Звезда моря

— В колониях стряпчему не разрешается брать плату за судебный процесс. Они считают, что перед законом все равны, и каждый может обратиться в суд бесплатно. Но есть возможность заработать оптовой торговлей и, откровенно говоря, я готов бросить профессию, которая зависит от личного каприза и одобрения каждой собаки в стране. В Каролине, если у человека есть деньги, а они у нас будут, моя милая, — он вне упреков, каким бы не было его прошлое.

— Мы поженимся, Уильям? Он нисколько не колебался:

— Как только умрет Элизабет. Даже в колониях мужчина может быть заключен в тюрьму за двоеженство, девочка. Но мы будем хранить нашу тайну, и никому не следует об этом знать. Как только получим сообщение, что она умерла, мы спокойно поженимся. А она долго не протянет: слишком уж разбита. Элизабет держится только за счет лекарств.

Неожиданно гнев загорелся в глазах Мэри:

— Надеюсь, она скоро окочурится, и дьявол возьмет ее к себе в ад.

Уильям обнял ее белые полные плечи и приник губами к шее.

— Она не тронет нас в Каролине, моя любимая. Никто из них. Мы можем делать все, что вздумается. Не будет ни сводников-священников, готовых перегрызть друг другу глотку, ни напыщенных старых дев, обсуждающих наши отношения. Это страна, в которой не заботятся о манерах и еще меньше — об условностях. Звон золота возвышает любого человека до уровня лорда.

Его волосы струились между пальцев Мэри.

— Тогда бери меня, Уильям. Бери в этот твой новый мир, в Каролину. — Тихий стон вырвался из ее груди, когда он сжал ее в своих объятиях. — В следующий прилив я перестану чувствовать себя пленницей в собственном доме. — Она обвила руками его шею и прижалась к нему.

Вдруг Мэри отстранилась и кокетливо посмотрела на Уильяма:

— Там, так же, как и здесь, я буду твоей хорошей девочкой.

Он рассмеялся и бросил ее на кровать:

— Лучше. Держу пари. Намного лучше!

Вечером, накануне отплытия их почтового судна из Корка, Анна стояла на высоком подоконнике и смотрела на огни в гавани. Далеко в море она видела темную линию горизонта, там черная полоса моря соприкасалась с более светлой полосой неба. Но чернее всего была вторгающаяся в море суша. Она поплывет в самый большой и величественный город в мире — в Лондон. А потом через огромный океан они поплывут к незнакомой земле, где будут жить в большом доме. В доме, в котором будет место для пони и, возможно, для нового щенка. Там нет дождей, и круглый год растут апельсины, и никогда не услышишь гадкий шепоток за спиной: «Кормаковский ублюдок», и никогда не почувствуешь, как провожают злые взгляды, когда идешь с отцом. Она смотрела на корабль, качающийся в заливе. Фонарь, висевший на носу корабля, отражался в черной воде, а над ним звезда, которая всегда будет с ней и луна, которая тоже поплывет с ней в Чарльзтаун.

Переезд через канал не занял много времени, и Анна плохо его помнила. Позже она будет вспоминать только то, как они ночью украдкой пробирались на корабль.

— Мы поплывем на рассвете, девочка, — прошептал отец. — Чем скорее канал ляжет между мной и этими проклятыми Суини, тем лучше я буду спать по ночам.

Мэри всю дорогу молчала, что было ей совершенно несвойственно. Она повернулась спиной к английскому берегу, окутанному туманом, и смотрела на Корк, на свет зари, поднимающейся над деревней. Когда туман стал окутывать палубу, Анна соскользнула со своего места на бушприте, откуда смотрела на море и стала рядом с матерью. Она вложила свою смуглую ручку в незагорелую ладонь Мэри. Сама того не замечая, она подражала тону отца:

— Не бойся, мамочка, в Чарльзтауне у нас будет дом гораздо больше этого. И ты будешь в нем настоящей хозяйкой.

Мать отбросила ее руку и беззлобно на нее зашипела:

— Да что ты понимаешь в таких делах, глупая девчонка!

