Звезда моря

Солнце палило безжалостно… Окна домов выходили на море. В зеленом парке, вдоль аллеи Бэттери, девочка могла различить деревянные фигурки, вырезанные аккуратно и с большим вкусом, сады, обнесенные высоким забором, широкие террасы и красивые дома, выкрашенные белой краской, которые, казалось, дрожали в жгучем душном мареве. Она видела отдыхающих собак, спрятавшихся в густую тень, привязанных лошадей и заблудившихся цыплят, купающихся в придорожной пыли. На причале лежали огромные бочки, ожидая погрузки, а в воздухе пахло спелыми фруктами и цветами.

Пристань Гадстен была основным посадочным и погрузочным пунктом в городе, и Анна насчитала около тридцати судов, скопившихся у восточных доков. По ту сторону больших ворот города она увидела выцветший от солнца и морского воздуха кирпич, карликовые пальмы с гладкими стволами и серый испанский мох в ветвях зеленого дуба. Когда они погрузились в маленький ялик, который должен был отвезти их на берег, Анна протиснулась между пассажирами, чтобы в последний раз попрощаться с Робином, который стоял, перегнувшись через поручень. Они попрощались накануне вечером, но она не сомневалась, что они опять встретятся. И правда, его слова были многообещающими:

— Когда Вы станете прекрасной леди, и весь Чарльзтаун будет у Ваших ног, мисс Анна, я зайду к Вам в гости и буду смущать старыми воспоминаниями.

— Попробуй!

Он рассмеялся и ущипнул ее за щеку:

— Ну, что ж, помни, я тебя предупредил!

В 1709 году Чарльзтаун был обычным городом Британской колонии. Корабли в гавани стояли, в основном, под английскими флагами и принадлежали владельцам больших белых и синих домов с видом на море. В Чарльзтауне производили шелк и индиго — новую экспериментальную культуру, за которую англичане платили большие субсидии. Индиго — растение, которое использовалось для производства синих и пурпурных красителей. Многие гонялись за ними из-за их редкости и престижа, так как это были цвета королевской семьи. Но главным продуктом, производимым в Чарльзтауне и являющимся основным предметом торговли и приносящим основной доход, был рис. Его выращивали на плантациях, которые простирались вверх по течению рек, и вывозили в Англию на кораблях, в больших бочках. Одним из таких кораблей и был «Профит». Чарльзтаун так же был известен как крупный центр торговли. Прямо отсюда товары поставлялись в северные колонии, Лондон, Африку и в Вест-Индию. А обратно везли сахар, специи, карибский ром. В трюмах были рабы из Африки, одежда и роскошные вещи из Европы, что делало жизнь в южных колониях сноснее, чем в северных портах.

Люди в Чарльзтауне были на редкость колоритны и космополитичны, особенно, если сравнивать их с однородными пуританскими поселениями. Это были выходцы из благороднейших семей Европы, пираты Карибского моря и рабы, только что привезенные из Африки, вперемешку с освобожденными чернокожими с островов. «Вольнонаемные», работающие на плантациях за бесплатный переезд, пищу и жилье, заключившие договор слуги из Англии, гугеноты из Франции, шотландцы и ирландцы, бежавшие от «меча» Кромвеля, религиозные фанатики, ищущие прибежища и романтики, подбирающие себе «тепленькое» местечко под солнцем. Последние приплывали и уплывали, как обломки в гавани Чарльзтауна.

Матросы говорили, что здесь больше женщин, чем на севере, так как этот город имел репутацию красивого места, где дешевая земля, теплые ночи и вполне достаточно рабов. Здесь было меньше церквей, меньше тюрем, больше проституток на одного матроса и гораздо больше болезней, чем могли вылечить двадцать четыре городских доктора.

Официально Чарльзтаун был собственностью и управлялся лордами-наместниками, выходцами из благородных английских семей и единственными аристократами, чье гражданство здесь допускалось. Практически, это была первая капиталистическая колония в Новом Свете, и здесь правили деньги.

