Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

Воздушная проекция с уменьшенными на ней замком, пещерой и лесом исчезла за линией горизонта. Тогда Тефенсен осела на землю, тяжело дыша. — Вздумаешь уйти туда, просто вызови в памяти образ нашего мира, и тебя перекинет, слышишь?

— Все равно. — Буркнула я.

— Метка, и впрямь, контролирует. Ладно. Я подумаю, что с этим делать.

Тем временем, тьма снова забрала меня в свои цепкие руки, и сознание вновь растворилось в дымке небытия.

Когда я пришла в себя еще раз, ощущение ступора и амнезии покинуло меня. Теперь я мыслила ясно. Поднявшись на ноги, я обнаружила, что нахожусь возле пещеры. Дэнелла Тефенсен сидела на камне у входа, с пустым и отсутствующим взглядом стирая слезы с глаз. Эта девушка плакала? Что-то здесь явно не сходилось с логикой вещей.

Окинув меня хищным взглядом изумрудных глаз, она ехидно ухмыльнулась. — Зеркало бы тебе дать, ты бы просто с ума сошла от того, как сейчас выглядишь. Хотя… Держи.

Она материализовала прямо посреди поляны зеркало в готической раме в полный рост. Окинув себя взглядом с головы до ног, обернувшись спиной и взглянув через плечо, я только присвистнула. Моя внешность полностью вернулась ко мне. Длинные черные волосы кольцами ниспадали до пояса, а фигуру — длинные ноги, плавный изгиб бедер и высокую грудь, облипал серый костюм из латекса, как вторая кожа. Он настолько плотно сидел на мне, что я даже выглядела больше голой, чем одетой. Сквозь костюм на груди проглядывали припухлые очертания сосков. На ногах моих красовались кожаные ботфорты до колена на шнуровке. Я даже засмотрелась на свое лицо в отражении. Глубокие зеленые глаза в обрамлении пушистых и длинных ресниц, взгляд с поволокой, полуоткрытые алые губы.

— Кстати, что там насчет грешных мыслишек о супружнике? Что к нему чувствуешь?

— К кому? — Я не сразу поняла, о ком говорит Дэнелла, сначала подумав об Аароне Виллипете, который должен был стать вскоре моим мужем.

— Я о графе Владиславе Дракуле.

Буря эмоций всколыхнула мое нутро. Метка нестерпимо выжигала ладонь, коптясь всеми переливами черного. Перед глазами мелькали одно за другим события минувшего. Вот эта гнилостная тварь ночи пытает меня укусами, оставляя на теле шрамы из полумесяцев, пьет мою кровь, ломает мне шею, чтобы превратить в такое же чудовище, каким он был сам. А вот мы уже и в подвале. Серебряный кнут лоскутами, шаг за шагом, снимает с меня кожу кусками, а я еле дышу от причиненной боли. Он кидает меня на пол, как тряпичную куклу. Сдавливает мне шею своим поясом брюк и душит. Я задыхаюсь. Воздуха слишком мало в легких. Мне больно, но никто не приходит на помощь. Никто меня не спасает от него. Его острые когти проникают в меня, и я снова кричу от боли. Кровь струится по моим ногам. А он смеется, демонически смеется, глядя на то, во что меня превращают его лапы. Наша кровать вся пропиталась кровью. Моей. Я молю о помощи, а он ставит меня на колени и грубо притягивает к себе за волосы, как вещь, принуждая обслуживать его ртом. Он бьет меня по лицу, оставляя алые полосы. И снова крики боли и стоны о помощи, которых никто не слышит. Кровоподтеки, синяки, шрамы, следы асфиксии, раны по всему телу и даже внутри тела. Это все сделал он. Проклятый, ненавистный вампир. Даже лицо его, казавшись ранее самым прекрасным на всем белом свете, сейчас виделось лишь мрачной личиной монстра.

Кинув яростный омраченный взгляд на Тефенсен, провозглашаю. — Он — уродливое создание ночи. Никаких контрадикций. Он сломал мне жизнь, изувечив мое тело столько раз, что я даже посчитать не берусь. Он отвратителен мне до рвотных позывов, и сегодня я убью его. Положу конец его почти шестивековому блужданию по земле.

— Так сделай это. — Отражение Тефенсен появилось за моей спиной. Она протягивала мне витой, украшенный рубинами и головой дракона серебряный кинжал. Я крепко зажала оружие в руке, обернувшись к наставнице. — Сначала немного женской ласки. Не лезь напролом. Когда войдешь в замок, скажешь, что я тебя отпустила. О причинах он спрашивать не станет, уж поверь мне. Такая фигурка один на один в поле зрения его испорченного сознания… Он сожрать тебя захочет до последней косточки своими руками. Прядь на лицо, пара невинных подрагиваний ресницами, поалевшие щечки для бывшего господина. Расстегнешь молнию, покажешь грудь, стыдливо трепыхая ресницами. А потом королька уже будет не собрать. В момент, как он прильнет к тебе всем телом, желая тебя всеми желаниями в мире — короткий удар кинжалом в голову. Второй, третий. Потом отрежешь эту голову и доставишь мне. Я украшу ей лучший из лесных пней.

