Тайна барона

Баронесса Штусс стала часто появляться в свете, выгодное замужество на графе Орлове повысило ее статус в обществе, теперь она была графиня Шарлотта Штусс. От успеха у нее закружилась голова. Еще недавно, лет эдак пять тому назад, их семья относилась к купеческому сословию, но огромное состояние отца, сколоченное на выгодной торговле тканями, позволило купить баронский титул, а заодно и пробить лазейку в высший свет. Графиня Штусс часто появлялась на балах и в театрах. Не отличаясь особой красотой, она любила надевать вычурные наряды, предпочитая платья канареечных расцветок и восточный тюрбан. Туалет завершали дорогие побрякушки, которые не каждая дворянка могла себе позволить. Шарлотта устраивала у себя в доме концерты, приглашала выступать знаменитых артистов, были среди них и иностранцы. Она открыла салон и страшно этим гордилась, стала зазывать к себе многих знатных и уважаемых дворян, были те, кто заходил и любопытства ради. Среди таких была и Зизи. Она потом написала письмо в Турово. «Была сегодня в салоне у Шарлотты Штусс, - писала Зизи в письме Карамышевым, - она особа очень эксцентричная и взбалмошная. Любит одеваться очень ярко, но безвкусно, не отличается особо и манерами, по-французски говорит скверно, ужасно коверкая слова, но многие ее жалуют, в основном, из-за денег ее отца, который для нее ничего не жалеет. Они даже конный завод купили, хотя Шарлотта верхом ездить не умеет. Для дочери ее папаша сейчас скупает по всему городу картины известных мастеров, потому что Шарлотте вдруг вздумалось открыть у себя картинную галерею... И еще - в свете ее прозвали разлучницей баронессой Штусс, а еще многие надсмехаются над Шарлоттой из-за ее вульгарных манер и зовут ее мещанкой во дворянстве... Впрочем, сейчас таких выскочек много развелось...»

Граф Петр Орлов женившись на богатой, но не любимой женщине, сразу же после свадьбы пустился во все тяжкие. Он с усердием тратил деньги, доставшиеся ему без труда. Сорил деньгами налево и направо. Он заказывал пышные банкеты в ресторанах, поил друзей шампанским, волочился за хорошенькими актрисами и танцовщицами, устраивал хмельные пирушки, играл на скачках, полюбил играть в карты и стал завсегдатаем публичных домов.

Пригласив своих друзей в английский клуб, Петр достал из кармана сюртука портмоне, набитый ассигнациями и сказал:

- Друзья, заказывайте все, что пожелаете! За все плачу я! Гуляем!

- Вот это я понимаю! – восхищенно воскликнул Александр Ветров, любитель выпить и закусить за чужой счет. – Вот это щедрость.

Михаил Шмелев как-то скептически смотрел на этот праздник жизни. Петр потрепал его по плечу: «Чего не весел, брат?», потом крикнул: «Эй, официант, принеси шампанского сюда побольше! Всех угощаю!»

- Что это ты, Пьер, так сегодня расходился? – спросил Лаврушин.

- Так, Григорий, праздник у меня!

- Какой же?

- А-а, гуляю... Хорошее настроение! Жизнь удалась!

- Красиво жить не запретишь, - заметил Шмелев.

- Друг, Мишка, ну что ты сегодня невеселый такой, - толкнул приятеля в бок Петр. – Давай выпьем!

Шампанское лилось рекой, без конца произносились тосты, стол ломился от закусок, Петр кутил на всю катушку, зазвал к себе за столик еще знакомых. В их компанию затесался и уланский капитан, и провинциал Федор Ларионов, который прибыл в Петербург по делам и вкушал прелести столичной жизни. Ларионов вдруг растрогался до глубины души и произнес:

- Эх, братцы, вы такие счастливые! Живете в столице, где жизнь бурлит, а у нас в провинции такая скукотища, ни тебе ипподрома, ни клубов нет. А вечером, вообще, жизнь замирает.

- А у нас, брат, вечером жизнь только начинается, - сказал Ветров. – Так ты провинциал значит, то-то я смотрю, сюртук у тебя не по моде сшит, и галстук завязан как-то небрежно...

- Неужто это так важно? – изумился Ларионов.

- Э, брат, галстук такая важная штука. По ней, может быть, судят в целом о тебе самом.

- Ну, это ты загнул, Александр, - сказал Лаврушин.

- Нет, Григорий, подожди, - не унимался Ветров. – Ты что будешь отрицать, что внешний вид ничего не значит?

