Лабиринт памяти (СИ)

Она могла поклясться, что поймала сочувствующий взгляд Минервы, когда до боли закусила губы с внутренней стороны и осталась сидеть на месте, так и не сделав ничего, что могло бы остановить это неумолимое движение к их маленькой смерти.

Только по пути в Выручай-комнату ей удалось немного отсрочить этот момент. Гермиона зашла в женский туалет и пару раз умылась, безуспешно пытаясь унять жар, не покидающий её тело, а затем прислонилась к стене, снедаемая эмоциями, которые вместе выливались в огромное, всепоглощающее отчаяние.

Да, её щёки горели, тело ныло, и на запястьях совершенно точно совсем скоро расцветут синяки. Но это не имело никакого значения по сравнению с тем, что совсем скоро что-то, бьющееся в предсмертной агонии внутри неё, изо всех сил согревающее её оледеневшую душу и вынуждающее ещё хоть как-то держаться, умрёт.

Последняя мысль заставила Гермиону открыть глаза.

Хватит.

Уже нет сил и смысла прятаться.

Пора.

Они сразу увидели её — мерцающую призрачным светом чашу, покоящуюся на столе в противоположном конце комнаты, и от этого синхронно издали вздох, а спустя несколько секунд Драко сделал первый шаг.

— Нет! — следуя необдуманному порыву, схватила его за руку Гермиона, но тут же, осознав свой поступок, неспешно разжала пальцы.

Малфой, почувствовав её прикосновение, напряжённо замер, но в следующее мгновение, не оборачиваясь, твёрдо зашагал к чаше.

Гермиона смотрела на его удаляющуюся спину и теперь ясно осознавала, что это такое — умирать изнутри. И это чувство в груди — оно уже не было агонией. Оно было прощальным вздохом её бестолковой надежды.

— Тебе нужно особое приглашение? — послышался дрогнувший голос Драко, и Гермиона не без горечи отметила, что он даже не обернулся к ней.

И это стало концом всему.

Теперь она поняла, что пути назад нет. Есть только он, она и десять шагов, которые отделяют её, скорее всего, от самой большой ошибки в жизни.

Ошибки, которую она вынуждена совершить.

Видимо, он уловил изменение в её поведении, потому что наконец прямо взглянул ей в глаза, когда она подошла к нему, и в этом взгляде было столько откровенной боли, что сердце Гермионы мучительно ухнуло вниз. И прежде чем она смогла что-то сказать, Драко сделал то, чего она меньше всего от него ожидала: порывисто прижал её к себе.

— Как бы я хотел, чтобы этого с нами не произошло, — горячо прошептал он, уткнувшись ей в волосы, в то время как она уже беззвучно сотрясалась в рыданиях. Хватала ртом воздух, цепляясь на эту неожиданно подаренную близость, и догадывалась: это было прощание.

Его прощание.

— Давай сделаем это — узнаем, как всё было на самом деле. Возможно, всё не так плохо, как ты думаешь, — заставила она себя вымолвить сквозь слёзы, но сама ещё сильнее вжалась в его плечо щекой, не желая отстраняться.

Он промолчал, только крепче обняв её. Наверное, не поверил в её слова. Хотя она и сама больше не верила в них.

Прошло несколько секунд, которые Гермиона провела, изо всех сил стараясь запомнить, запечатлеть в памяти и впитать эти горькие объятия. И в этот миг она отчаянно мечтала, чтобы эти мгновения, проведённые в руках Драко, длились вечно.

— Вместе… На счёт три, — хриплым голосом, всё так же не отпуская её, в конце концов произнёс Малфой, и Гермиона несколько раз кивнула, проглотив ком в горле — пора. — Один…

Сердцебиение ускорилось.

— Два…

Дыхание участилось.

— Три.

Она словно шагнула в пропасть, когда они с Драко одновременно отстранились друг от друга, в унисон проговорили заклятие, а затем окунулись в Омут памяти.

И она вспомнила всё.

***

Гермиона знает: разговор ей не понравится. Но она не смеет отказать директору школы и поэтому послушно идёт в кабинет.

