Резко повзрослевшие (СИ)

Сиджи падает, но не чувствует боли. Поднимается, громко кашляет и снова бежит.

Мужчина и женщина стоят спиной, смотрят на просторные зеленые поля, усыпанные красными маками. И как будто не слышат крики.

— Пап! Мам! Я здесь! Посмотрите сюда!

Они оборачиваются, когда Сиджи в очередной раз падает и не находит сил встать.

— Твой страх… твоя боль… никто не хочет, чтобы это прекращалось.

Мужчину и женщину окутывает белый туман. Резкая вспышка слепит глаза. Сиджи прикрывает лицо ладонью.

Из тумана, что медленно простирается дальше, скользит своими щупальцами к Сиджи и к зеленому полю, к красным макам, вылетают большие бабочки. Порхают своими белыми крыльями, шевелят своими длинными усиками.

Сиджи кричит.

Замусоленная тряпка, заменяющая шторку, развивается и шуршит. Из открытого окна раздаются шелест листвы, стук копыт и каблуков, пьяные крики и пение.

Лунный свет слабо освещает маленькую комнатку, в которой стоят две кровати, тумбочка и комод. И висит зеркало, в отражении которого виднеется спящее лицо Хрома. Краем глаза видна все еще не разложенная раскладушка и, весящий на ней, плед.

Сиджи лежит на кровати и не двигается. Смотрит на пятна на потолке и глубоко дышит. Пальцы на руках занемели, а ноги отяжелели и отказываются двинуться. К мокрой спине прилипла рубаха.

За дверью раздаются шаги, скрип двери. И усталое бормотание.

Сиджи жмурится, глубоко вдыхает и садится, опустив на холодный пол босые ступни. Выпрямляется, проводит ладонью по шее. Ощущает пот на пальцах и стонет. Мучительно и протяжно, словно последние остатки души выходят из тела.

— Ненавижу бабочек…

Из окна неожиданно громко раздается невнятное пение, затем яростный крик и звон посуды.

Дует холодный ветер, развивая шторку, охлаждая мокрый затылок и спину. Сиджи облегченно вздыхает и тянется к сапогам, глубоко зевая и жмурясь.

Скрипит кровать. Хром переворачивается, бубня что-то о кораблях и качке.

Сиджи засматривается на спящее лицо, такое умиротворенное и спокойное, а потом резко отдергивает себя, стараясь не смотреть даже в сторону Хрома. И встает, тихонько подходит к двери, все-таки бросая мимолетный взгляд на его лицо, на чуть приоткрытые пухлые губы и черные ресницы, быстро выходит из комнаты.

Спустившись на первый этаж, Сиджи еще раз оглядывает трактир. У входа сидят трое мужчин крепкого телосложения и с грозными лицами. Их топоры, мечи, секира и арбалет лежат на столе. Они тихо о чем-то переговаривают, отпивая время от времени из больших кружек, наполненных до краев.

Сиджи ежится, потирая плечи, и старается больше не смотреть в их сторону.

За стойкой все так же стоит та женщина и хмуро поглядывает на мужчин. Пьяницу Сиджи не замечает, но стопки и кружки, из которых он пил, все еще оставались на месте.

— Простите, — говорит Сиджи, подходя к стойке ближе, — вы не видели, куда ушла девушка, которая была со мной? Высокая, у нее зеленые волосы…

— Твоя подруга отошла ненадолго, — отвечает трактирщица, дружелюбно улыбаясь. — Может, налить тебе чего?

— Можно воды?

Трактирщица кивает и скрывается за стеной.

Сиджи присаживается на стул, опустив голову, и пытается лишний раз не двигаться. Волосы на затылке встают дыбом каждый раз, когда чашка стучит об стол.

Трактирщица возвращается с кувшином в руках.

— Не часто встречаю тех, кто предпочитает воду, а не пиво, — говорит трактирщица, наливая в стакан до краев, — или сок, а не водку. Не любишь алкоголь?

— Нет, не люблю.

— И правильно. Из-за пива мужики становятся такими свиньями. Да и бабы не лучше.

Сиджи молчит, выпивает воду залпом, и бросает украдкой взгляд на мужиков. Видит, как один из них, — с длинными черными дредами, завязанными в низкий хвост, и смуглой кожей, покрытой множеством шрамов, — внимательно наблюдает за ней. Сиджи дергается, быстро отворачиваясь, и не находит сил встать. Ноги занемели.

