Кузина-самозванка

– Реши сама, к чему у тебя есть интерес и что может принести тебе удовлетворение, – устало проговорил Марко. – Откуда я могу это знать?

– Я вполне удовлетворена своей жизнью, – беспечно отмахнулась от деда Люсия.

– Мало же тебе нужно, дорогая. Так ты можешь повторить судьбу своей матери, которую все попросту использовали в своих интересах.

– Никто не сможет использовать меня! – огрызнулась девушка. – Я видела, что происходило с моей матерью, и извлекла урок.

– У Софии ничего нет за душой, чтобы заполнить пустоту, – печально произнес Марко. – Ты должна найти себе дело, которое всегда могло бы вызвать в тебе чувство самоуважения. Вот о чем я тебе говорю. – Долгая речь утомила Марко. Он глубоко вздохнул и попросил Данте: – Проводи меня в комнату, мне нужно отдохнуть.

– Я могу проводить тебя, дедушка! – Люсия вскочила на ноги.

Марко махнул рукой и отрывисто бросил:

– Данте!

Люсия больше не рискнула настаивать.

В столовую медсестра привезла Марко в кресле. Значит, он чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы идти самому. Дженни снова подумала о том, что Марко Россини осталось совсем мало времени на земле. Его жизненный путь неумолимо заканчивался…

Оставшись вдвоем с Люсией, она попыталась разрядить обстановку:

– Данте сказал, что он живет с дедушкой с шести лет. Тогда вполне понятно…

– Ой, да замолчи ты! – Темные глаза Люсии полыхали яростью. – Ты можешь обманывать Данте и деда этим своим елейным, соглашательским поведением, но я-то знаю, что тебе нужно.

– Мне ничего не нужно! – решительно заявила Дженни, чувствуя, что тоже начинает закипать.

– Умный ход, – продолжала ерничать Люсия. – Это каждый раз срабатывало с моей матерью. Каждый из ее любовников уверял, что ему не нужны ее деньги, пока не получал шанс урвать побольше. Ты говоришь, что тебе ничего не нужно, тем не менее ты здесь и всячески культивируешь в дедушке чувство вины, а он изо всех сил старается дать тебе все, что может.

Дженни сделала глубокий вдох, стараясь сохранить спокойствие:

– Мне жаль, что ты так цинично смотришь на людей и на жизнь, Люсия. Но на мой счет ты ошибаешься…

– «Я не взяла с собой никаких рисовальных принадлежностей», – передразнила та. – Ты же точно знала, что дедушка немедленно обеспечит тебя всем, притом самого лучшего качества. Неплохое начало, Белла!

Ядовитый сарказм достиг цели.

– Я ничего не увезу с собой, все останется здесь, не волнуйся.

В глазах Люсии зажглись торжествующие огоньки.

– Итак, любовь к искусству – тоже уловка. То-то ты не хочешь, чтобы на твою мазню взглянул специалист.

– Не в этом дело, – возразила Дженни. – Просто дома у меня все есть, и мне ничего не нужно от твоего дедушки. Я ничего не возьму.

– За исключением части наследства? И не говори мне, что у тебя не это на уме!

– Не это! Но даже если бы это было и так, тебе-то что? Что ты так волнуешься? Ты свои миллиарды Россини получишь в любом случае.

– Дело не в деньгах! – Девушка в ярости стукнула руками по столу и вскочила. Перегнувшись через стол, она вплотную приблизила лицо к Дженни и прошипела: – Ты приехала сюда с Данте, как будто вы закадычные друзья, и дедушка тут же принял тебя, даже стал ставить мне в пример. Стал поучать, как мне жить, как будто это когда-нибудь его заботило!

– Он только что продемонстрировал, что это его всегда заботило, – спокойно возразила Дженни, поняв, что Люсия снедаема ревностью.

– Он никогда ничего не делал для меня! Всегда только Данте, Данте, Данте! Все его внимание было отдано драгоценному внуку, а я таскалась по миру с матерью, все время новые няни, новые школы… Она жила так, как было удобно только ей! – Теперь в глазах Люсии была неприкрытая ненависть. – Ты не представляешь себе, сколько раз я мечтала быть сиротой, как Данте, чтобы дедушка взял и меня к себе, дал мне то, что давал Данте. А теперь он нашел еще одну внучку-сиротку, и отныне все – для нее!