МакГонагалл выглядит усталой и постаревшей сразу на десятки лет, из её всегда безупречной причёски в этот раз выбилось несколько прядей, а мантия слегка помята. Гермиона не может винить в этом Минерву: война безжалостно изменила их всех, высосала жизнь из каждого почти до конца. Война всё ещё была в Хогвартсе, в его полуразрушенных стенах и закрытом Большом зале, который так и не был полностью восстановлен. Быть директором такой школы, пропахшей смрадом смерти, пропитанной кровью невинных людей и ужасом страданий, всё равно что вершить в аду против своей воли. И Гермиона знает, что сделает всё, о чём её попросит директор. Она не может не сделать.

— Вопрос весьма деликатный, мисс Грейнджер, — трёт пальцами веки МакГонагалл. — Но вы единственная, кому я могу его доверить.

И прежде чем она успевает что-либо спросить, профессор открывает глаза и уверенно смотрит на неё.

— Это связано с мистером Малфоем. Драко Малфоем.

Гермиона хмурится, пытаясь угадать, при чём здесь он — недавно оправданный Пожиратель Смерти, вернувшийся вместе с Блейзом Забини в Хогвартс — место, где его ожидали увидеть меньше всего.

— Его состояние вызывает опасения, мисс Грейнджер, — продолжает Минерва. — Вам известно, что перед судом мистер Малфой проходил полное медицинское обследование, в том числе и психологического характера?

Она лишь медленно кивает и, вероятно, догадывается, к чему клонит профессор. Неужели Драко признали невменяемым?

— Вы староста, мисс Грейнджер, и поэтому именно вас я прошу обратить пристальное внимание на поведение мистера Малфоя. Я хочу сказать, что, если вы вдруг заметите нечто странное…

— Простите, профессор, вы хотите, чтобы я следила за ним?

— Скорее, наблюдали, — мягко поправляет Минерва, не сводя с неё прямого взгляда. — Наблюдать — это всё, о чём я прошу. Насколько мне известно, у вас в этом плане есть определённое преимущество.

Её брови слегка вскинуты, а глаза выжидающе изучают лицо Гермионы, и она понимает, что Минерва в курсе.

— Вы имеете в виду карту? — скорее утверждает, чем спрашивает Гермиона.

— Да. Ведь именно я посоветовала мистеру Поттеру отдать её вам на всякий случай, раз уж вы возвращаетесь в Хогвартс в качестве главной старосты.

Гермиона не пытается понять, откуда МакГонагалл знает про карту Мародёров, но пытается вспомнить момент, когда Гарри отдал ей этот волшебный пергамент. Она очень быстро понимает, что этого просто не было, потому что он положил её в вещи, ничего не сказав, а Гермиона обнаружила подарок только в Хогвартсе.

— Но, профессор, Блейз Забини тоже староста, к тому же он общается с Мал… с Драко и живёт с ним в одной гостиной. Вы не считаете, что ему будет легче заметить, если… что-то пойдёт не так?

Разговор, определённо, кажется верхом абсурда. Следить за Малфоем, человеком с нестабильной психикой? А что если он окончательно свихнётся и решит расквитаться с какой-нибудь магглорождённой в стенах школы в память о своём Лорде? Разве сможет Гермиона помочь? Скорее, сама пострадает от этого психа, оказавшись рядом.

— Если бы было легче, я бы вас не просила об этой услуге, мисс Грейнджер, — поджав губы, с лёгким раздражением произносит МакГонагалл, прерывая её мрачные мысли. — Именно по той причине, что мистер Забини поддерживает дружеские отношения с мистером Малфоем, я не могу его просить об этой услуге.

— Он не согласится, — негромко говорит Гермиона скорее себе, чем профессору.

— Вы правы, не согласится, — кивает Минерва. — Но даже если бы я озвучила ему свою просьбу, он бы справедливо потребовал причины, а затем наверняка бы ответил отказом, после чего рассказал бы обо всём мистеру Малфою, которому знать про этот разговор крайне нежелательно.

МакГонагалл замолчала, и в кабинете стало непривычно тихо. Гермиона думает, что что-то здесь не сходится. Ей начинает казаться, что её собственные поспешные выводы о первопричине такой странной просьбы являются ошибкой. Но тогда в чём дело?

— Простите, профессор, но вы так и не сказали, зачем мне нужно наблюдать за Драко, — решается уточнить она, хотя в глубине души уже знает ответ, и от этого её пронизывает холод.

Минерва долго разглядывает Гермиону, а потом, тяжело вздохнув, устало отвечает: