Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

В качестве страшной кары,

Забрал у нее то Отчаянье, что делало ее непоколебимой

И не боящейся царства Нэй.

И так ВанХоп вбирал и вбирал в себя отчаянье падших душ,

Оно питало его,

Оно делало его сильнее.

Оно превратило его в ТехноБога.

ВанХоп стал самым жестоким из ТехноБогов,

Но и самым справедливым…

Но даже он не смог остановить надвигающегося…»

Цитата из потерянной МетоБиблии, глава 98: «Царство Нэй», отрывок 03 «Отчаянье»

Прошлое…

Дрожишь? Бессмысленно. Боишься? Не стоит. Пугаться здесь нечего, уверяю тебя. Смерти? Не смеши меня. Ведь она – всего лишь вспышка агонии, после которой не последует ровным счетом ничего. Понимаешь? Ни-че-го… В этом и заключается ее неповторимый шарм. Именно этим она пленяет и манит за собой. Разве тебе не интересно? Разве ты никогда не брала лезвие или кусок стекла и не прикладывала их к запястью? Или не делала из пальцев пистолет и не приставляла импровизированное дуло к виску, любуясь своим отражением?

Бабах! И ты улыбаешься своей фантазийной кончине.

Со смертью играют до тех пор, пока не сталкиваются с реальной возможностью познакомиться с ней поближе. Но не всегда. И не все.

В одну из не самых удачных ночей в тюрьме – хотя для бывшего копа вроде меня там каждая ночь была крайне неприятной – мне досталось больше обычного. В мою камеру пришло восемь человек. Надеюсь, мне не надо говорить, чего они от меня хотели?

Представляешь ли ты, что есть изнасилование? Ох, не смотри на меня так. Конечно же, ты знаешь. Отчасти. Ведь именно в этом, в конце концов, ты меня обвинила, не так ли? Интересно, что ты тогда сказала? М? Не хочешь отвечать? Что ж, в каждой девушке должна быть загадка, предположим, что ответ на этот вопрос будет твоей тайной, маленькая дрянная сучка.

Жажду ли я мести? Безусловно. Ненавижу тебя? Даже не сомневайся. Всеми фибрами души! И получаю неописуемое удовольствие, представляя, как убиваю тебя. Медленно, и смакуя каждую секунду. Но тебе повезло! Настоящее бинго! Ведь я безумен еще не настолько, чтобы претворять свои извращенные желания в реальность. Настолько извращённые. Но кое с чем я все-таки хочу тебя познакомить. Это не то, с чем я сталкивался каждую ночь в тюрьме. Это нечто, что сконцентрировалось и обрело свою форму в тот единственный Самый кошмарный из самых кошмарных дней в моей жизни. А именно: я жажду, чтобы ты перестала бояться смерти. Чтобы ты осознала, что она приносит покой, только она может остановить поток дерьма, что без остановки льётся на твою голову на протяжении всей твоей бессмысленной жизни. Но дабы ты поняла это, сперва следует продемонстрировать, насколько паршивой может оказаться жизнь!

Так вот, в ту ночь, когда в камеру мою пришли восемь заключенных, я молил о смерти. Я. Молил. О. Смерти. Я! Атеист! Никогда не веривший в ТехноБогов и смеющийся над фанатиками, что ходят по квартирам и пытаются продать корявые копии потерянной МетоБиблии, молился Май о том, чтобы эта ночь стала последней в моей жизни! Но смерть не приходила, заставляя меня терпеть, и терпеть, и терпеть, и терпеть… А что еще мне оставалось? Ты думаешь, что самое страшное в изнасиловании – это процесс? Но это не так. То, что действительно тебя пугает, это твоя беспомощность. Не-от-вра-ти-мость. Когда еще ничего не произошло, но ты уже знаешь, чем все закончится. Знаешь, но ничего не можешь с этим поделать. Тебя прижимают к холодному пыльному полу. Скручивают по рукам и ногам. Трясущимися от нетерпения руками стаскивают с тебя штаны, карябая кожу. И каждый миг, каждая секунда происходящего врезается в твою память так сильно, что, кажется, если даже когда-нибудь тебя посетит амнезия, ты, возможно, не сможешь назвать своего имени, но обязательно вспомнишь вкус пыли и прикосновение грубых влажных от пота пальцев, что так поспешно избавляли тебя от одежды.

И тогда приходит отчаянье. В этот момент ты окончательно теряешь себя как человека. Как личность. Ты больше не знаешь, что такое гордость, и не ведаешь о самолюбии. Единственное, что остается с тобой, это страх, за которым следует смирение и апатия. Ты закрываешь глаза, надеясь на то, что сможешь отвлечься, абстрагироваться, спрятаться в своем придуманном мире, но твое подсознание играет с тобой злую шутку. Вместо того чтобы спрятать тебя, оно выталкивает тебя из тела и заставляет наблюдать за тем, как этого ничтожного слабака ставят на колени, как его насильники кидают жребий, выбирая очередность, как одни приступают, когда как другие терпеливо наблюдают, ожидая своей очереди. С худых ног на пол тонкими неравномерными струйками сползают капли прозрачно-белой спермы. Иногда они перемешиваются с каплями крови, которые менее густые, а потому их скорость движения чуть выше. Под коленями неудачника они образуют настоящую лужу. И он Ничего Не Может Поделать С Происходящим. Его левый бок – бурый, потому что всего пару дней назад неудачнику сломали пару ребер за то, что он пытался сопротивляться. Потому что он не хотел мириться с мыслью о том, что он Ничего Не Может Поделать С Происходящим. Когда-то он был силен, и в первые недели пребывания в этом месте он даже верил в свою победу, но это давно ушло в прошлое, а тело, не успевающее восстанавливаться, больше не подчиняется своему хозяину и больше не способно защитить себя от чужих грязных посягательств. И он Ничего Не Может Поделать С Происходящим. Так зачем же он раз за разом пытается убежать? Или ударить своих насильников. Ведь это его положения не изменит, лишь усугубит. И тогда появляется новая догадка, а что если этот парень вовсе не сопротивляется. Что, если он… Провоцирует? Ну да! Конечно же! На самом деле ему все это нравится! Он наслаждается происходящим и в нетерпении ждет наступления ночи! Лишь так можно объяснить тот факт, что этот парень все еще жив, ведь любой нормальный человек уже давно наложил бы на себя руки, осознавая, что ему грозит участь тюремной секс-игрушки.

Шлюха.

Гадко, не так ли? Когда об этом думают окружающие, ты хочешь умереть. Но если ты сам начинаешь так считать, ты уже мертв. Ты понимаешь, каково это смотреть в зеркало и чувствовать отвращение к своему отражению, видеть в его взгляде блядские искорки, а на потрескавшихся губах наблюдать удовлетворенную ухмылку? Вот что самое страшное в изнасиловании. Отвергание себя. Отвращение к собственному телу. Страх перед зеркалами. Тогда и появляется желание умереть. Тебе кажется, что смерть смоет с тебя чужой пот и сперму, и ты вернешься к тому состоянию, когда у тебя была любимая работа и не менее любимая женщина. Когда ты мечтал о семье, доме и большой собаке по имени Тайги. Сейчас все это кажется тебе каким-то страшным насмешливым сном. В голове не укладывается, что когда-то твои мечты были столь глобальными, ведь теперь твой день хорош уже в том случае, если на обед привычную жижу чуть согрели, а ночью в камеру к тебе пришел всего один половой партнёр, который выдохнется через пару часов, и тогда у тебя даже появится возможность поспать! Ты мечтаешь только об этом! О теплой похлебке и одном-единственном насильнике на ночь! Желать, чтобы к тебе вообще никто не приходил, ты даже не смеешь. Потому что не веришь в то, что такое бывает. Что когда-то было. Нет, вся прошлая жизнь – одна большая шутка.

Так вот, в ту самую ночь, о которой я уже успел напомнить дважды, мне было хуже обычного. Я не мог встать, потому продолжал лежать обнажённым на холодном полу в луже спермы и крови на боку со сломанными ребрами. Я хрипел, пуская через нос кровавые пузыри, потому что не мог нормально дышать. И молился. На секунду я даже, кажется, почувствовал, как темная тень скользнула к моему телу, как коснулась моей ступни. Я так надеялся, что за мной пришла смерть. Но видимо это была всего лишь крыса, потому что через пару дней я очнулся в тюремном медпункте под капельницей и небрежно накрытый тонким грязным покрывалом. Думаешь, я был счастлив своему спасению? Отнюдь! Не сомневайся, попади мне в тот момент в руки что-нибудь острое, и я незамедлительно воткнул бы это себе в шею. Но мои руки и ноги оставались прикованными к кровати, поэтому единственное, что я мог, это тихо мычать в подушку, содрогаясь от обыкновенных рыданий. Да, я плакал. По себе, по своей жизни, по своему прошлому и по потерянному будущему. От меня отвернулись родственники, не желающие иметь что-то общее с насильником. Обо мне забыли друзья, потеряв всяческий интерес к человеку, от которого больше не было пользы. Обо мне забыли даже ярые многолетние фанатки, что писали мне любовные послания, ведь, изможденный тюрьмой, я перестал быть красавчиком. Помощи ждать было неоткуда. Вообще Ни единого шанса выбраться из всего этого дерьма!