В поисках будущего (СИ)

Всего семикурсников двадцать семь, и мой брат из них самый, самый последний. Лили где-то в середине, и она выглядит куда радостнее, чем я ожидала, когда идет по платформе. Она из тех девчонок, что живут только школой. Она никогда не будет такой могущественной, как сейчас, и она это знает. Она никогда не станет такой популярной, такой всеми обожаемой, такой известной. Но, кажется, она не слишком расстраивается, что это прошло. На самом деле, когда она переходит на другой край сцены, первая, кого она обнимает, не один из ее поклонников и не одна из ее марионеток, которые уже закончили – это Аманда Лонгботтом, которая выглядит удивленной и растерянной.

Ого. Все точно здорово изменилось…

Двести часов спустя они наконец вызывают Хьюго, и Лэндон просыпается как раз вовремя, чтобы прикинуться, как он воодушевлен. Хьюго выглядит, как и предполагалось, напряженным, но в то же время довольным. Ему много аплодируют, но, полагаю, это только потому, что он последний. Мне повезло, что на моем потоке был Закари Циммерман, так что мне не пришлось переживать неудобство последнего вызванного. Лили обнимает Хьюго, и он обнимает ее в ответ. Полагаю, это хорошо, хотя я хотела бы, чтобы он ее подольше не прощал. Она мне действительно, действительно не нравится, но полагаю, что она моя кузина, он мой брат, так что я не должна наслаждаться тем, что они друг друга ненавидят. Но это все равно было весело…

Потом Большой Зал превращается в огромное море путаницы, потому что люди повсюду ищут своих выпускников, чтобы поздравить и одарить вниманием. Повезло, что Хьюго и Лили легко могут нас заметить, потому что они находят нас куда быстрее, чем многие их друзья свои семьи. Они оба выглядят счастливыми и взбудораженными, и все их обнимают, и поздравляют, и говорят, как они ими горды. Лили так вдохновлена, что даже забывает, что ненавидит меня на секунду, и со скоростью миллион миль в минуту начинает рассказывать о своих ПАУК. Она кажется чрезмерно восторженной, и будь я сукой, то сказала бы, что это потому, что она чего-то наглоталась.

Но я сегодня не сука, так что притворяюсь, будто это природные эндорфины.

– Хьюго, Хьюго, не могу поверить, что ты уже взрослый! – говорю я с фальшивой ностальгией, когда добираюсь до Хьюго. Я крепко обнимаю его обеими руками, одновременно стараясь как следует опозорить и в то же время серьезно показать, как я его люблю. Он прикидывается, что ему не нравится, конечно, и пытается вырваться. – Ты должен все еще носить подгузники, – говорю я, саркастически качая головой, и щипаю его за щеку. Он расстреливает меня взглядом, и я не могу не рассмеяться, потому что знаю, что, когда мы будем на выпускной вечеринке в Норе, он получит это от всех Теток в радиусе пятидесяти миль.

– Ну, если они мне понадобятся, одолжу твои, – ядовито отвечает он и отклоняется от щипка за щечку.

Забавно, но я не помню, когда Хьюго перестал меня раздражать. Полагаю, я в этот момент не обращала внимания, потому что последнее, что я о нем помню, это что он был раздражающим маленьким придурком, который слишком много болтал. Но в какой-то момент он действительно стал нормальным.

Он, немного поддразнивая, толкает меня, а потом идет снова поговорить с мамой. Она выглядит безумно гордой им, и он не вырывается, когда она его обнимает. На самом деле ему совсем не неудобно, и он даже позволяет ей встрепать ему волосы. Я спрашиваю себя, грустно ли ему, что папы здесь нет. Я имею в виду, конечно, я уверена, что ему грустно. Грустно каждый день осознавать, что папы действительно нет, но, полагаю, в такой день это даже еще хуже. Я имею в виду, в конце концов, Хьюго всю жизнь работал ради этого дня, а папа даже не увидел, как это закончилось. Это дерьмово.

