Грим (СИ)

*

Мы с Женовевой путешествовали по всей Европе, разыскивая следы предателей и предотвращая последствия их деяний. Они разрывали завесу повсюду, совершая ужасные ритуалы. Как только моя сестра могла творить такое? Вырезать сердца, совершать жертвоприношения?

Я видел изувеченные тела маглов, не принявших потусторонних сущностей, иссохшиеся тела волшебников, ставшие им временными пристанищами. Маглы объявили об эпидемии чумы. Что ж, это было почти правдой.

За эти месяцы я не сошел с ума от чувства собственной вины благодаря Женовеве. Самые тяжелые месяцы в моей жизни, и самые счастливее. Разве так могло быть?

Мы, оставшиеся верные слову члены Ордена, не справлялись, а доверять кому-то было чревато новым предательством. Мы и так доверили знание нашим родным, но в любой семье было место «паршивой овце».

Альберто Меццоджорно снова позвал меня.

Я возвращался в крепость Аямонте, вспоминая, как случайно оказался свидетелем травли ужасной ведьмы. А ведь реши я остаться простым созерцателем, то вампирский клан остался бы полностью прерван. И мир, возможно, уже был в хаосе. Что бы ни представляла моя сестрица, держать демонов в подчинении невозможно. Выполнив обещанное, они освобождались от оков договора и могли совершить что угодно. Убить своего «вызывателя», например, как стало с моей бедной глупой сестрицей.

В раннее утро город-крепость встретил меня тишиной. В домах не горел свет очага, спали люди и звери. Спокойствие и безмятежность сонного города дала облегчение моему сердцу.

Женовеве отвели отдельную комнату в доме Меццоджорно, где она мгновенно уснула — дорога была изнурительна. Я не мог позволить себе медлить и отправился на встречу с прорицателем.

Альберто ощутимо сдал с нашей последней встречи. Он возлежал в постели, утопая в подушках и одеялах. Слепые глаза безошибочно остановились грозным взглядом на моем лице.

— Здравствуй, мой мальчик. Ты шел слишком долго.

— Здравствуй, наставник. Что с тобой случилось?

— Я умираю. Сердце не выдержало предательства сына. Я по-своему любил его, но не доглядел, не разглядел в нем гниль, не выкорчевал ее в свое время. Я тоже виноват.

— Он выбрал свой путь сам. Мои родители тоже не представляли, что сестра сотворит подобное.

— Да, путь мы выбираем сами. Но семья главное, что есть у человека. И в ее силах помочь, уберечь, оградить.

Я смотрел в будущее. Все дороги ведут к краю. Но есть одна-единственная, требующая недюжинных сил. Она может помочь, но остались считанные часы, пока падет завеса. Наши братья и сестры согласны следовать ей.

В комнату вошли по очереди члены Ордена, все, кроме великана Грондо. По известным причинам он не мог свободно перемещаться. Его сосуд — камень с огромный человеческий кулак на простой веревочке — держала в руках вейла.

— Единственный выход — объединить и заключить все наши семь сил в мистический сосуд — Ключ — и отправить его по ту сторону в Небытие. В нашем же мире сила наших сосудов, рода каждого из нас будет удерживать завесу и ключ.

Но создать ключ сможешь только ты, Ксантос, Магистр ордена. Только ты сможешь вобрать до капли силу из наших тел и вложить ее в сосуд.

— Я сделаю что угодно.

Альберто кашлянул.

— Такое средоточие сил дано удержать не каждой материи, как и демонскую сущность. Только сильному магу. Наши тела бесполезны, они должны участвовать в ритуале по иную сторону.

— Мы найдем любого мага. Это будет сопутствующий ущерб, но я согласен на него. Слишком много людей гибнет в войнах.

— Ты не дослушал, мальчик. Это должна быть жертва. Значимая для тебя, иначе магия не сработает.

— НЕТ! Я не отдам тебе ее, безумный старик! — закричал я.

— Единственный шанс этого мира.

Ужас сковал мое тело.

Я не мог этого сделать. Это неправильно. Неправильно.

Тупая боль поселилась в моей груди, то плакало мое сердце, зная, что я выбрал.