- Нет! Этого отрицать я не буду...

- Ну, так вот...

- Друзья, бросайте этот спор! – сказал Орлов. – Давайте лучше выпьем за дам!

- Отличный тост!!! – все поддержили. Ветров выпил шампанское и бросил бокал на пол. Все последовали его примеру. Тут к их столу подбежал взволнованный официант: «Господа, не надо бить посуду!»

- Спокойно, - возразил Орлов, - я плачу! Тащите новые бокалы... и шампанского... побольше.

- Пьер, ты мот и транжира, но я тебя уважаю, - сказал Ветров и поцеловал друга в макушку.

- Сашка, друг ты мой любезный, - растрогался Орлов, - один ты меня понимаешь.

- Э, нет... – тут возразил Лаврушин, - Пьер, я к тебе тоже очень хорошо отношусь. Мы ж друзья, верно?

- Верно!

- Вот скажи, Орлов, ты счастлив, что женился? – спросил Лаврушин. – Ведь ты был, кажется, влюблен в княжну Елену?

- Корнет, что за бестактные вопросы? – заметил Ветров.

- Спокойно, я отвечу, - сказал Орлов. – Я счастлив!

- Вот это молодец! Вот это я понимаю! – воскликнул Ветров. – Можешь ведь красиво сказать...

- Я счастлив, хотя, наверное, где-то в глубине души я сожалею, что расстался с Еленой...

- Друзья, о ком вы говорите? – поинтересовался уланский капитан.

- О княжне Елене Карамышевой...

- Постойте, я знаю, о ком вы говорите, - сказал улан, - я же танцевал с ней на балу. Она прекрасна, а как танцует!..

- О да, княжна Елена красавица, каких трудно сыскать, - сказал Орлов.

- Прекрасный благоухающий цветок... – восторженно произнес уланский капитан.

- Сей цветок безжалостно растоптан, - тихо прошептал Михаил Шмелев.

- Мишель, что ты шепчешь там себе под нос? – спросил Ветров. – Да ты пьян, братец.

- Может быть...

- Оставь его, Ветров... не мешай ему предаваться меланхолии, сказал Лаврушин. - Орлов, скажи-ка, так ты вкусил запретный плод с этого райского древа?

- Осада была трудной, но крепость пала... – многозначительно сказал Орлов. На его лице играла слащавая улыбка.

- А ты фрукт, как я погляжу, - сказал Лаврушин. – Ты не так прост, как кажешься вначале. В тебе бесы скачут еще те! Глядишь, ты станешь ловеласом еще тем, мужья станут прятать своих жен от тебя за высоким забором.

- Спокойно, Лаврушин, не надо завидовать приятелю, если ему улыбнулась удача, - встрял в разговор Ветров. - Братцы, давайте еще выпьем!

Шумная компания засиделась заполночь. Уже перед тем, как расходиться, разговор зашел о женщинах, все стали гадать, куда сейчас лучше всего поехать из клуба. Лаврушин предлагал ехать к его знакомой, у которой есть премиленькая подруга. Ветров звал всех на окраину города в какой-то кабак, где поют цыгане. «Эх, я вам доложу, - говорил, прищурив один глаз Ветров, – там такая солистка с томным взором. А как поет, как поет! Душу вынимает...». Но тут Шмелев, изрядно захмелевший, решительно встал из-за стола и сказал:

- Нет, друзья, вы как хотите, а я домой!

- К жене что ли бежишь? – съехидничал Петр Орлов.

- К жене... Тебе бы тоже не мешало, между прочим, ты ж у нас молодожен. Жена, гляди, уже заждалась тебя, все очи просмотрела, глядя в окно.

- Эка важность! – передернул плечами Петр. – Подождет еще, я не для того женился, чтобы у жены под каблуком быть.

- Так ты считаешь, что я подкаблучник?! – вспылил Шмелев. Он в ярости кинулся к Орлову, схватил того за грудки, вышла потасовка.

Лаврушин и Ветров кинулись разнимать друзей. Шмелев одернул полы сюртука, махнул рукой и с досадой сказав: «А, ну вас всех!», пошел к выходу.

- Ничего не понимаю, что на него нашло? – спросил Лаврушин.

- Да ну его, едемте к цыганам! – настаивал на своем Ветров.

- Поехали! – сказал Орлов. – Вечер только начинается...

Все высыпали на улицу, набились в экипаж и с шутками, свистом и веселым смехом отправились в ночь на поиски новых приключений...