Мгновения жизни (СИ)

― Так вот, кто ее сломал, ― усмехнулась Эйлин, мысленно поставив себе напоминание предъявить сыну претензию за испорченную кофемолку. Шарлотта только скривилась, ругая себя за то, что невольно подставила брата.

― Папа тоже в школе не учился, ― вставила она последний аргумент. ― И ничего, он вообще операции делает и сквибом не стал!

― Папа – прецедент. Он не родился волшебником, и самодисциплины у него куда больше, ― продолжала сердиться Эйлин. ― К тому же в Ильверморни есть черлидинг, и ты могла бы об этом знать.

Произнеся последнюю фразу и видя, как удивилась Шарлотта, Эйлин вышла из комнаты, бросив напоследок, что до сентября у дочери есть время смириться с предстоящей поездкой в школу.

Плюхнувшись на кровать, Шарлотта достала из-под подушки уже порядком потрепанный блокнот и, открыв первую страницу, гневно написала сообщение брату. Выписывая все свои мысли, она очень сильно давила ручкой на листы и ставила столько восклицательных знаков, что не будь блокнот волшебным, то наверняка бы порвался.

Закончив писать и переведя дух, Шарлотта с надеждой вглядывалась в листок. Она ждала, что сейчас, через мгновение на нем появится ответ от Северуса, но бумага по-прежнему оставалась чистой. Бросив взгляд на часы, Шарлотта только тяжело вздохнула. Второй циферблат, настроенный на английское время, сообщал, что в Англии сейчас глубокая ночь.

«Остынь. Я буду дома через неделю и поговорю с мамой, если уж все так плохо. С папой говорила?» ― внезапно появилось под надписью Шарлотты.

Прочитав ответ брата, она задумалась. Папа еще ни разу не сказал ей, что против ее решения не учиться в школе магии. Он вообще предпочитал не говорить на эту тему, лишь однажды заметив, что сам с великим удовольствием поменялся бы с дочерью местами.

«Меня мама достала, а не папа, ― написала Шарлотта под последней строчкой, ― она меня вообще не понимает и ругается постоянно».

Ответ Северуса не заставил себя ждать, и с каждым прочитанным словом настроение Шарлотты портилось все больше. Большими буквами брат запрещал ей говорить о родителях в непочтительном тоне и приводил примеры, почему иной раз ей стоит прислушаться к их мнению. В конце отповеди Северус, явно не без удовольствия, называл сестру маленьким эгоистичным ребенком.

Такого предательства Шарлотта никак не ожидала и еле удержалась от желания немедленно сжечь блокнот.

«Ну и сиди в своей школе. ПРЕДАТЕЛЬ!» ― написала она огромными буквами поперек всего листа и закинула блокнот в дальний угол комнаты.

Схватив телефон, она набрала номер Сары и, услышав в трубке голос ее мачехи, попросила позвать подругу.

― Они все против меня! ― выпалила она, услышав голос Сары. ― Мама хочет отправить меня в школу, а Северус сказал, что я маленькая! — жаловалась она, пересказывая события сегодняшнего утра.

― Тебе пришло письмо? ― упавшим голосом спросила Сара. Будучи старше Шарлотты на полтора года, она все еще надеялась, что ее письмо просто затерялось, и в этом году она точно попадет в школу.

― Можешь забрать его себе, если ты так хочешь в эту дурацкую школу, ― сердито прошипела Шарлотта в трубку, ― все вы предатели.

Швырнув трубку на рычаг, она забралась с ногами в кресло и хотела было заплакать, но от злости слез не было. Вскочив, она сбежала вниз по ступенькам и, найдя злополучный конверт, разорвала его на мелкие кусочки.

― Какой взрослый поступок, браво, ― сухо произнесла Эйлин, сидящая рядом в кресле. В порыве злости Шарлотта ее даже не заметила.

Взмахнув палочкой, Эйлин восстановила письмо и с укором посмотрела на дочь, но та, сгорая от стыда, уже сбежала в свою комнату.

Эйлин даже не успела сказать ей, что, разбирая остальную почту, она нашла письмо от частной школы. Пробежав его глазами, она со смешанными чувствами отложила сложенный втрое лист бумаги, только теперь понимая, что дочь действительно настроена серьезно.

