Строптивая красавица

Ноги нехотя вели ее обратно на кухню, как будто ей предстояло зайти в клетку с дикими зверями. Именно так она чувствовала себя в этот момент. Сказать «я виновата» – такое случалось в ее жизни нечасто.

При ее появлении Алекс даже не шевельнулся.

– Вот. – Кэтрин поставила перед ним стакан и выдвинула другое кресло для себя. Алекс убрал ноги, чтобы она могла сесть. – Я хочу сказать вам кое-что. – Она опустила голову, избегая глядеть на него, так ей было легче.

– Я весь внимание.

– Я с утра хочу это сделать. – Алекс фыркнул. Она метнула на него сердитый взгляд. – Вы позволите мне договорить?

– Продолжайте. – Он взялся за стакан.

– Я собиралась весь день и вот решила сказать. Возможно, я разговаривала с вами на повышенных тонах. Извините меня.

– «Возможно, на повышенных тонах»? – Он сделал очень глубокий вдох. – Ничего себе. Да вы бы посмотрели на себя со стороны! Черт возьми, я не понимаю, чего вы так рассердились?

– А то вы не знаете? – Она встала так стремительно, что ножки ее кресла громко стукнули об пол. – Не я первая начала, Макки. Вы тоже виноваты – вы солгали мне. Только не смотрите на меня так.

Алекс встал и подошел к ней.

– Как так?

– Перестаньте притворяться. Вы двуличный человек! Снимите наконец маску.

– Ах так! Вот я сейчас… Раз вы опять дерзите, плевать я хотел на все обещания!

Он сгреб ее в охапку и, не дав открыть рот, поцеловал.

Поцеловал, как мог, крепко.

Глава 11

И тут же весь ее гнев обернулся сплошным желанием. Трезвость мысли бесследно исчезла. Верх взяла страсть, примитивная, почти животная, не подлежащая выражению словами. Она хотела его. Она нуждалась в нем. И не только в его поцелуях. Приподнявшись на цыпочки, она обняла его за шею и притянула к себе.

Алекс покрывал ее лицо короткими страстными поцелуями, и она снова и снова подставляла ему губы, словно заново открывая для себя его вкус. После каждого его прикосновения она ненасытно ждала нового, боясь даже на секунду лишиться сладостных ощущений.

Она жаждала быть еще ближе к нему, трогать его кожу, пробовать ее языком и дарить ему свои ласки.

Когда его рот ненадолго оставил ее, для нее начались невыносимые муки. Он опустил голову и пробежал губами по ее шее. Потом приподнял майку, так чтобы языком достать до сосков. Это было верхом наслаждения. Ее рука скользнула вниз, нащупала «молнию» и резко дернула. В ту же минуту он отступил назад.

– Не надо, – сказала она. – Я хочу…

Он не дал ей закончить. Поднял на руки и понес.

Алекс не стал подниматься наверх. В ту минуту и он, и она почти умирали от нетерпения. А до ее комнаты было всего два шага.

Он опустил ее на постель и поцеловал. Затем разделся. Она сделала то же самое. Не смущаясь и не скрывая удовлетворения, она глядела на его обнаженное тело: это она привела его в такое состояние. Алекс был прекрасен.

– Кэтрин, Кэтрин. – Он склонился над ней, почти не касаясь ее тела, и не переставал в промежутках между поцелуями шепотом повторять ее имя, словно заклинание или слова молитвы.

На нее обрушились горы ласки. Он непрерывно целовал ее. Она вздохнула – и его язык вторгся ей в рот. Он продолжал дразнить ее. Она обхватывала его плотным кольцом своих рук и содрогалась всем телом. Она была на пределе.

– Пожалуйста, Алекс! Я так хочу тебя.

Он перестал целовать ее и поднял голову. Она открыла глаза и удивилась. Почему он смотрит на нее и улыбается?

– Ты никогда не обращалась ко мне так.

Волшебная рука снова заставила ее смежить веки, но через секунду она уже опять смотрела ему в глаза.

– Пожалуйста, Алекс!.. Сейчас.

Невозможно, удивительно! В одно мгновение она вобрала его в себя. Казалось, никогда ничего похожего не было в ее жизни. Все как будто в первый раз. Ничто из ее предшествующего опыта не могло пригодиться ей в эту минуту. Она не могла поверить, что все ее представления и ощущения могут так измениться.

Он следил за ней пылающими, полными страсти глазами. Скоро, очень скоро настанет тот момент, когда она уже не сможет контролировать себя. Он не ошибся: она содрогнулась всем телом раз, два и, не выдержав, закричала.