Торговцы, собственники, пираты и плантаторы собрались вместе, чтобы отстаивать каждый свои интересы. Для того, чтобы иметь право голоса, необходимо было обладать всего лишь пятьюдесятью акрами земли, независимо от религиозной принадлежности, политических взглядов или вашего прошлого. Многие из ранее прибывших плантаторов переселились из Барбадоса и верили, что жизнь в вестиндийском стиле для мужчины лучше всего. С ними в город пришла праздность. Но во всем остальном Чарльзтаун был на удивление более английским, чем Бостон и Портсмут, и его жители гордились этим. Поселенцы в Чарльзтауне старались сохранить в себе малейшие признаки своей родины, чтобы они не растворились в укладе жизни и традициях местного цветного населения.

Извозчики, управлявшие блестящими черными экипажами перед королевским особняком губернатора на Миттингстрит-34, могли прибыть прямо с лондонских улиц, в наглухо застегнутых пальто и в париках. Большие состоятельные дома на Бродстрит, Эллиотстрит, Тредстрит, Черчстрит и Столзэллей были полны фамильных драгоценностей и дорогой мебели из Сассэкса, Девона и Кента.

Каждый плантатор содержал дом в городе, где он и его семья могли переждать наиболее опасный летний сезон, подальше от затопленных рисовых полей и москитов. Эти летние отсрочки очень часто затягивались до Рождества. Чарльзтаун был известен своими ассамблеями, балами, приемами, игрой в карты и кости, аукционами рабов, тавернами, скачками, петушиными боями и казнями.

Казни собирали публику даже с ферм низины, так как здесь можно было услышать речи и увидеть порку и, возможно, повешение. Законы колонии были так же жестоки, как и на родине. Людей пороли за малейшее нарушение общественного порядка и вешали за пустяковые кражи.

Менее одной трети населения были белые. Рабы, контрактные слуги и масса индейцев, делали опасной жизнь белых жителей, и для них часто применялись репрессии и жестокие наказания. Ворам, если они не были повешены, ставили клеймо на лице в виде буквы «T» [2]. Человек мог быть поставлен к позорному столбу за то, что спал на улице. Того, кому предъявлялось обвинение в мошенничестве, вешали на крюках за руки на центральной площади, а уши прибивали к эшафоту, чтобы лицо было неподвижным, и оставляли на целый день. Суд над ведьмами не был большой редкостью, так как рядом с красотой в людях жил большой страх. В то время, когда Кормак с семьей высадился на берег, гордость у местного населения достигла небывалых размеров. Всего лишь за месяц до этого Натаниел Джонсон — губернатор колонии — и его гвардия сначала хитростью выманили, а потом разгромили французский флот. Люди в Чарльзтауне радовались, жгли французские флаги и опорожняли бочки французского бренди. Когда Анна впервые вступила в город, на улицах все еще встречались пьяные матросы, подпирающие стены таверн, которые никак не могли «очнуться от победы».

Узкие улицы и прекрасные дома казались Анне воротами в рай, который обещал отец.

Часть 2

Чарльзтаун, Каролина, 1712

Анна крадучись спускалась по лестнице. Сквозь центральное окно пробивался рассвет, но на лужайке, в доке, на реке все еще было тихо.

— Черт бы побрал этого ленивого пса. — Сдерживая раздражение ворчала она себе под нос, надевая бриджи из оленьей кожи.

Она проскользнула через массивную дверь красного дерева и отправилась к кухне по тропинке. Хотя Анну часто расстраивало то, что кухня на плантации была слишком далеко от большого дома, особенно, когда к столу подавались остывшие блюда, но этим утром она была оживлена, представляя, как будет помешивать еще тлеющие угольки в открытой печи. Никто в большом доме не услышит ее нетерпеливых вопросов.