*

Перед глазами по закатному небу плыли белоснежные облака. Драко моргнул и удивленно понял, что плачет. Воспоминания магистра Ксантоса подействовали и на него. До последнего он думал, что Ключом был сам магистр, ведь от его имени велся мысленный рассказ и представали картины прошлого, видимые его собственными глазами. Малфой понимал, какой выбор был сделан, и гадал, смог бы он поступить так же.

Пожертвовал бы?

— Очнулся? — в голосе Гермионы послышалось облегчение. — Я почти переживала за тебя. А вдруг здесь ты не сможешь воскреснуть. Не знаю, сколько прошло времени, как я обнаружила тебя. Часы здесь не работают: часовая стрелка крутится как волчок. А я не сразу решилась вернуться после окончания вьюги.

— Почти переживала? — Драко присел на земле, оглядывая весенний лес, облаченный в зеленую листву, цветом напомнившую ему глаза Женовевы.

— Мастер вытравливал из меня любые привязанности. Ты знаешь, что любовь — самая могущественная сила? Дамблдор рассказывал о ней миллион раз. Я теперь даже не знаю, люблю ли родителей. Не уверена. Я не чувствую.

— И Мастер хочет населить новый мир бесчувственными жителями, не умеющими любить? Строить с ними новый совершенный мир?

— Он обещал вернуть мои чувства, когда все закончится.

— А снова ощутив их, ты вспомнишь, что совершила. Как ты будешь жить с этим?! — Драко не замечал, как кричит.

— Я, Мастер… — Гермиона запнулась и смотрела на него большими потерянными глазами. Ее затрясло.

Магия или, точнее, ее отсутствие, были причиной, Драко не знал. Но надеялся, что до того, как Ключ откроется им (а Малфой был уверен, что дорога из костей вела к нему), Гермиона станет прежней.

— Ты пришел в себя? Идем!

Гермиона шла впереди не оборачиваясь. Малфоя немного шатало, но он следовал за ней шаг в шаг. Ощущение близкого конца не покидало его. Они найдут Ключ, а что дальше? Услышал его Бенедикт, когда зацепил его зовом? Удался ли устроенный спектакль с разочарованием Грима в друзьях и вышло ли обличить Карла в предательстве? И каковы будут действия Мастера?

Вопросы и ни единого ответа.

Они долго шли — закатное небо успело потемнеть, и на нем засветились серебристые огоньки звезд. А в лесу вспыхнули зеленым огнем мириады светлячков, превращая пространство в сюрреалистическую картину.

— Красота, — прошептала Гермиона. И он был с ней согласен.

Подсвеченные огоньками деревья превратились в сказочные неземные фигуры. Каждый листок, каждый излом ветки искрился зеленым светом. А потом появился извечный спутник — ветер. Он начал новую игру: подбрасывал светлячков в воздух, кружил ими. Драко протянул руку, и один из светлячков приземлился на его ладонь. Боль прокатилась волной по его телу.

— Не трогай их!

Но было поздно. Ветер взметнул светлячков и завертел в смертоносной светящейся круговерти, а Гермиона и Драко очутились в ее эпицентре. Боль разрывала тело, а ядовитые прикосновения насекомых разъедали одежду и кожу. Упав на землю, Драко пытался хоть как-то избавиться от смертоносного роя. «Хватит!» — попытался крикнуть он, но стоил открыть рот, и зеленые огоньки обожгли губы.

Мир потускнел, словно из него выкачали цвета, и снова стал черно-белым. Ветер опалил дыханием измученные тела Драко и Гермионы и обрел человекоподобные очертания.

— Я тоже умоляла о пощаде. Кричала, клялась в любви, проклинала! А они обездвижили меня и лишили голоса. Увидите же вы оба, что со мной сотворили!

*

В подвале, освещенном сотней свечей, на каменной круглой плите лежало тело молодой девушки. Длинные светлые волосы свисали с края платформы. Она была жива и в сознании. На щеках виднелись дорожки слез.

— Я хочу, чтобы ты знала. Я не обманывал, когда говорил, что люблю тебя. С самого первой нашей встречи.

Ксантос вложил в нее свои воспоминания. В его глазах были слезы.