Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

«Да ладно, какие могут быть проблемы?» – возмутится носитель розовых очков, щелкнет пальцем, и завеса правил, законов и морали рассыплется в пыль. И наступит свобода. И позавидуют ныне свободные несвободным, потому что подобный дар получат не только хозяева розовых очков, но и все остальные. К примеру, вон тот педофил, что сидел в тюрьме за изнасилование пятнадцати детей, или вон та прекрасная молодая леди, что застрелила своих родителей, желая стать единственным и полноправным хозяином нажитого ее матерью и отцом имущества.

Вы скажете: «Ах, этих людей выпускать нельзя!»

То есть свобода давалась бы не всем? Какая-то несвободная свобода, вам так не кажется?

«Но они же ненормальные люди, предоставлять им такую роскошь нельзя!»

Кто сказал? Кто сказал, что они ненормальные? Вы сказали? Общество сказало... Общество решило... Общество придумало... И поставило условия. Да, условия эти не беспричинны, НО... Условия есть условия, так или иначе они нацелены на уничтожение свободы и ущемление того, что может сделать человек. Разве странен тот факт, что люди способны не только на хорошее? Кому-то нравится вязать, а кому-то убивать. И убивать себе подобных. В общем и целом Свобода – это мечта, которой не стоит сбываться. Лучше думать о ней, слагать оды, писать стихи или жаловаться друзьям на то, что Вы скованы узами с семьей или любимым человеком, что задыхаетесь в этом мире и не знаете, как жить дальше. Никто не задумывается о том, что наступи желаемая свобода, и задыхаться уже будете вы от нее. Не от собственной, конечно, а от свободы окружающих вас людей.

Благо, некоторые довольствовались Иллюзией свободы. Совсем не обязательно быть свободным, чтобы чувствовать себя таковым. Шут знал эту простую истину и никогда не стремился бороться с отлаженной работой мироздания. Вместо того, чтобы ломать правила, идти против закона и навязывать окружающим свое личное мнение о происходящем, как любили это делать полусумасшедшие бомжи, что бегали по улицам города с табличками, на которых краснели надписи «Бог есть», «Мы за свободу» и «Инопланетяне среди нас». Шута не волновало, насколько плохо жилось его соседям, парню по другую сторону улицы или продавщице из дома напротив. Пусть они будут хоть трижды несвободными, Шут был не таким. У него имелась одна маленькая уловка – классическая музыка. Слушая работы известных композиторов прошлого, он закрывал глаза и проникался яркой и многогранной мелодией, так не похожей на тусклые однообразные холодные проигрыши, которые гордо именовались музыкой в современном мире, по сути своей, ею не являясь. Каждый раз, услышав подобный музыкальный «шедевр», Шут вздрагивал, внутри него закипала лютая ненависть к окружающим и страшное разочарование в этом мире. Он мог простить убийство, фанатизм, воровство, растление малолетних, наркотики, проституцию и некрофилию. Но ужасной музыки простить не мог.

Шут часто думал о том, что родился не в свой век и очень расстраивался по этому поводу. Но когда в руках его появлялась старая пластинка с классической музыкой, коих у него была целая коллекция, когда Шут бережно вытаскивал черный плоский диск из бумажного конверта, осторожно ставил его на старый граммофон и включал музыкальное устройство, все разочарования и душевные метания уходили на второй план. Шут растворялся в музыке, начиная мурлыкать ее себе под нос, а иногда даже пританцовывая.

Вдохновляющая мелодия заполняла собой убежище Шута с первыми лучами солнца и замолкала лишь с закатом, но сегодня, из-за того, что слуга заснул только под утро и провалялся в постели больше обычного, музыка заиграла с большим опозданием. Шуту оставалось лишь надеяться на то, что его госпожа не разгневается из-за подобной заминки.

Подумав об этом, он нежно улыбнулся, как улыбался каждый раз, когда вспоминал о госпоже, подхватил поднос с завтраком и вприпрыжку направился на аудиенцию к королеве. Комната госпожи естественно была запечатана под семью замками, и чтобы добраться до нее, следовало постараться. Первым испытанием был электронный замок. Ничего особенного? А, между прочим, очень трудно держать тяжелый старый серебряный поднос в одной руке, когда как ладонь второй прикладывать к его панели, дабы компьютер считал отпечатки пальцев и решил, открываться ли перед обладателем подобной ладони или нет. И можете не сомневаться, Шута замок впускал исправно и без лишних хлопот.

Двери, исполненные в виде стены, на которой висело несколько натюрмортов, раздвинулись и пригласили своего хозяина внутрь. Не думайте, что прямо за дверью Шута ждала его королева. О нет, чтобы добраться до ее комнаты, слуге предстояло преодолеть темный извилистый коридор, который к концу опускался на несколько этажей под землю и вел в темный холл, от которого отходило несколько железных дверей. В особенные дни за каждой из них жил определенный король Шута, сейчас же старое задание слуги подходило к концу, поэтому занята была лишь одна Особая комната. Но и она к сегодняшнему вечеру должна была опустеть. Это радовало Шута, но и немного печалило. Но вторую эмоцию показывать кому-либо слуга не собирался. Шут всегда должен улыбаться своей королеве или королю – это непоколебимое правило.

