Нашествие гениев (СИ)

— Мне что, извиниться? — возмутился Кэль. О, блин: «Я вас чуть не убил, но я за это что, должен извиниться? А не охамели ли вы!» Что за логика, Михаэль?!

— Извинения важны, только когда идут от чистого сердца, — выдала Света.

— Значит, извиняться я не буду, — пожал плечами Кэль.

— Нахал, — фыркнула Юля.

— Ага, — поддержала я.

— Я бы и не так назвала, — фыркнула Алиса. — Что за воспоминания о домашнем насилии? И еще и извиняться отказывается.

— Так ты же любишь садистов, — съязвил Бейондыч.

— Вымышленных, а не реальных, — пожала плечами Алиса. — Анимешных!

Мы с Юлькой переглянулись и рассмеялись, а L вдруг заявил:

— Вы бы поспокойнее, смеяться тоже нужно к месту.

— Смеяться надо, когда смешно, — пожала плечами Света.

— Я бы поспорил, но не буду, — апатично бросил Рюзаки, и я возблагодарила небо, шинигами и Ананасовую Фею за то, что он не вдарился в философию и не продемонстрировал нам силу ораторского искусства.

— Ну и трус, — выдала Алиса.

— Не оскорбляй Царскую харю, — возмутилась Юля. — А то сиятельство как засияет — не заметишь хука справа.

— А ты его защищаешь, потому что он на твоего парня похож? Любительница селфцеста? — съехидничала Алиса.

Ну все, понеслась нелегкая… Хотя нет, не понеслась — Юльке не дал раскрыть рот подошедший парень, возвестивший:

— Привет, девчата!

— Явился! — обрадовалась Катя и повисла у него на шее. — Знакомьтесь, это Паша, мой парень.

— Очень приятно, — заявил он, всем своим видом демонстрируя, что на самом деле ему глыбко пофиг, но он якобы очень вежливый.

— И нам, — вяло бросила я, а Катя начала нас представлять.

Вскоре подошли еще десять человек, то бишь весь клуб любителей потрещать о ерунде и послушать рифму. Алиса спорила с Юлей и кидала язвительные замечания в адрес анимешек, хотя, как ни странно, мне показалось, что L она «трусом» и «травоядным» не считает и наезжает чисто «по привычке». Света же вполне мирно болтала с Мэлло, который слушал ее вполуха, но все же отвечал на вопросы о том, какие он любит произведения и почему. Видать, не хотел быть грубым, зная о том, что мне могут не дать выступить. Однако я понимала, что ему «не до того», и потому то, что он вообще со Светланой говорил, мне казалось верхом любезности с его стороны. Собственно, у всех нас нервы были не на месте, а потому болтала в основном из «наших» одна Юля — она вообще когда переживает, тараторит в два раза больше…

Мы зарулили в здание клуба, и я подумала, что не зря не хожу по дискотекам: темные стены, металлические столики, декорации в виде цепей по стенам… это что, садо-мазо клуб?

— Твой костюмчик был бы кстати, — ехидно шепнула я Кэлю и получила тычок в бок и возмущенный взгляд сапфировых гляделок. Нет уж, Кэль, после двух месяцев общения с тобой меня такие взгляды в транс уже не ввергают. И тычки в бочельник тоже.

Я пожала плечами, и мы прошли к сцене. Я, Майл, Мэлло и Ниар уселись за один столик, Юля, L и Бейонд — за другой. Как расположились остальные, меня не интересовало, и я металась взглядом между сценой и Майлом… Катя встала и возвестила, что в клубе, возможно, будет пополнение, и первой выступит Юля. Грелля тяжко вздохнула, грустно посмотрела на Бейонда, и прошептав: «Придется подождать, но ведь все там будем», — вышла на сцену. Мне стало очень грустно, а Грелля, тряхнув алой шевелюрой, подошла к микрофону и, пристально посмотрев на Бейонда, начала читать стих Александра Александровича Блока. С лица ее исчезло веселое выражение и осталась только боль. Она просто говорила ему, что когда она умрет, они встретятся, потому что «мы все уйдем за грань могил»…

====== 43) «Я не сдамся!» — неплохой девиз, правда, друзья? ======

— Мы все уйдем за грань могил,

Но счастье, краткое, быть может,

Того, кто больше всех любил,

В земном скитаньи потревожит.

Любить и ближних, и Христа —

Для бедных смертных — труд суровый.

Любовь понятна и проста

Душе неведомо здоровой.

