Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

Череп резко перестало давить. Тяготевший все это время стальной обруч, сдавливавший мне лоб и виски, наконец, спал, ломая и снимая принуждение. Боль ушла. Хорист заткнулся. Я вздохнула, закрыв глаза, и мучительно вырвала кинжал из руки с резким воплем, отшвыривая его в дальний угол. Затем я медленно открыла глаза. Слезы рухнули бурным потоком.

— Я. Это я, Влади. Я вернулась. Малыш, любовь моя.

— Лора, детка, наконец-то. — Тихо прошептал он.

С полувскриком я обняла его за шею, крепко прижимаясь к нему всем телом.

— Ты истекаешь кровью. Позволь исцелить тебя. — Прошептал он, но я уже не слушала. Мне не было дела до окровавленной руки, до порезов на лице, до синяков и ушибов. Он старался не причинять мне боль, но все-таки мы сражались. И серьезно. Поэтому мое человеческое тело всю силу побоев ощущало сейчас сполна. Но я лишь осыпала поцелуями лицо, шею и плечи любимого, и даже если бы мир вокруг разорвался и затянулся сырой пеленой, мне было бы все равно.

Тогда он с силой немного отстранил меня от себя, хоть я и все еще дрожала, в безумии своем тянувшись к нему, прокусил ладонь и заставил меня пить его кровь. Я даже не чувствовала омерзительного металлического привкуса, ощущая лишь, как силы возвращаются ко мне, а раны затягиваются. Когда я проверила руку и лицо, удостоверившись, что травма от кинжала и шрамы от когтей мужа успешно регенерировали, я снова прильнула к его ладони. На этот раз — с поцелуями. Не переставая целовать его руки, сначала одну, потом другую, затем, наконец, я переключилась на губы. Очертив указательным пальцем их контур, намертво вцепившись рукой в его волосы, я впилась в них, словно в последнюю надежду. Я влетела в него, как в потерянный рай, дрожа всем телом, взяв его руки в свои и касаясь ими себя. Не помню, сколько времени прошло, прежде, чем я взяла себя под контроль. На нечто большее, нежели поцелуи и прикосновения, у нас сейчас не осталось сил, поэтому я опустилась к нему на грудь, закрыв глаза, а он приобнял меня за талию.

Я уже успела забыть, как мешают пробиться солнцу непроницаемые черные шторы нашей спальни. Полчаса спустя, приподнявшись на локте, я поглядела на него и тыльной стороной ладони провела по щеке. Все мои чувства вернулись ко мне. Любовь, боль, ощущение безоблачного счастья и полета, и это было так прекрасно, что заставляло меня задыхаться. Во мне не осталось больше места для сил Тефенсен. Отринув их, слабее я не стала. Я стала свободной. Боже… Какой он красивый… И как я чертовски скучала. У меня не хватало сил больше скрывать это.

Он вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно покачала головой.

— Нет. Я не хотела ничего спрашивать. Просто гляжу на тебя и наглядеться не могу. Ты… Ты один во всех мирах, вселенных и временах. Не хочу ничего другого, никого другого, иной судьбы и предназначения, и жизни без тебя не хочу. Ничего не хочу больше. Владислав…

Убрав прядь волос с его лица и нежно погладив по щеке, я припала к его ледяным губам, шепча его имя, как молитву. Кровь то ударяла мне в лицо, то снова отхлынывала. Волны жара и холода поминутно обливали меня с головы до ног. Он коснулся моего лба, убирая волосы и с нежной улыбкой глядя мне в глаза.

— Мы с Тефенсен слепили проекцию с нашего мира. Ради этого я приняла ее силы, и метка почернела. Чтобы создать место, куда я смогу сбежать с тобой, забрав наших детей. Мне под силу сокрыть тот мир от ее глаз. Знак ‘Инвизус’ сделает его невидимым не только для нее, а и вообще для любых посторонних глаз. Пойдем. Прямо сейчас, любимый, и мы сможем снова касаться… Ощущать… Чувствовать… Любить… Если не уйдем сейчас, потом может быть поздно. Метки больше нет. Если она поймет, что я от нее избавилась, Дэнелла Тефенсен знает, как причинить мне боль. Это так странно, но у нас с тобой одно тело на двоих. Ты страдаешь, а больно мне. Пойдем, пойдем отсюда. Я больше не могу тебя терять. Я устала за этот год. Морально, душой и сердцем. Я не могу больше с тобой расставаться. Я оторваться от тебя не могу. Что?.. Что ты наделал с душой моей, Владислав?.. Коварный ты монстр. Чудовище.