Может быть, из-за этого Хьюго перестал раздражать. Может это случилось, когда я поняла, что он единственный человек, который чувствует то же, что и я, сейчас. Он единственный, кто по-настоящему понимает, каково это просыпаться каждое утро и на полсекунды думать, что тебе приснился страшный сон и твой папа не убит на самом деле. Даже Лэндон не понимает этого так, как Хьюго, потому что Лэндон слишком мал. Ему трудно, конечно, но он не чувствует того же, что Хьюго и я. Так что, может быть, вот почему я смотрю на своего брата сейчас и вижу замечательного человека, а не испорченного мальчишку.

Мое внезапное погружение в сантименты заставило меня полностью пропустить внезапную суету вокруг нас. Оказывается телохранители больше не видели нужды охранять нас всех, потому что на Джеймса наконец налетели. Почти с десяток восемнадцатилетних девиц, напичканных выпускными эндорфинами.

У него и шансов нет защититься, так что он сдается и даже потакает им, действительно разговаривая с ними и поздравляя. Это отвратительно, то, как они бросаются на него и глупо хихикают. Это даже еще смехотворнее потому, что все эти девчонки учились вместе с ним в школе и знали его еще до того, как он стал квиддичным профессионалом. Конечно, они были на несколько лет младше, но все равно, это же не в первый раз, когда они его видят.

Становится еще более отвратительно, когда одна из девиц приподнимается на цыпочки, чтобы что-то прошептать ему на ухо, и при этом с омерзительной соблазнительностью проводит пальцем у него по груди. Джеймсу хватает совести ощутить дискомфорт, но меня это почему-то злит.

– Прошу прощения, – говорю я, не в силах более сдерживать язык. – Он женат. Вы это знаете?

– И что? – спрашивает она и вместе с другими девчонками разражается мерзким хихиканьем. Оказывается, они думают, что это невероятно забавно, хотя я понять не могу, что на хрен тут смешного. Я многозначительно смотрю на Джеймса, которому хотя бы хватает совести выглядеть пристыженным.

Можно было подумать, что женатый статус понизит ставки Джеймса в глазах женского населения, а вместо этого он сделал его еще желаннее. Оказывается, теперь он типа запретного плода или что-то вроде. Тошнотворно. Джеймс, по крайней мере, больше не вдохновляется ролью секс-символа, но я не знаю, насколько это правда и насколько он ощущает вину, потому что знает, что ему нельзя этим наслаждаться.

Поймите меня правильно. Он действительно любит Кейт. Не знаю, как это случилось и как это он вдруг волшебным образом обрел душу. Он был полным придурком с самого своего рождения, так что странно видеть его внезапно влюбленным и наполовину приличным и нормальным. Но, полагаю, это хорошо, потому что Кейт потрясающая, и она точно не заслуживает ублюдка, в которого она (не по своей воле) влюбилась. Этот Джеймс 2.0 больше ее заслуживает, так что надеюсь, он продолжит так и дальше.

Он наконец отделывается от них и уходит поговорить с бабушкой и дедушкой. Это срабатывает, потому что даже шлюхи не потащились бы за кем-нибудь, чтобы поговорить с его бабулей. Но, конечно, маленькие шлюшки не исчезают немедленно, и я полном шоке смотрю, как до них доходит, что Джеймс Поттер не единственный квиддичный профессионал в их поле зрения.

– О господи, Скорпиус Малфой! – визжит маленькая сучка, которую, кажется, зовут Натали.

Она и остальные ее подружки налетают на Скорпиуса, прежде чем он вообще понимает, что происходит. Они все немедленно начинают болтать, и он выглядит намного более неуютно, чем вообще мог Джеймс – даже когда тот был пристыжен. Они все продолжают и продолжают болтать о том, какой фантастический сезон у него был, и несут какую-то чушь, которую ни капли не понимают. Он нервно оглядывается по сторонам и, когда ловит мой взгляд, выглядит совершенно пристыженным, хотя понятно, что он понятия не имеет, как вырваться из этой толпы восторженных девчонок.

Я ревнива. Я ревнива и не стыжусь в этом признаться. Меня совершенно с ума сводит, когда другие девчонки с ним даже заговаривают, и меня это очень, очень злит. У меня тот еще характер, когда меня провоцируют, и лучший способ меня спровоцировать – это начать флиртовать с моим парнем у меня на глазах. У этих девчонок есть десять секунд, прежде чем я прокляну каждую из них прямо здесь, на глазах господа, моей бабушки и всего Большого Зала.