Несколько последних судорожных движений, и потом – полная неподвижность, как после падения с головокружительной высоты.

Они лежали рядом, соприкасаясь телами от плеч до кончиков пальцев. Он медленно водил рукой по ее животу. Ни во сне, ни в мечтах никто не дарил ей подобной нежности, и никогда прежде она не испытывала такого удовлетворения, как сейчас. Она была готова замурлыкать, как сытая кошка.

– Это было еще лучше, чем в тот день, когда ты мыл мне голову, – сказала она, проводя пальцем по тонкому шраму у него на подбородке.

Алекс прыснул и затрясся от смеха.

– А ты представляешь, что было бы, если б мы вдруг стали мыть головы друг другу?

– Думаю, это было бы неплохо. – Она вздохнула.

Он придвинул губы к ее уху и укусил за мочку.

– За что?

– За то, что ты есть. Чудное творение природы.

– Так и быть, принимаю твой комплимент.

– Угу-м. – Он снова укусил ее и дважды пробежал языком по уху, сначала снаружи, потом внутри.

– Перестань. Щекотно.

– Не могу. Ты такая вкусная. Я бы съел тебя целиком.

Она прильнула к нему и, опустив руку, нащупала его вновь вздыбившуюся плоть. Другого она и не ожидала. Не раздумывая ни минуты, она хотела сползти вниз, но он остановил ее.

– Стоп, стоп, стоп. Лечь на спину и не двигаться. Теперь моя очередь делать приятное.

– Ты единственный такой.

Алекс остановился и поднял голову.

– Что?

– Я говорю, что раньше со мной никогда не было такого.

– О Боже! – проворчал он.

Завершение было восхитительным. И для нее не было бы большей радости, чем расплатиться за него. Еще много, много раз.

Алекс затих и прикорнул возле нее. Даже засыпая, он не отпускал ее и все прижимал к своему боку.

Теперь она могла без опасений сказать вслух, пусть даже шепотом: «Я люблю тебя, Алекс Макки. И буду любить всегда».

Было почти десять утра, когда он проснулся. Он лежал один. В ее постели. Голый, разбитый. Ему ужасно хотелось кофе. И еще нужно было срочно принять душ.

Первое, на что Алекс обратил внимание, выглянув из ванной, – это на запах яичницы с ветчиной. Запах показался ему просто неземным. Он быстро натянул брюки и пошел на кухню.

Кэтрин стояла у плиты спиной к нему, поблескивая золотистым шелком распущенных волос. В это утро она была в том же облачении, в каком он впервые увидел ее.

Эта сильная, красивая, независимая женщина шептала его имя и говорила ему: «Я люблю тебя». Сначала он подумал, что это ему почудилось в полусне, но, проснувшись сегодня утром, перестал сомневаться, Он вел бы себя совсем иначе, если б эти три слова произнесла обычная женщина. Но это была Кэтрин. И если она испытывает к нему подобные чувства, он обязан объясниться.

Кэтрин медленно потягивала свой кофе. После трех яиц, четырех кусочков ветчины и двух горячих английских сдоб. От счастья у нее разыгрался аппетит. Заниматься любовью всю ночь, не экономя сил, однако ж, вовсе не вредно.

Пока Алекс опустошал свою тарелку, она не могла отвести от него глаз. Ей нравилось смотреть, как он держит вилку, ест яичницу, ветчину, булочку – все подряд, не глядя. Теперь она знала, что у него есть родинка на правой щеке.

Странно. Она знает, что у вчерашнего дня не будет продолжения, и все равно ведет себя как легкомысленный ребенок. Эта ночь ничего не меняет. Он расстанется с ней в ближайшее время, и нужно собраться с силами, чтобы жить одной. Ну и черт с ним! Что будет, то будет! Она благодарна ему за сладкие воспоминания, которые сохранит до конца своих дней.

– Завтра Четвертое июля, – сказал он.

– Я знаю.

– В городе будет парад и пикник. Не знаю, как теперь, а раньше это бывало красиво. Обычно по центральной улице проезжали пожарные машины, играл школьный оркестр и работали благотворительные базары. Когда я был мальчишкой, в этот день мы всегда устраивали фейерверки и поджигали бенгальские огни. Помню, мы бросали их в большую басовую трубу Дуга Нидлмана. Ух, как шериф сердился на нас! Но он ничего не мог поделать. У него был артрит, а мы бегали быстро, поэтому он только кричал на нас через свой старый мегафон. Так орал, что уже никто не слышал оркестра.