Выгнув поясницу, я склонилась к нему, зажав его лицо между ладоней. Так. Непостижимо. Рядом. Запах сандала окутывает меня с головы до ног, и все ночи востока яростно горят между нами в несказанных словах и невысказанных чувствах. Я все еще вспоминаю наш танец, низвергший нас обоих в пропасть. Восточные ритмы, и дудук, обещающие нам эту вечность на двоих.

— Нельзя. — Тихо шепчет он, нежно целуя меня в лоб. — Зная, что ты сбежала, она не остановится и будет преследовать нас до конца. До нашего смертного конца. Надень свои перчатки, чтобы скрыть отсутствие метки. Принеси ей доказательства моей смерти, а потом скажешь, что все в этом мире опостылело, что ты уходишь. Возвращайся, бабочка, я буду ждать тебя. Только так мы можем избавиться от ее преследования. Если она уверует в то, что я мертв, а ты все еще Хранитель Архивов, просто хочешь сменить место жительства.

— Но она требует голову в качестве трофея…

— Скажешь, что твои дети наблюдали за тем, как ты убивала меня. Скажешь, что младшая, Каролина, слезно просила тебя позволить ей похоронить отца не изувеченным. Держи. — Он снял с пальца обручальное кольцо и вложил мне в ладонь. — Ценой жизни и смерти, я бы никогда его не отдал, если бы был жив. Отдаю сейчас, потому что знаю, что эти кольца потерять нельзя. Они все равно вернутся к владельцу, как вернулось твое к тебе. И еще.

Сняв с себя рубашку, он поднес руку с заострившимися когтями к своему плечу, на котором красовалось выжженное клеймо символа Ордена Дракона. Я коснулась потемневшей кожи, проводя пальцами по крыльям дракона и его голове.

Введя когти глубоко под кожу, он резко рванул, сдирая ровный слой вместе с клеймом, даже не моргнув. Окровавленное плечо регенерировало в считанные секунды.

— Надо заморозить экспонат, иначе не сохранится. — Тихо сказала я, и, широко расставив пальцы в стороны над окровавленной, сморщенной тряпицей из кожи, прошептала ‘Глациас’, вкладывая всю силу энергии, исходившей прямо из сердца, наблюдая за тем, как клеймо постепенно покрывается голубым, магическим льдом, сверкая и сияя, словно в сказке.

— Моя девочка снова магичит. — Улыбнулся Владислав, нежно заправляя прядь волос мне за ухо. — Спорю, тебе этого не хватало. Ведьма, даже бывшая, не может жить без магии слишком долго. Она начинает вянуть. Ты уже овладела знаком, позволяющим срывать одежду с мужа без помощи рук?

Я скрыла улыбку, занося ладонь над головой, но потом все-таки рассмеялась, уткнувшись затылком ему в грудь. — Извините, Ваше Величество, такому меня не учили. Здесь придется по старинке. Одержимый… Ты даже шутить на другую тему не умеешь.

Тень улыбки скользнула и по его лицу. — Умею, но тебе будет скучно. А волновать и томить твой рассудок я люблю, сама знаешь. Я — ненормальный социопат. Мне постоянно нужно проверять твою реакцию на меня, чтобы не думать, что в один прекрасный день ты разлюбишь меня и исчезнешь, выбрав кого-нибудь добрее, честнее, искреннее.

— Да иди ты с этим кем-нибудь куда-нибудь подальше. Я уже сказала — либо ты, либо в гроб. Никаких полутонов и ничего третьего. — Я сложила ‘доказательства его смерти’ в холщовый мешок, в котором должна была принести голову вампира Тефенсен и повернулась к нему лицом.

— Последнее, дорогой. Давай. Бей. Все шрамы и синяки зажили, благодаря твоей крови, а я не могу вернуться целой и невредимой после борьбы с многовековым вампиром, сражавшимся за свою жизнь.

— Детка. Я и так калечу тебя каждый раз, как мы пересекаемся. Может, хватит? — Он с болью посмотрел мне в глаза, сжимая мой подбородок в руке.

— Ты хочешь быть убедительным или чтобы меня раскусили, и все полетело к чертям?

— Я не стану этого делать. — Он отвернулся от меня, и тогда я решила взять его, как всегда Дэнелла брала меня, заставляя кидаться на нее с пеной у рта.

— Ну и зря. Монашкой я не сидела весь этот год. Аарон Виллипет целуется лучше тебя.