Резко повзрослевшие (СИ)

Сиджи сглатывает, прижимая руку к груди, и бросает взгляд на спокойно пьющих мужиков, а затем на Алекса. Его желтые глаза блестят, а губы раздвинуты в глупой улыбке.

Но сердце все еще бешено бьется об ребра, а затылок не перестает гудеть.

— Если он и правда что-то расскажет о наемниках, — отвечает Сиджи, стараясь особо не смотреть на Алекса. — Если же нет, то я сразу уйду.

— Расскажет, — неожиданно серьезно отвечает Катарсис. — Алекс садись к парням. Я сяду рядом с Сиджи.

Алекс, пошатываясь, ставит на стол кувшин и бутылку и садится, недовольно бубня под нос про современную молодежь. Его товарищ, — с густой светлой бородой и покрасневшими глазами, — сразу положил свою здоровую руку на его плечо. Катарсис усаживается, перекинув кое-как ноги, на вторую скамейку и, положив локти на стол, берет кружку. Сиджи колеблется, хмуря брови и закусив губу, смотрит на свободное рядом с Катарсис место, а затем, вздохнув, все-таки усаживается рядом.

Наклонившись к Катарсис, Сиджи шепотом спрашивает:

— Почему ты так много выпила?

— Ну, — тянет та, рассматривая пенистую жидкость в кружке, — я давно не видела Алекса. А мы когда встречаемся, всегда напиваемся. Вообще я не планировала сегодня так много пить, а встреча, пожалуй, и правда неожиданная.

— Алекс твой… насильник и вообще не хороший человек. Я не хочу здесь находиться. Пусть уже рассказывает, что знает.

— А мы и не люди, Сиджи, — отвечает Катарсис, грустно ухмыляясь. — Но ты права, пусть рассказывает. Детям в такое время уже пора спать.

Сиджи замечет секундный в глазах блеск. Непонятный и странный. То ли грустный, то ли еще какой… потерявший надежду?

— Расскажи нам о наемниках, — смело говорит Сиджи, отбросив размышление и сжимая кулаки под столом. — Все что знаешь.

Алекс молчит, бросает взгляд то на Катарсис, которая посматривает в замусоленное окно, то на Сиджи. Отпивает из своей кружки и, отрыгнув, говорит:

— Наемники-педремники сраные сидят в лесу и время от времени грабят путников, которым не повезло пойти не той дорогой. Я не знаю, где именно они засели, но вот этот дуралей-хуалей, — Алекс указывает кружкой в лысого мужика с повязкой на глазу, — вот он вот знает. Магнус, завтра проводишь этих милых дам до тех несчастных хуемников. И сваливаешь быстро, тебе видеть, что там будет происходить, не стоит. Да и нам здесь будешь нужен.

— Не выражайся, — говорит Катарсис, помахивая пальцем. — Здесь дети сидят.

— Да какой она ребенок! Смотри, скоро сама рожать начнет. Взрослая девка же! Как будто она никогда не слышала, как мужики матерятся!

— Что?! Да мне только тринадцать! — возмущено кричит Сиджи, выпрыгивая из-за стола. — Я узнала, что хотела! Всем до свидания! Надеюсь, больше не увижу ваши отвратные морды. Ну и друзья же у тебя, Катарсис!

Сиджи быстро поднимается по лестнице, судорожно дыша, и слышит, залетая в комнату:

— Нихуясе тринадцатилетние девки пошли…

Сиджи стоит напротив зеркала, в отвращении нюхая воротник рубахи, и тянется, чтобы снять, но застывает. И, глухо застонав от бессилия, слабо ударяет кулаками по комоду.

— Ненавижу, — шипит сквозь зубы.

Руки трясутся, голова гудит. Комок в горле не дает спокойно глотать, а легкие, словно сжимают в тески.

Сиджи судорожно вдыхает, прислонившись лбом к комоду.

Скрип кровати, сонный полустон.

— Сиджи? — зовет тихий голос.

Сиджи дергается, выпрямляется, нервно заправляет рубаху и медленно оборачивается.

В темноте светятся два желтых глаза с вертикальными зрачками. Так же жутко, как и глаза Алекса. Сиджи передергивает.

— Почему не спишь? — спрашивает Хром, опуская ноги на пол и потирая ладонями лицо. — Все нормально?

Сиджи молчит, бросая взгляд на раскладушку, и вздыхает, сжимая ткань рубахи.

— Катарсис встретила своих друзей. Они там бухают. Раскладушка не разложена и я не знаю, как ее разложить… Я сомневаюсь, что Катарсис будет в состоянии приготовить место для сна.

