О чем поет вереск (СИ)

Все же это был не Лорканн. Не от темного владыки пришла эта напасть, иначе кристаллы ринулись бы на нас — на тех, кто рядом. Страшное оружие неблагих обрушилось на то зло, что грозило смертью всему живому.

Кристаллы со скрипом и звоном рассекали вихри, уменьшали их, но и сами уменьшались на глазах.

Разумеется, вихри победили. Их было много, слишком много. Но мы — мы успели. Новые плотные волны сумрака, поглотившие дары неблагих, облизнули захлопнувшиеся ворота цитадели.

Туман не пропал. Он встал рядом. Он решил взять крепость измором, накидываясь черными злобными смерчами на восьмую стену. Мы переводили дух, подсчитывали потери, перевязывали раненых. Время у нас было.

А вот Алана не было.

Только тогда я понял, что значит для меня Алан. Но что я все о себе да о себе!

Не было и Этайн, и я уверен, не было ни одного волка, который не переживал бы о нашей королеве. Мидир ходил чернее тучи, но даже он понимал, соваться сейчас за ворота: себя потерять.

А Этайн не найти.

Не прошло и часа, объявились друиды с вестями о нашей королеве. И от слов, что она жива, легче стало тоже всем.

— Значит, Проклятие можно снять? — воскликнул Мидир. — Я знал — знал! — Этайн великодушна. Что с ней? Где она? Я должен поговорить с ней!

— Мы отдали Этайн ее муш-ш-жу. И закрыли дорогу, — прошептали три дымные тени. — Они уш-ш-же в Верх-х-хнем. Равновес-с-сие мира вос-с-становлено. Бесчес-с-стные ш-ш-ши теперь смогут попасть туда лиш-ш-шь в краткий миг Самх-х-хейна.

— Но Этайн…

— Этайн не помнит о тебе. Уви-и-идит — не узнает, — их голоса сливались в один, дробясь чужеродным эхом. — Пленница… Лишь пле-е-енница в замке волчьего короля. Эох-х-хайд подтвердит ей это.

Мидир сжал кулаки, пытаясь сберечь хоть что-нибудь из прежнего мира, от той любви, что все еще пылала в его глазах.

— А как же мой сын? Где он?! Про него она тоже забыла?!

— Тебе извес-с-стно, что она хотела с ним с-сделать, — шипели друиды, словно не желая больше ни слушать, ни отвечать.

Прядь его волос побелела мгновенно, словно лед сковал темную воду. Гневом и болью прорезались морщины.

— Вы довольны? Вы — довольны?! — Мидир рычал. Дядя никогда не сдается, однако тогда это был рык отчаяния.

Но яростный желтый огонь в его глазах разгорелся сильнее — после еле слышного шепота:

— Не с-с-совс-с-сем…

Мидир обнажил меч.

— Убирайтесь!

— Мы нуш-ш-жны тебе, без нас-с-с твой мир рух-х-хнет. — Не знаю, что слышал Мидир, а я различал насмешку.

— Все ваши дары пропитаны ядом! Вон из моего дома и моего королевства!

Словно ветер, грозящий задуть пламя, пронесся со всех сторон. Дымные тени напали молниеносно, безмолвно. Острые кинжалы ударили в сердце короля…

И сломались в черное крошево. Друиды, зашипев в очередной раз, пропали.

Мидир распахнул сюрко, да так и замер: с внутренней стороны, напротив сердца, виднелась золотая вышивка, заботливо подшитая Этайн. От нее шли светлые лучи, словно наша королева и правда была из дома Солнца. Этайн любила не только Мидира! Она полюбила всех волков! Все травы, высаженные ею в королевском саду, все, казалось, хаотично и в разных местах, образовали одну защитную руну! Она помогала цитадели держать защиту.

Самхейн второго года Темной эпохи.

Время подводить итоги.

Мидир, с Лугнасада до Самхейна, выходил за порог Черного замка каждое утро, расчищая наш мир, и возвращался каждый вечер, окруженный сиянием тающей неблагой магии, стекающей с двуручника Нуаду. Светлые земли дома Волка в первые месяцы выдерживали лишь его присутствие. Мэллин встречал и провожал нашего короля, а потом уходил вместе с ним, очищая наш мир от скверны. Потом земли приняли и прочих волков. Меня король не выпускал из Черного замка долго, ссылась на законы, которые я знаю лучше прочих. Нельзя, чтобы в одной войне сражались все особы королевской крови. Хоть я сто раз ему говорил, что я лишь советник. Как говорил: допуская с собой брата, он уже эти законы нарушает. Кто бы меня еще слушал!