— Сначала бусы для меня из клыков графа Владислава. — Злобно усмехнулась я своему сногсшибательному отражению. — Потом — голова для Дэнеллы.

— Вот и прекрасно. — Одобрительно покивала головой девушка-дракон. — Но помни. Сначала — задурманить сознание, потом — бить. Он должен чувствовать себя расслабленно, в своей тарелке. Возможно, придется делать и омерзительные твоей нынешней природе вещи. Целоваться, чувствовать его смрадные прикосновения к незащищенной коже. Справишься?

Я только презрительно фыркнула, снова оборачиваясь в сторону Тефенсен. — Слушай. У меня открылись глаза, но тупой я не стала. Я жила с ним в браке семнадцать лет. Это не один день. Я знаю его тело лучше собственного. Что такое пара прикосновений и поцелуев в сравнении с тем, что он больше не будет топтать земли нашего мира своим грязным присутствием? Я терпела все эти годы. Я млела, рассыпаясь от его яда, растлевающего мое сознание, в его руках, еще вчера ночью. Я — не неженка. Потерплю. Держи за меня пальцы скрещенными. И я принесу тебе голову Его Величества.

Зеркало посреди поляны исчезло так же внезапно, как и появилось, с подачи Дэнеллы. А я ровным и быстрым шагом направилась со смертельной и практически невыполнимой миссией к королевскому замку…

Стражники пропустили меня внутрь, не чувствуя подвоха. Вампиров в этом логове зла была адская тьма, но я лишь крепче прижимала к груди врученный мне Дэнеллой кинжал Хранителя Баланса Измерений, мысленно уговаривая себя тем, что не они — моя цель, а король. Даже встретив дворецкого, который, на радостях, чуть не кинулся мне на шею, я из последних сил сдержала рефлекс, до дрожи пытаясь подавить назойливый голос в сознании: ‘Убей. УБЕЙ! УБЕ-Е-Е-Е-Й!’ и просто проскочила мимо него. Начну со слуг и стражников — что-что, да, я ненавидела его, но знала, что он — не идиот — и уже не смогу окончить. Владислав был продуманным, расчетливым и видел на несколько шагов вперед. Если он поймет, что метка окончательно приняла меня и прочистила мне мозги от уничтожавшей мое сознание зависимости от него, он примет меры. Да, я обладала высоким уровнем магии, умело дралась и даже научилась сносно махать мечом, но физически вампир все равно был сильнее меня. Поэтому всегда был шанс провалить свою миссию. И, зная, что ублюдок ни за что не оборвет жизнь реинкарнации своей жены, варианты моего существования после поимки выглядели один другого хуже. Запрет в подвале? Будет морить голодом, пока не придумает, как уничтожить метку и снова забрать в рабство? Или еще кошмарнее. Привяжет к кровати и будет насиловать целыми днями и ночами, а я даже не смогу сопротивляться…

Меня резко передернуло от отвращения. Только метка сейчас стояла между моим здравым рассудком и сознанием деградирующей, скатившейся по наклонной сабмиссивной дряни, желавшей только своего господина. Только метка заперла ее на дне моего разума, не позволяя более путать мне мысли и сводить с ума. Если я лишусь моей метки — я пропала. Сжимая рукоятку кинжала в онемевшей от страха быть пойманной на недобросовестной артистической игре руке, я двинулась по лестнице наверх. Второй этаж, пятый, тринадцатый…

С каждого пролета на меня взирали статуи прекрасных ангелов, терзаемых демонами. Так и было. Я была человеком, у которого была светлая и хорошая жизнь. Я была ангелом. Которого он испортил, войдя в мою жизнь. Сломал и подчинил. Ничего. Менее двадцати минут, и я покончу с самым главным разочарованием, которое методично доводило меня до уничтожения всего хорошего, что во мне было. Так странно. В смысле, смотреть незамыленным взглядом. Вот вроде бы я и помнила, что чуть не убила Каролину за ее гнусный поступок в адрес Моргана. Но я напрочь отказывалась тогда вспоминать, что он не только создал приюты для детей-сирот и бездомных животных, но и три века питался человеческой кровью, человеческой жизнью, человеческой душой. Где же мне было это увидеть с протравленными ядом любви мозгами?