— Так сильно набухалась? — озадачено спрашивает Хром, подходя к раскладушке.

В лунном свете Сиджи видит полураздетого Хрома. Его торс обнажен, открылись взору бледные шрамы и родинки. При каждом движении мышцы сокращаются, а распущенные волосы покачиваются. Из-под челки видны горящие золотом глаза.

Сиджи опускает взгляд, разглядывая в деревянном полу щели, из которых льется слабый свет от свечей с первого этажа.

— И не сомневаюсь, что напьются еще сильнее.

— Ну, тогда разложим, — говорит Хром, разминая плечи и шею, — не большая проблема. А ты-то чего не спишь?

— Захотела попить.

— О, можешь мне принести?

— Нет, — резко отвечает Сиджи, а затем, увидев удивленное лицо Хрома, поспешно добавляет: — Я не хочу выходить, там сильно пахнет перегаром. И эти пьяные морды…

— Я понял, все понял. Сам схожу, — говорит Хром, махнув рукой. — Тебе и правда, так не нравятся пьяные люди?

Сиджи кивает и ежится от дуновения ветра из окна.

Хром пожимает плечами и наклоняется к раскладушке. Раздается протяжной скрип. Хром быстро раскрадывает и ставит раскладушку параллельно комоду, плотно пододвинув к нему. Бросает плед на полосатый матрас и, вполне довольный собой, говорит:

— Надеюсь, она вообще заметит ее. Ладно, пойду, что ли попью.

— Ну, пойди, ну попей, — бурчит Сиджи, падая на кровать лицом в подушку.

Дверь скрипит, раздаются удаляющиеся шаги.

Сиджи лежала на кровати, разглядывая виднеющиеся звезды и луну в окне, когда в комнату наконец-то вернулся Хром. Он тяжело сел в углу кровати и стал внимательно разглядывать ее лицо.

Дует ветер, развивая шторку и волосы Хрома. И донося шелест, стук копыт и быстрый цокот каблуков.

Сиджи поворачивает голову. Видит сверкающие глаза и чуть нахмуренные брови.

— Чего тебе, мистер вечно голодный на колбасу? — бурчит, насупившись и держа пристальный взгляд.

— Что за стереотипы? Чем ты сейчас недовольна? — спрашивает Хром, закатывая глаза. — Вечно недовольная, вечно оскорбляющая. Не удивлюсь, если у тебя не было друзей на Земле.

— Это у них не было меня! И у тебя тоже не очень-то много друзей! Все время бегаешь за Каренн! И вообще, чего это ты на меня смотришь?! Ты не даешь мне спокойно уснуть!

— А ты меня разбудила! Заставила разложить раскладушку, а теперь еще и возмущаешься! И при чем тут Каренн?

— А при том, что ты говоришь, что у меня нет друзей, когда у самого их нет! Только безответная любовь и колбаса! Хоть колбаса не скажет тебе нет!

— Что?.. Я не… я не влюблен в Каренн. Тебе показалось, — смущенно бубнит Хром, опустив взгляд вниз. — Нет, я не влюблен в Каренн…

Сердце больно ударяется о ребра, камень в груди неприятно ноет. Комок в горле не дает сглотнуть и спокойно дышать.

Сиджи хмурится, отведя взгляд в окно, и зло сжимает челюсть. Она смотрит на мерцающие звезды и полную луну, освещающую крыши домов. В окнах давно не горит свет, а жители спят, видя спокойные и счастливые сны. Даже пьяницы уже не поют свои песни и не орут. Лишь стражники иногда проходят вдоль улиц, звеня доспехами.

— А вот даже если я и влюблен, — продолжает говорить Хром, — то, какое тебе дело?

— Никакого.

Сиджи привстает, достает одеяло и залезает под него. Удобнее устраивая голову на подушку, сердито бурчит:

— А теперь брысь с моей кровати, я хочу спать.

И пинает Хрома в бедро.

— Чего ты пинаешься, а?

Резко открывается дверь, с шумом ударяя о стену, и в комнату вваливается Катарсис. Сиджи и Хром от неожиданности подпрыгивают.

— А че-е-е-го это вы не спите? — спрашивает Катарсис, растягивая слова. — Дети дол-л-жны спать в такое время.

Не дождавшись ответа, Катарсис, шатаясь, подходит к раскладушке и падает на нее лицом вниз. Раздается скрип, а затем сильный удар метала об дерево.

— Она там живая? — шепотом спрашивает Сиджи, вытягивая голову, пытаясь рассмотреть в темноте лежащее тело.