У нас не хватит здравых сил

К борьбе со злом, повсюду сущим,

И все уйдем за край могил

Без счастья в прошлом и в грядущем.

Грелля замолчала, и зрители начали аплодировать. Все, кроме меня и гениев: слишком больно было слышать эти слова… Я вздрогнула, почувствовав на плече чью-то руку и, оглянувшись, увидела Рюзаки.

— Ты же сильная, — тепло сказал он. — Покажи мне свою силу. Покажи, что способна идти до конца, несмотря ни на что, что способна бороться…

Он ушел за свой столик, и я с тяжким вздохом смотрела за тем, как Грелля возвращалась на свое место.

— А теперь второй новичок — Маша! — объявила Катя и ломанулась к музыкальному центру, ставить принесенную мной фонограмму.

— Прощайте, — прошептала я, глядя в глаза Дживаса, лишенные стекол очков, и встала. — И простите…

Я тяжело вздохнула и вышла на сцену. Посмотрев в зал, я нашла взглядом Майла. Он стоял вместе со всеми остальными гениями и Юлей около барной стойки и пристально смотрел мне в глаза. «Я не хочу его отпускать, — подумала я. — Почему восемь шагов к Раю — это всегда пытка, и неизвестно, достигнешь ли ты цели?» И тут в памяти вдруг вспыхнули слова, сказанные моими друзьями и врагами.

«Кто сказал, что журавля не поймать?»

«Вспомни образ, спасающий тебя из тьмы, и следуй за ним. Защити его. Не дай исчезнуть».

«Несмотря ни на что, надо бороться до конца и не сдаваться, не опускать руки, не уходить, отказываясь от собственного счастья, даже если шансов на выигрыш нет совсем».

«Я не допущу, чтобы ты пострадала, запомни. Ты ведь мой друг».

«Ни я, ни L, ни Мэлло, ни Мэтт, ни Бейонд не оставим тебя в беде».

«Покажи, что способна идти до конца, несмотря ни на что, что способна бороться…»

«Защита — единственное, ради чего стоит драться».

«Должный» исход для шинигами лишь один — подчинение им смертных».

«Книга судеб пишет несколько страниц вперед, и я всегда знаю, что последует дальше. И лишь когда перед человеком выбор ставит сама Судьба и мы, шинигами, книга оставляет судьбу непрописанной… И помни, я не люблю слабаков!»

«Самое главное — самурай никогда не должен пренебрегать боевым духом, в любое время и при любых обстоятельствах».

«Желающего идти судьба ведет, нежелающего — влачит».

Зазвучала музыка, и я вздрогнула. «Теряю. Я теряю его, не борясь! Я не могу так! Не могу! Не могу его бросить, не могу позволить уйти! Пока он дышит, я не могу его отпустить! Не могу опускать руки и быть слабой!» — подумала я, и в памяти вновь вспыхнули слова Графа: «И помни, я не люблю слабаков!» «Я буду бороться до конца, и если надо будет, выгрызу у него зубами их жизни», — решительно подумала я и, наплевав на музыку и недоуменные взгляды зрителей, кинулась в зал, спрыгнув со сцены. Студенты возмущенно зашептались, но мне было наплевать — я видела перед собой лишь грустные, растерянные, но такие понимающие, сияющие зеленые глаза. Добежав до Майла, я кинулась ему на шею и прижалась губами к его губам. В памяти вспыхнули страшные образы прошлого, Дживас вздрогнул, но затем теплые ладони легли мне на спину, губы его неуверенно дрогнули, и он осторожно и очень нежно поцеловал меня. Это нисколько не напоминало злой, жестокий поцелуй садиста, сопровождаемый укусом за губу до крови, и я нерешительно ответила, а воспоминания о том страшном дне стали отступать. Я не слышала ни улюлюканья в зале, ни смеха, ни свиста, ни воплей с абсурдным и нецензурным содержанием — для меня существовал только Майл Дживас, хакер, геймер, водитель алого авто в желтых гогглах, Мэтт. Весь мир сузился до двух зеленых омутов, глубоких и затягивающих, слегка замутненных, как два хризоберилла, и таких нежных, что сердце оттаяло, и я подумала: «Я никогда не отпущу тебя…» Я закрыла глаза и отдалась на волю чувств, а когда воздуха стало катастрофически не хватать, и Майл отстранился, я прошептала:

— Не отпущу, слышишь? Загрызу этого Графа зубами, если понадобится, но никогда не отпущу!