Ангелы не умирают

Ирис нервно уцепилась за ручку в стене лифта.

– Я никуда с тобой не пойду!

Энджел закатил глаза и, схватив за локоть, с лёгкостью выволок из лифта.

– Пусти меня!

Ирис почти визжала.

– Да хватит уже. Ты ведёшь себя как идиотка.

– Я не пойду с тобой на крышу. Хочешь убить – убивай прямо здесь.

– Где ты тут видишь выход на крышу, а? До неё ещё пять этажей.

Ирис перестала отбиваться, растерявшись.

– А куда же ты тогда меня тащишь?

– В гости.

Натолкнувшись на удивление и растерянность во взгляде Ирис, Энджел пояснил:

– У меня здесь квартира.

– У тебя весьма странная манера приглашать гостей, – сообщила Ирис.

Вместе с тем, как уходил страх к ней возвращались привычная уверенность в себе и склонность дерзить.

– Даже не знаю, можно ли это вообще назвать приглашением? Я же, вроде как, не оставлял выбора? Ладно, если крыша кажется тебе более привлекательным местом мы можем вернуться в лифт.

– Я бы охотнее вернулась в школу.

– Не сейчас.

Энджел почти силой втолкнул Ирис в квартиру.

– Заходи, раздевайся. Будь как дома. Чего налить?

– Кофе, – огрызнулась Ирис.

– Это только если согласишься остаться на ночь.

– Я не буду пить. Я вообще-то за рулём.

– Какие мы правильные и осторожные, – с издёвкой протянул он.

– Ну, вообще-то не всем везёт быть такими живучими. Если я врежусь во что-нибудь у меня есть все шансы живой не подняться. Очень мотивирует, знаешь ли?

– Где уж мне? Ну, не хочешь, как хочешь. А я выпью. За жизнь, интересную и разнообразную.

Ирис тем временем осмотрелась.

Квартира была роскошной, но не уютной. Как павильон для съёмок, словно бы рассчитанной больше на чужой взгляд, чем на комфорт и удобство.

Особенно угнетала чёрно-белая гамма. Словно на шахматной доске стоишь в чёрно-белую клетку.

– Хай-тэк? – передёрнула Ирис плечами.

– Не нравится?

– Ну почему же? Стильно. Уборкой сам занимаешься? Или сестричка помогает?

– Вроде умная девушка, а так не смешно шутишь. Хорошо, что Сандра не слышит твоих предположений.

Энджел присел на низкий белый диван, пригласительным жестом похлопав рядом с собой.

«Я не собака. На хлопок не отзываюсь», – хотелось зарычать Ирис, но она не стала искушать судьбу.

Воспользовавшись случаем, присела, но в кресло, оставив низенький квадратный чёрный столик разделять их.

 – Зачем ты притащил меня сюда?

Энджел сидел, развалившись на диване как пресыщенный жизнью падишах перед наложницами, то ли лениво, то ли задумчиво вертя в длинной узкой ладони бокал с красным вином.

– Зависит во многом от тебя, Фиалка. Я могу попытаться тебя соблазнить. Или изнасиловать. Тоже вариант.

Ирис фыркнула, насмешливо, испуганно и сердито.

– А другие варианты есть?

Он поднял глаза, глядя снизу вверх, как хищный зверь, готовящийся к прыжку:

– А какие ещё варианты могут быть между мужчиной и женщиной. Рано или поздно всё сводится к одному.

– Всё так банально?

– Банально? А это уже во многом зависит от процесса.

– Я не готова ни к какому процессу. Особенно – с тобой.

– И кого здесь кроме тебя это интересует?

Ирис снова начала злиться.

На самом деле злиться она ни на минуту не переставала:

– Ну, если так, чего ты ждёшь? Давай, насилуй! И я пойду уже, да?

– А куда ты так торопишься? В данном действие процесс порою куда интереснее, чем результат.

– Игра затягивается. Мне становится скучно.

Энджел покачал головой:

– Ты меня провоцируешь? Уверенна, что действительно хочешь начать именно с этого?

Он поднялся на ноги легко, одним движением.

Ирис тоже вскочила, попятившись, выставляя в защитном жесте руку:

– Не подходи ко мне.

Его пальцы, сомкнулись на пальцах Ирис.

Крутанув девушку, как в танце, Энджел подтянул её к себе, обнимая со спины, прижимая к себе.