Увидев боль и обиду на лице дочери, Мэри с раздражением вздохнула:

— Да, Энни, посмотрим. Может быть, жизнь там будет и лучше. Но не говори мне о том, что я буду хозяйкой. Ты еще слишком мала, чтобы судить об этом.

Она посмотрела на дорожный костюм Анны: аккуратные бриджи, такие, как носят мальчишки, чтобы было удобно карабкаться по скользкой палубе и темным душным трюмам.

— Но в чем ты можешь быть совершенно уверена, так этот в том, что в Чарльзтауне ты больше не оденешь бриджи. Пришло время носить красивые юбочки. А если тебе придется рассказывать о том, чем ты занималась раньше, придумай что-нибудь. Я уверена, что юные леди в Чарльзтауне не лазают по докам, как паршивые корабельные крысы.

Анна собиралась сказать что-нибудь обидное, но решила не делать этого. Она редко видела мать в таком настроении. Как раз в этот момент девочка услышала звук приближающихся шагов отца, знакомый скрип его ботинок. Он остановился за спиной Мэри и обнял се за плечи. Женщина отвернулась от Анны и потерлась щекой о его камзол. Он сказал какие-то нежные слова, которые Анна не могла расслышать.

Она вернулась на свое место на бушприте, стараясь сквозь туман рассмотреть неясно вырисовывающийся берег Англии.

По сравнению с Корком Лондон показался Анне безобразным сводным братом, а лондонский туман — холоднее и сырее, чем в Ирландии. Едкий дым из целого леса труб заслонял дневной свет и щипал глаза. Сажа смешивалась с туманом и выпадала на город черным дождем, покрывая все, даже лужи между булыжниками мостовой. Узкие улочки с множеством таверн и с безобразными деревянными верандами были завалены грудами отбросов. Бледные дети, по возрасту не старше Анны, похожие на сонные приведения, по утрам группами тянулись на фабрики.

Только в доках Анна почувствовала себя как дома, так как корабли показались ей такими же, как в заливе Корка, только аккуратнее, больше и не такими поворотливыми. Они с отцом стояли на берегу Темзы и смотрели на ту ее часть, которая находилась за Лондонским мостом и была заполнена корабельными мачтами.

Они потратили на то, чтобы найти приличную гостиницу, сутки. Еще месяц уйдет на то, чтобы найти нужную им контору, изучить их требования и зарегистрировать свои имена в списке отъезжающих в Каролину. Мэри чувствовала качку даже во время их короткого переезда на почтовом судне и всю ночь старалась справиться с комком в горле. Она понимала, что месячный переезд в Новый Свет будет тяжелым испытанием. Ее одолевали смутные чувства. Кормак отвел Анну в сторону.

— Ей станет лучше, когда мы покинем родные места. Женщины всегда труднее переносят отъезд.

Они пошли в доки посмотреть на корабли, стоящие на якоре. Его беспокойство передалось и Анне, но она не оторвала взгляда от чаек, кружащих в лучах солнца, когда отец взял ее за руку.

— Пойдем, девочка. Нам еще многое надо сделать перед отъездом. Две недели — недостаточный срок для того, чтобы распродать наши вещи. И к тому же, нам придется сократить свои расходы.

Она сжала кулачки в карманах. Ей стало прохладно от сырого речного воздуха.

— Мы должны все продать, папа?

— Нет, не все. Но мы можем взять с собой только три чемодана на борт «Профита» [1]. Замечательное название у нашего корабля, правда?

— Да, покажи мне его еще раз.

— Вот он. Ты будешь вдыхать аромат цветущих апельсинов в Чарльзтауне, прежде чем научишься отличать его от других.

Анна еще раз взглянула на корабль, который повезет ее в Новый Свет. Ей казалось, что это почти ее собственное судно. Она уже выбрала несколько наблюдательных точек на носу и на корме.

«Профит» представлял собой трехмачтовое торговое судно из Портсмута. Он имел прямоугольную форму, десять парусов, отдыхающих сейчас, но готовых ринуться в бой. Широкие палубы были чисто вымыты и просмолены. Корабль восьмидесяти футов в длину весь сверкал. Двенадцать пушек, установленных на деревянных платформах по шесть с каждой стороны, были направлены в море. На самом верху грот-мачты, над туманом в лучах солнца гордо реял английский флаг.