Мидир, обратив против черных вихрей магию неблагих, смог утишить наш мир. В Укрывище не пострадал никто: земля защитила своих детей. Когда дымные ши были изничтожены, пропала воронка в мир теней на границе наших владений.

Самхейн, а Степь и Камень, Огонь и Небо воюют. Ох, чую, это лишь начало. Дядя отправил войско. Не такой уж большой отряд, но все притихли: слишком боятся его самого. Еще сильнее, чем раньше.

Степь, однако, успела оттяпать часть земель Камня. Остатки магии, даримой землей — ныне самый ценный товар Благих земель!

Зима длится и длится. За окнами сугробы и вьюга. Перестал отзываться Золотой песней даже заповедный лес. Остается лишь надеяться, что гномы, феи, духи травы, деревьев и всего сущего не пропали, а попрятались до времени. Иначе это было бы слишком жестоко даже для нашего мира…

Бессмертие — наша награда и наше наказание. И вину, боль и любовь Мидир будет нести до конца своих дней.

Надеюсь, эта ноша не слишком тяжела для него. Мидир, конечно, один из самых сильных ши за всю историю нашего мира. Страшный гремящей славой воина, неистовый во всем, от любви до ненависти, мой родич, мой благой король, оказавшийся беззащитным перед своим собственным сердцем.

Однако ему не нужна жалость, а от сочувствия он отстраняется сам.

Вначале было очень трудно всё: шевелиться под спудом магических оков; дышать, словно на глубине самой длинной морской впадины; жить, опутанным вязким серым дымом — когда Тень упала на нашу землю, а Проклятие выжигало любовь и магию.

Любовь, редкий гость нашего мира, поддавалась сложнее. Она осталась, осталась! Только за истинную любовь мы стали платить смертью. Появление Колец вместо радости стало приносить лишь горе, когда любящие — истинно любящие пары! — стали погибать очень быстро, на имя Мидира посыпались проклятия… Лишь тогда я первый раз порадовался, что дядя теперь зовется Майлгуиром. Наш король — первый ши, поменявший имя. И первый, кого короновали дважды.

Мидир вычеркнут изо всех хроник.

Мидир мертв.

Мир умер и вновь стал целым. Вот только дороги к фоморам и неблагим закрылись навечно.

А ко мне вместе с новой зимой явились сны.

Мне редко снятся сны на этой земле, но лучше бы они не приходили вовсе. Ибо ши не могут видеть воображаемое, по большей части они в нем живут. Они видят прошлое, будущее и то, что происходит сейчас. Разве немного искаженное.

Первой посетила желтая свобода неблагих. Она знакома мне: иногда короли трех миров пересекались — когда у Айджиана, когда у Лорканна, когда у волков.

Лорканн, едва стоя на ногах, вваливается в зал, похожий на королевский. Около десяти неблагих поворачивают головы к королю и вскакивают с мест. Ши, одетый побогаче и похожий на Лорканна, но моложе, морщится и машет всем на выход. Однако грифон не дает уйти, в одно движение придавливая неблагих магией воздуха.

— Нет, сын, как раз хорошо. Это — хорошо. — Лорканн вытягивает из воздуха корону, которую я ни разу не видел на самом грифоне. — По счастью, ты сообразительный. Будешь королем. Будешь королем лучше меня — мое королевское слово.

Опускает корону из четырех ободков на голову сына, очерчивает руну, и за спиной нового неблагого короля неистовым вихрем встаёт мощь всего Тёмного мира.

— Теперь ты король, распоряжайся силой с умом. И воспитай Джоков! Твои пострелята будут жестокими, если ты не будешь их любить. А глупые они уже сейчас!

Сын порывается его перебить, но неукротимый грифон пошатывается, удивляя до потери слов.

— Нас с матерью не ищи, в парк ход закрыт десять лет, не спрашивай, не вставай. Прощай.

Сын переводит дух раньше прочих, вскакивает, бежит до дверей и натыкается на препону из воздуха прямо поперек проема.

— Куда ты?! С тобой вечно так! Ничего не объясняешь!