Слышит скрип, стук каблуков и лязг стали. Видит в отражении приближающийся силуэт, страшно сверкающие желтые глаза и жесткую линию губ. Крупная тень медленно нависает над ней. Сиджи чувствует спиной чужое присутствие, поясница и затылок покалывают.

Секунды три мужчина стоит, нависая и словно пристально наблюдая, а затем садиться на стул рядом с Сиджи. И наклоняет голову.

— Не хочешь выпить? — вкрадчиво спрашивает он, поставив рядом бутылку.

— Простите, я не пью, — глухо отвечает Сиджи, уставившись в дно своей кружки.

— Даже воду или сок?

— Я не знаю вас, не могу выпить с вами, — быстро говорит Сиджи, вставая со стула. — Мне пора.

Сердце выпрыгивает из груди, ладони вспотели. В голове пусто, глаза видят только лестницу и перила.

Мужчина хватает Сиджи за предплечье и силой тянет к себе. Сиджи с грохотом садится на стул, морща лицо от боли. И в следующее же мгновение дергает руку, но мужчина держит ее мертвой хваткой.

— Отпустите меня, — кричит Сиджи, оглядывая трактир. — Выпустите!

Трактирщица испуганно опускает голову и быстро скрывается за стеной.

— Дорогая моя хозяйка, а куда это вы ушли? — громко спрашивает мужчина, рывком пресекая попытки Сиджи вырваться. — Налейте соку этой барышне!

— Не нужен мне сок! Отпустите! Отпустите!

С улицы раздается быстрый цокот каблуков.

Сиджи в надежде смотрит то на дверь, то на лестницу. Старается вырвать руку, но хватка становится все сильнее. Кожа больно трется об ткань рубахи.

— Мне больно! Отпустите меня! — пронзительно визжит Сиджи, кривя лицо. — Помогите!

— Да успокойся ты!

Мужчина грозно ударяет бутылкой об стойку, впившись в Сиджи желтыми глазами, что жутко блестят при свете свечей.

— Мне нальют сока или нет?!

— Сейчас-сейчас, — перепугано говорит трактирщица, выходя из-за стены.

Цокот приближается. За дверью кто-то крепко ругается, а затем резко раскрывается дверь. И, сердито ввалившись в помещение, пьяно орет:

— Какого хрена бабий писк слышан аж на той стороне улицы?!

Сиджи быстро оборачивается и видит Катарсис. Сапоги и плащ испачканы в грязи, края рубахи торчат из-под брюк, а пряди волос выбились из крупной косы. Ее глаза грозно блестят, а рука лежит на эфесе меча.

— А ну отпусти ребенка, старый дуралей! — орет Катарсис, подходя ближе. — Ты чо к ней пристал, Алекс? С дубу рухнул?! Да ты ж пьян, как тот, сука, несчастный… ик…

— Да ты сама, мать мою за ногу, пьяна и еле на ногах держишься! — в ответ орет Алекс, отпустив Сиджи, потянувшись за кружкой. — Ей! Куда ты, как тебя там… а хрен с ним! Поговорить надо!

Сиджи быстро скрывается за спиной Катарсис, которая, пошатываясь, грозно машет пальцем Алексу. Сиджи, вцепившись трясущимися пальцами в руку Катарсис, прячется лицом в грязный плащ. В нос ударяет резкий запах алкоголя, пота и чего-то паленого…

— Ты детей мне тут не обижай! Как говорит моя маменька: «Дети это святое»! Будущее наше и надежда! Чего ты хотел от Сиджи? Ты чо к ней пристал? Она теперь тебя шугаться будет, как некоторые святой воды и распятий!

— Ой, все, — закатывает глаза Алекс, сгребая под мушку бутылку, а из рук трактирщицы выхватывая кувшин с соком. — Милая моя хозяйка, вот все это вот считай на счет этой курицы. У нее денег много, расплатиться.

— Что?! — возмущенно восклицает Катарсис, подходя ближе, утягивая за собой Сиджи, и задирая голову вверх. — Так ты еще и за мой счет бухать захотел? Да чтоб тебе кишки выпустили завтра!

— Лучше пойдем, договорим о твоих наемниках, — говорит Алекс, кивая в сторону стола, за которым все еще сидели его спутники. — А то разоралась она тут о всякой херне. Денег ей жалко на лучшего друга.

Катарсис молчит, посмотрев сначала на Сиджи, а потом на стол, заваленный выпивкой и оружием. Обратив взор в потолок, и, немного постучав пальчиком по подбородку, спрашивает:

— Присоединишься? Они вообще приличные, руки не распускают. А если что, то отрубим, чтобы неповадно было.