Дженни укоризненно покачала головой:

– Он умирает, Люсия. Мне предстоит провести с ним не так много времени.

– Это мое время! И зачем он только нашел тебя?! Лучше бы ты погибла вместе со своими родителями!

– Люсия!

Голос Данте прозвучал как раз в тот момент, когда у Дженни отхлынула кровь от лица, и она ужасно побледнела. Белла была мертва вот уже полгода. И она, Дженни, не имеет права находиться здесь и отнимать то немногое время, что еще осталось жить Марко, у его настоящей внучки.

– Не думай, что ты и мне можешь приказать уехать, Данте! – выкрикнула Люсия так визгливо, что у Дженни заложило уши. – Эта вилла пока еще не твоя, и у меня столько же прав находиться здесь, сколько и у тебя!

– Если ты намерена продолжать свои оскорбления, делай это в пустой комнате. Я не позволю тебе изливать на Беллу свою желчь. – Данте подошел к Дженни, поднял ее со стула и обнял за плечи.

– Уходите! Уходите оба! Я всегда была одна, так что для меня нет ничего нового!

– Подумай хоть раз не о себе, а о других, и все станет по-другому, вот увидишь. Пожелать Белле смерти, чтобы тебе лучше жилось, – это подлость, Люсия.

От его слов на лице девушки вспыхнули красные пятна.

– Я была бы рада, если бы и ты тоже умер! – злобно выпалила она.

– Я знаю, – спокойно ответил Данте. – Но знаешь что, Люсия? Я никогда не рассказывал деду о твоих злобных кознях насчет меня. Но попробуй проделать это с Беллой, и я немедленно расскажу ему о том, какая ты мерзавка! А наш дед беспощаден к подлости.

Угроза Данте повисла в полной тишине, но эта тишина искрила яростными, едва сдерживаемыми эмоциями.

Данте вывел Дженни из комнаты, и она пошла, как марионетка, на деревянных ногах, потому что в ее ушах все еще звучали его слова об отношении Марко к подлости. Она не должна была соглашаться на этот обман, у которого оказалось слишком много последствий.

– Даже не думай! – процедил он сквозь зубы, почувствовав, что решимость Дженни оставаться на Капри и продолжать играть роль Изабеллы снова неудержимо тает. Он буквально нес ее по коридору до спальни.

Оказавшись в комнате, Данте запер дверь во избежание неожиданного вторжения кого-нибудь, но не выпустил Дженни из рук. Прежде чем она успела сказать хоть слово, Дженни уже была в объятиях Данте, который прижимал ее голову к своей груди. Его теплые губы нежно касались ее уха, когда он заговорил тихим, мягким голосом:

– Назад пути нет, Дженни. Не обращай внимания на выпады Люсии.

Наверное, она должна была сопротивляться, но у нее не хватило сил. Дженни было так комфортно в крепких объятиях Данте. Он успокаивающе гладил ее по спине, словно хотел избавить от пережитого стресса. От облегчения у Дженни к глазам подступили слезы. Сейчас ей не хотелось оставаться одной. Но рассудительная часть ее сознания тут же напомнила ей, что, обнимая и утешая ее, Данте печется о своих интересах, а его главный интерес состоит в том, чтобы она продолжала играть свою роль.

Дженни сглотнула, несколько раз моргнула, загоняя слезы обратно, и сказала:

– Нет, в словах Люсии есть смысл. Я отнимаю время их общения с дедушкой, которое по праву принадлежит ей. Ей, а не мне. Тем более что вся эта ситуация возникла по моей вине. И я несу за это ответственность. Я скажу твоему деду и Люсии, что я обманула вас всех, и тебя в том числе.

Дженни действительно сейчас было не важно, что будет с ней. То, что она никому не хотела причинить вреда, не оправдывает ее поступка. Ее переполняло чувство вины и стыда, и она больше не могла жить с этим грузом.

Данте запустил пальцы в ее волосы и небольно потянул, заставив Дженни оторвать голову от его плеча и посмотреть ему в лицо. Несколько долгих, мучительных мгновений его взгляд словно прожигал дорожку, чтобы проникнуть прямо в душу. Она внезапно осознала, как напряжено его тело, как давят его мощные бедра, как сильна рука, крепко прижимающая ее к его телу, как тесно прижаты ее груди к его широкой теплой груди. И ее сердце неистово заколотилось в смятении.