Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

Так и не дождавшись того, что королева соблаговолит позавтракать, Шут вышел из комнаты, а уже через минуту вернулся с привычной камерой, установил ее на привычном месте и привычно вернулся к кровати. Это могло значить лишь одно. Королева судорожно вздохнула и тихо заплакала. Беззвучно и сдавлено, будто даже в таком положении все еще стеснялась слез, все еще пыталась выглядеть сильной, пусть и понимала, что все это бесполезно. Возможно, дай она волю своим эмоциям, ей бы стало легче. Но она не могла. Она всегда все держала в себе. Всю свою жизнь. И именно этим в свое время и привлекла к себе внимание Шута.

Каждое действие слуги, тем временем, сопровождалось до боли знакомой холодной улыбкой, от которой королеве всегда становилось страшно, пусть она и не признавалась в этом даже самой себе. Камера начала записывать. Шут без стеснения забрался на кровать и без труда разложил королеву на матрасе так, чтобы разглядеть ее можно было во всей красе. Она даже немного сопротивлялась, насколько хватало сил, попеременно всхлипывая и вздрагивая, когда ощущала прикосновения Шута на своей шее, животе и бедрах. Ноги не слушались свою хозяйку, зато подчинялись ее слуге, который выудил из-за пояса веревку и в два счета привязал щиколотки девушки к ее бедрам, а затем раздвинул ее длинные худые ноги так широко, чтобы камера смогла запечатлеть Все. Королева глухо выдохнула. Сколько бы ее не снимали, сколько бы извращений не делали с ее телом, привыкнуть к этому было невозможно.

- Ну же, не будьте так холодны со мной, госпожа, – прошептал Шут пленнице в самые губы, усаживаясь между ее ног и всматриваясь девушке в глаза. Он делал так каждый раз, желая уловить в ее взгляде отчаянье или страх, но ни того ни другого не получал. Пусть ярко-голубые глаза блондинки были наполнены слезами, взгляд ее был злой и по-прежнему высокомерный.

- Ничтожество! – прошипела она, попробовав пнуть своего насильника коленкой в плечо, но удар оказался очень слабым и вряд ли хоть чем-то повредил ее слуге. Шут улыбнулся, как улыбаются воспитатели детских садиков, спокойно и даже ласково, затем облизнул указательный и средний пальцы и их влажными подушечками начал мягко массировать ее клитор, заставляя его твердеть и приобретать насыщенно-бордовый оттенок из-за приливающей к этому месту крови. Королева, тихо выругавшись, попробовала ударить слугу повторно. Тогда он резко навалился на девушку и начал тереться о ее клитор уже пахом. Это было неприятно и больно, но терпимо. Королева знала, что это только начало, а самое «интересное» ждало ее впереди.

Не прекращая тереться, Шут ловко изогнувшись, начал нежно облизывать плоский живот королевы, медленно добрался до небольшой груди и помассировал молочные соски, своими прикосновениями заставляя их затвердеть. Мимолетные ласки действительно были приятны физически, но при этом вызывали у королевы жуткое отвращение. Она знала, что каждый раз Шуту было важно, чтобы она возбудилась, но довести девушку до этого состояния самостоятельно у него не получалось, поэтому заканчивалось все неизменно горьким поцелуем, вследствие которого в ее рот попадала маленькая таблетка. После нее и наступал настоящий кошмар. Наверняка это было что-то из разряда афродизиаков, потому что королева тут же становилась мокрой, и тело предательски отзывалось на все, что бы ни делал Шут. Этот наркотик в десятки раз увеличивал чувствительность королевы. Но работал он не только в плане удовольствия, но и в плане боли.