– Как мелодраматично. Есть женщины, которые из всего готовы устроить мелодраму. Почему-то в первый момент я подумал, что ты другая. Я вообще плохо разбираюсь в характере женщин. Одних – переоцениваю, других – наоборот, недооцениваю.

– А ты не пытался перестать вешать ценники? – огрызнулась Ирис.

– Все вешают ценники. Куда уж без них? Тебе же, ты знаешь, бояться оценок не стоит. Такие, как ты, никогда не продешевят и всегда падают на четыре лапы.

Горячие ладони Энджела скользнули по талии Ирис, вновь вертанув её на месте.

Теперь они стояли лицом к лицу.

– Если только кто-то эти лапы им не оторвёт.

– И ты мнишь себя тем, у кого это получится?

Он склонил голову к плечу, глядя на неё задумчиво, словно взвешивая про себя что-то.

– На самом деле нет. Ты мне нравишься такая, какая есть.

Пальцы Энджела легко пробежались по предплечьям Ирис, заставляя кожу покрываться лёгкой сетью мурашек.

– Со всей твоей злостью, самомнением и самоуверенностью. В тебе есть огонь. А для ночных мотыльков это так привлекательно.

У Ирис занялось дыхание, когда его руки крепко, почти до хруста в костях, сжали вокруг неё в кольцо.

Ей было тесно и душно в этих объятиях, как кролику в сомкнувшемся кольцом теле удава.

И в тоже время ей не хотелось, чтобы он её отпустил.

Нет, ей, конечно, хотелось. Вернее, она хотела этого разумом.

А тело наслаждалось его прикосновениями, едва уловимым запахом одеколона, теплом.

– Ты можешь противиться, если хочешь. Так будет даже интереснее. Но станешь ты мне противиться или покориться, ты всё равно будешь моей. И в глубине души, я знаю, ты этого хочешь.

– Я хочу не этого. И не так! – возмутилась Ирис.

Когда она смотрела в глаза Энджелу, у неё было такое чувство, что она стоит на краю пропасти, отчаянно балансируя из последних сил.

В глубине души зная, что вот-вот упадёт.

5. Альберт. Между двух огней

Обе мои красавицы удалились, одна разгневаннее другой. Можно больше не прятаться за газетой.

Я с облегчением её отбросил.

Ну и ночка выдалась. От начала до конца чистый блеск.

А Катрин-то какова? Вот и не верь после этого в народную мудрость: «В тихом омуте черти водятся». Не знаю, можно ли полный своеобразия нрав моей невестушки назвать чертом, но то, что она не так проста, как кажется с первого взгляда, я догадывался и раньше.

Теперь вот убедился.

Правда, что Кэтти станет мужественно молчать о попытках Синтия её прикончить я и помыслить не мог.

Да я много о чём помыслить не мог – не хотелось.

Неприятно, гадко, мерзко.

Что творится в голове у Синтии?

Может, не смотря на внешнюю молодость, у неё старческий маразм? Как ещё объяснить её веру в то, что я беспрекословно стану играть в её дурацкие игры с ритуальными жертвоприношениями? И, словно телёнок, покорно пойду за верёвочкой в её руке? Позволю ей убивать людей и дальше? А то ещё и сам начну танцы с бубном вокруг горы трупов?

Но Катрин не уставала меня удивлять. Всё это время она знала обо мне куда больше, чем я мог себе вообразить.

Откуда, кстати? Синтия разболтала? С неё станется. Носится со своей загадочностью, как красавица с зеркальцем. Научилась бы ещё хвастаться и трепаться поменьше, может быть и вытянула бы роль древней ведьмы, которую она столь успешно пытается играть.

А может быть уже и не играет? Я вижу прежнюю Синтию, но та Синтия, которую я знал, хоть и была полна недостатков (а кто из Элленджайтов без греха), но она не была убийцей.

Память услужливо напомнила о первой смерти. Повлекшей за собой всё остальное. Была ли та смерть Ирэны действительно самоубийством? Конечно, она была потрясена вскрывшейся правдой о своём обожаемом Ральфе, но она была одной из нас. А мы так просто не сдаёмся.

«А ты сам?», – гадко шепнул внутренний голос.

Я мысленно на него рявкнул, заставляя заткнуться.

Я не сдался, и не струсил. До конца как жил так и сгинул гадёнышем, так что если всё происходящее мой персональный ад, я вполне его заслужил.