Дверь в комнату королевы была массивной, старой и без намека на электронику: самые обыкновенные старые засовы, цепь и амбарный замок становились преградой между слугой и его королевой. Преграды, которые Шут всегда преодолевал без труда. Открыв дверь, он шагнул в кромешную тьму, что таилась за ней, ловко нашарил одной рукой выключатель и щелкнул им. Вспыхнул свет, который в первую секунду ослепил как Шута, так и королеву, что уже успела проснуться. Она застонала и закрыла свои глаза руками. Шут же аккуратно прикрыл дверь, после чего подошел к кровати, как всегда поставил поднос с едой на прикроватную тумбочку, а сам сел на край голого матраса и посмотрел на госпожу. Она еще не знала, что сегодня им придется расстаться, а у Шута не поворачивался язык рассказать ей об этом, ведь королева наверняка расстроится, а, возможно, и расплачется! Шут бы этого не вынес. Он терпеть не мог королевских слез.

Королевой оказалась белокурая молодая девушка, на вид которой было не больше двадцати пяти, худенькая и с белоснежной, почти прозрачной кожей. Привыкнув к яркому свету, интенсивность которого увеличивали сотни больших и маленьких зеркал самой различной формы и в самых необыкновенных исполнениях, что висели на стенах и потолке этой комнаты, королева заметила Шута и издала что-то вроде стона. Слуга в ответ учтиво поклонился и кивнул в сторону подноса. Девушка не пошевелилась, внимательно наблюдая за каждым движением своего похитителя. Сегодня она не была прикована к кровати, это не могло не радовать, но королева прекрасно знала, что в ее нынешнем состоянии, далеко уйти ей бы все равно не удалось.

Шут вновь терпеливо указал на поднос, и снова королева стойко это проигнорировала. Она не хотела есть. Не то, что сготовил этот извращенный ублюдок! Девушка не знала, сколько прошло времени с того момента, как она впервые очнулась в этой комнате. Здесь не было ничего, кроме кровати, тумбочки и сотни зеркал. Правда иногда в комнате появлялась еще и камера. Старая и массивная. Шут обычно ставил ее на большую треногу прямо напротив кровати королевы, предварительно раздев девушку и приковав ее к постели. То, что следовало после, вспоминать королеве не хотелось, но и забыть подобное было уже невозможно.

Как только на камере нажималась кнопка записи, наигранная учтивость Шута куда-то испарялась. Все то, что он прятал и сдерживал в себе, вылезало наружу, демонстрируя в худенькой фигуре извращенного ненасытного садиста. И тогда в ход шли самые разнообразные предметы и приспособления, унизительные позы и кошмарные ощущения, которые, по словам Шута, должны были доставить королеве неописуемое наслаждение.

Должны, да не обязаны.

Результатом подобных съемок были вырванные ногти на руках и ногах девушки, гвозди, торчащие из коленных чашечек, многочисленные ссадины, синяки и глубокие раны, что появлялись на теле королевы в изобилии, и которых с каждым днем становилось все больше. Единственным живым местом на теле девушки оставалось лицо, портить которое, видимо, было не слишком эстетично. Любая другая на месте королевы уже на второй день рыдала бы в три ручья и умоляла отпустить ее. Но не Белая королева. Она знала, что все это бесполезно и отпускать ее никто не собирается. Она знала даже то, что рано или поздно ее убьют. И в какой-то степени уже смирилась с этим. Девушка три раза пыталась покончить жизнь самоубийством. Один раз хотела повеситься на разорванных и скрученных в толстую веревку простынях. После чего на ее кровати не осталось ничего, кроме матраса. Несколько раз она разбивала зеркала и осколками перерезала себе вены, что привело к наручникам и кандалам на ее руках и ногах. Ей четко дали понять, что умирать от собственных рук она права не имела. Ей оставалось терпеть постоянные истязания и ждать, когда же она надоест своему Шуту. Королева всячески провоцировала его поскорее избавиться от себя. Кто-то может сказать, что она ненормальная, что до самого конца надо надеяться на лучшее. Но Королева была реалисткой, королева была сильной, пусть и молодой и совсем неопытной девушкой. Как-то она даже попыталась убить Шута. Теперь она не могла ходить. Он перерезал ее сухожилия. А все тело так ломило от постоянных побоев, что и шевелиться ей уже было крайне трудно. Но протест, что даже после стольких пыток не потух в ее взгляде, не давал Шуту покоя и, безусловно, восхищал его.