«Отправить документы в частную школу, найти ее самостоятельно и каким-то образом съездить на отборочные испытания…» ― думала Эйлин, представляя себе масштаб проделанной работы и невольно проникаясь уважением к дочери.

Взяв конверт с извещением, она решила, что больше не в силах заниматься этим в одиночку, и отправилась на поиски Тобиаса, так удачно устроившего себе выходной именно сегодня.

― Может, я все же не права? ― удрученно спросила она, находя Тобиаса задремавшим в шезлонге у бассейна.

― Смотря в чем, ― ответил он, лениво потягиваясь и щурясь от яркого солнца, ― если ты имеешь в виду то, что не разбудила меня, и я тут сгорел, то определенно не права.

Он сел и, морщась, потрогал саднящую кожу на животе.

― В том, что Шарлотте будет лучше, если она поедет в школу, ― произнесла Эйлин. ― Я уже действительно сомневаюсь, стоит ли ее посылать в Ильверморни.

― Мы в любом случае будем мучиться от чувства под названием «вот если бы», ― ответил Тобиас, ― но, насколько я помню, мы с тобой уже решили, что Шарлотта поедет в школу волшебства.

― Вот только тогда мы не знали, что она самостоятельно подала документы в несколько частных профильных школ, ― хмыкнула Эйлин и помахала в воздухе конвертом с письмом. ― Я теперь в полной растерянности. Совершенно не хочу быть похожей на мою мать и ломать жизнь своему ребенку.

― О чем ты вообще? ― проворчал Тобиас, морщась от внезапной головной боли. ― У нее сейчас одинаковые шансы стать кем угодно. Меня вот никто не спрашивал, а, между прочим, я мечтаю, чтобы хотя бы один ребенок пошел по моим стопам, ― произнеся последнюю фразу, он резко встал и пошел домой, оставив Эйлин в полном недоумении.

Задремав, он забыл принять ставшие за три года привычными антидепрессанты, и ощущения, что испытывал его организм, нельзя было назвать приятными. То, что у него зависимость, Тобиас понял, едва попытался прекратить пить таблетки. Спустя полгода после начала их приема он был уверен, что кошмаров больше не будет, и с руками, трясшимися так некстати, тоже будет все в порядке. Вот только первый же день без таблеток показался ему адом. Кошмарных снов и правда не было, но общее состояние оставляло желать лучшего. Как назло, просто позволить себе переболеть тягу к антидепрессантам он не мог ― слишком много было дел и пациентов.

При помощи Джерома, довольно быстро освоившегося в волшебном мире, «Вишневая клиника» вошла в пятерку лучших волшебных медицинских заведений по всему побережью, обеспечив постоянный приток новых клиентов. Вот только проблем с антидепрессантами это не отменяло, и, осознав, что самому ему не справиться, Тобиас уже три месяца собирался покаяться Эйлин, каждый день откладывая тяжелый разговор на завтра.

Сегодня утром он уже почти решился и даже приготовил некое подобие речи, но за завтраком у Эйлин было такое хорошее настроение, что портить его было бы свинством.

Сидя в пустой гостиной, Тобиас уже сотый раз думал о том, что если о его пристрастии к антидепрессантам станет известно кому-либо в клинике, то вся карьера может оказаться под угрозой. Хмыкнув, он живо представил, как у него отбирают лицензию и выгоняют из собственной клиники.

― Нет, ― сказал он себе, машинально отправляя в рот пару таблеток, ― с этим пора заканчивать.

========== Глава 2. Надуманные страдания ==========

Признаваться было сложно. По дороге к Эйлин во внутренний дворик у Тобиаса чуть ли не дрожали колени и пересохло в горле. Он даже подумал, что тогда, много лет назад, представлять план клиники в МАКУСА перед самим президентом было куда легче, чем сейчас подойти к Эйлин и сказать… А вот, собственно, что именно сказать, он не знал. Слов в голове было много, но как объяснить любимому человеку, что он снова подвел, снова лгал и пускал пыль в глаза, Тобиас не знал.

Чувствуя себя самым что ни на есть паршивым образом, он подошел к Эйлин. С крайне недовольным видом она, поджав ноги, сидела в плетеном кресле и читала какой-то журнал по психологии. Обстановка казалась ему крайне неуместной для признаний. А официальное письмо из частной школы, торчащее из журнала в руках Эйлин, заставило Тобиаса испытать чувство вины за недавнюю вспышку гнева.