраивали, ставили новый дом, в котором жило много семей, который в последние десять лет видел почти тридцать новых хозяев. Это настораживало, даже пугало, но Локи уже забыл об этом факте, растапливая камин и садясь возле него с ноутбуком.

“Альф бесшумно пробирается по опустевшим коридорам, стараясь слиться с темнотой и не попадать на свет факелов. Магические сферы Гредера были надёжными огнями для всех путников ночью, но пользоваться ими в закрытом, узком коридорчике было неосмотрительно и глупо. Слишком яркое вне стен становилось тёмным в коробке.

Молодой маг сам вызвался пойти во дворец лорда Рогнвальда, сам вызвался забрать манускрипт, чтобы его уничтожить раз и навсегда. Необдуманно, но он действительно был самой лучшей кандидатурой, ведь всё своё детство провёл в этих стенах, знает все закоулки, все тайные проходы и… и был уверен, что Рогнвальд не тронет его.

Праздник Весеннего Равноденствия был в самом разгаре, большинство магиков находилось на центральной площади, где сейчас ломились столы от еды, от напитков… пир во время войны. Пусть эта война и не велась в открытую, но каждый знал о том, что Ваарал хочет поработить весь мир. И почему Рогнвальд выбрал этот путь? Почему подчиняется демону, от которого отказался его же народ? Альф мог лишь гадать, мог лишь обелять у себя в мыслях светлый, для него, образ лорда.

Альф подтягивает выше кусок тёмной ткани, что скрывала половину его лица, и, выглянув на развилке в смежный коридор, более не скрывается, смело выходя из-за угла. Даже если и будет кто-то из стражи, то они даже не в силах различить - муха перед ними или кто-то из посторонних. Тем более его скроет магия, которая, наконец-то, пришла в норму.

- Я не думал, что ты вернёшься сюда, - раздаётся из-за спины ледяной голос, от которого пробегают мурашки по телу и стынет кровь.

- Рогнвальд…”

Какой же он пишет бред. Локи тяжело вздыхает и подпирает голову рукой. Как-то сухо, некрасиво, без души и высосано из пальца. Мысли о том, что нужно переписать возникает быстро, но теряется почти сразу же за вспышкой других идей. Если что - исправит после или Стив подправит, он мастер в этом.

Потянувшись, Лафейсон прогибается в пояснице до хруста и блаженно стонет от слабости, которая пробежала по спине вверх. Всё же хороший этот дом, пусть как бы не “кричал” до этого об обратном. Работается, по крайней мере, здесь, у камина, куда лучше, чем в прошлом доме на диване или за столом. Потянувшись, Локи берёт рядом стоящую бутылку с водой и жадными глотками выпивает почти половину, чувствуя, как последние глотки проходят мимо рта.

- Чёрт. Как свинья, - недовольно шипит Лафейсон и вытирает тёмное, мокрое пятно на майке, делая его куда больше. - Прекрасно… Хоть вода.

Белая дымка плотно прижалась к поверхности зеркала, впитывая в себя каждую мелкую деталь, отмечая всё, что сможет использовать после для своего освобождения. Выйти, нужно выйти из этого зазеркалья, с параллельного мира. И добыть кровь, в который раз, будет легко, лишь бы только хватило её на задуманное.

В новом доме Локи заснул на удивление быстро. Даже несмотря на то, что в спальне было зеркало во всю стену (в первый раз, как только зашёл, чуть с воплями не выбежал обратно, стоило только птице за окном отобразиться в “серебре”), оно его не потревожило, не усугубило ситуацию.

Утро начинается поздно, начинается с тупой головной боли и ощущения, что на него кто-то смотрит. Лафейсон резко садится на кровати и сквозь белую пелену уходящего сна осматривается вокруг. Зеркало, уж слишком близко к нему стоит кровать, ведь даже с этой стороны нужно идти бочком. Мешки под глазами, в глазах нет привычного для себя огонька и гадкая щетина, которая была слишком редкой и старила его невыносимо.

В этом доме была горячая вода, была проводка, даже на кухне была современная техника. Старый дом, никто не тратил бы деньги… Наверно, Старк постарался внести свою лепту, чтобы загладить вину за то, что купил за его деньги, но без его согласия и “смотрин”, этот дом. Ванная кажется последним писком моды двадцатого века: глубокая, отделяющаяся шторами и столь белоснежная, что даже слепит. Небольшое зеркало над раковиной, что удивляет Локи, ведь по всему дому эти гладкие поверхности куда больших размеров. Но это, как и большинство, мелкие детали, которые засоряют голову лишним и исчезают быстро, словно от дуновения ветра.

Из жизни выпадает целый час, за который в ванной комнате подымается белый пар, что клубится подобно дыму. Молекулы воды неспешно смешиваются друг с другом, создают причудливые спирали, если хорошенько присмотреться, подымаются вверх и мелкими каплями воды приклеиваются к потолку и другим вещам, словно желают оставить всё в ванной навсегда.

Вытерев пар с зеркала рукой, Локи всматривается в отражение. Пар, который какой-то чересчур плотный за его спиной… Он поворачивает голову назад, но ничего особенного не находит. Штора, ванная, пар. Не выспался, наверно.

Бриться он не любил. Начиная только с одного слова и заканчивая появляющимся раздражением на шее. Обоюдная нелюбовь, между ним и бритвой, которая порой оставляла царапину на кадыке, что после неприятно стягивало кожу засохшей кровью. И вроде бы руки растут с нужного места, но что-то не заладилось с этим столь простым, на первый взгляд, аспектом жизни.

Единственное место, где не было зеркал - кухня, однако белая поверхность холодильника и сталь лезвий ножей служили прекрасной поверхностью для отражения любого изображения. В комнате подымается ароматный запах кофе, к которому присоединяются тосты с вишнёвым джемом. Пока персональная чёрная смерть заваривалась во второй раз, Локи пытался дотянуться вилкой от телевизора до розетки в гостиной. Кто вообще додумался так далеко, где-то за углом, за стенкой шкафа… Шипение сбежавшего кофе из турки заставляет вспомнить, что у него действительно на плите готовится его завтрак, и Локи подрывается на ноги, забывая теперь о телевизоре.

На чёрной поверхности экрана плазмы отражается густая дымка, стоящая в дверях в гостиную и слушающая причитания на кухне. Забавный человек, который отчего-то разговаривает сам с собой и совершенно не обращает на него внимания. Стоит себя показать ярче, чтобы точно поверил.

Четыре дня полного спокойствия, тишины и новые восемьдесят три страницы, которые лились из него столь быстро и легко. Локи обрадовал Роджерса, что через пару дней будет редактировать уже и вторую часть одного рассказа, обрадовал сам себя, ведь сможет отдохнуть хоть полгода. Ночь подкралась неожиданно быстро, но график для Лафейсона был тем понятием, которое символизировало размытость. Он мог ложиться в пять утра и просыпаться в восемь вечера… Писатель - это уже непостоянство.