Как девушка и думала, тратить слишком много времени на предварительные ласки Шут не собирался, уже через пару минут он припал к губам королевы и протолкнул своим языком ей в рот противное лекарство. Пленница смиренно проглотила таблетку, понимая, что если не сделает этого, будет только хуже. Наркотик подействовал почти моментально, создавая в голове королевы некую легкость и затуманенность, а все тело превращая в одну цельную эрогенную зону. Под влиянием наркотика чувственные поцелуи Шута уже не казались такими противными, ровно как и пальцы, что ласкали ее грудь. Внизу живота внезапно стало очень горячо, все тело девушки покрыла холодная испарина, дыхание сбилось, а взгляд потух. Увидь она себя со стороны, и королева пришла бы в ужас. Цельная маска полного равнодушия, что покоилась на ее лице, у любого нормального человека вызвала бы панический страх. Лишь Шут, по-прежнему улыбаясь, насиловал свою жертву, облизывая уши и шею своей королевы, кусая хрящики и ее ключицы и оставляя на светлой коже яркие засосы. Сквозь неприятные ощущения в районе лобка, все больше проскальзывали оттенки удовольствия, которые появлялись, конечно же, под влиянием наркотика, из-за чего с побледневших губ госпожи то и дело слетали холодные, безэмоциональные стоны. Шута они безумно возбуждали, поэтому слуга терся о девушку куда интенсивнее, иногда издавая тихие стоны и фырканья и от перевозбуждения беспощадно кусая грудь королевы до крови. Укусы были особенно неприятны, когда зубы Шута смыкались на ее сосках. Обычно он был более или менее аккуратен с самыми чувствительными зонами, но сегодня не особенно церемонился. Королева, запоздало реагируя на боль, хныкала, но продолжая находиться под дурманом наркотика, не особенно понимала, что в действительности ощущает и из-за чего собственно по ее щекам текут слезы.

Вдоволь поглумившись над грудью пленницы и оставив на ней несколько особенно глубоких и теперь кровоточащих ран, Шут снова припал покрасневшими от крови губами к губам королевы, запуская тонкие пальцы в ее длинные волнистые волосы и безжалостно выдирая их. Одновременно с этим слуга толкнулся в девушку последние несколько раз, резко выгнулся и, вздрогнув всем телом, захлебнулся в собственном стоне.

«Как странно, – сквозь затуманенное сознание подумала королева, – Он кончил, хотя у него даже не встал? – думалось ей, – у него вообще, кажется, не встает, ведь сам он ни разу меня не…»

Шут слез с девушки, тяжело дыша и подрагивая. Его дыхание сбилось, а капюшон с тремя длинными хвостами с бордовыми помпончиками на их концах съехал еще ниже, закрыв лицо слуги окончательно. Возможно это и к лучшему. Наконец-то королева перестала видеть его улыбку. Как ни странно, но от этого ей стало намного легче и даже спокойнее. Слуга тем временем подошел к большому подносу, поднял полукруглую крышку, которой был закрыт завтрак и из небольшой корзинки, которая неизменно всегда стояла по соседству с блюдами для королевы, вытащил большой черный вибратор.

«Наверное, он импотент!» – пришла к выводу девушка и нервно захихикала.

Слуга, не обратив на это хихиканье никакого внимания, не колеблясь, облизнул сначала самый кончик искусственного члена, а затем начал обильно покрывать своей слюной его толстый ствол. Делал он это умело, и явно смакуя, облизывал старательно и с вкусным причмокиванием. Наблюдая за всем этим, королева невольно возбудилась сильнее, и даже поймала себя на мысли, что хочет ощутить этот предмет внутри себя. И Шут не заставил ее долго ждать. Вдоволь наигравшись с «игрушкой», слуга приставил головку искусственного члена к истекающему смазкой влажному влагалищу девушки и вогнал предмет до основания одним резким сильным движением, не беспокоясь за то, что может повредить нежные ткани пленницы, и не нежничая с королевой. Девушка тут же пожалела о своем желании познакомиться с вибратором поближе, взвыла и выгнулась от жгучей боли. На глазах ее выступила новая порция слез. Пальцы вцепились в матрац с такой силой, что побелели костяшки.

Не успел пройти первый приступ кошмарной боли, как вибратор из нее аккуратно извлекли, а затем вогнали повторно. И снова. И опять. И еще. Заставляя кричать и молить о смерти, шипеть проклятья и думать о том, когда же закончится этот кошмар. Но даже в таком состоянии королева заметила, как рука Шута в какой-то момент нырнула в его штаны.

«Дрочит, сука? Он дрочит, причиняя мне такую боль?!» – девушка вновь взвыла, но кажется больше от обиды, чем от боли. Ну почему она такая слабая? И тупая?! Почему не обратилась в полицию еще тогда, когда впервые столкнулась с ним?!