Опасность в бриллиантах

Хоксуэлл с горечью рассмеялся. Даже Саммерхейз усмехнулся.

– Ты так думаешь? – спросил Хоксуэлл. – Позволь сообщить тебе, друг мой, что мужчине стоит жениться только в двух случаях: или он рабски влюблен, как я, или абсолютно равнодушен. Все, что располагается в середине, непременно начнет вызывать скрытое раздражение. Скажи ему, Саммерхейз, объясни, что жены доставляют радость лишь тогда, когда ты настолько ослеплен, что считаешь их мелкое манипулирование тобой очаровательным, а не выводящим тебя из себя, достучись до его здравого смысла.

– Согласись, что ему давно пора жениться.

– Для любого другого – верно. Но совсем не для него. – Хоксуэлл досадливо отвернулся, как человек, пытающийся разговаривать с незнакомцем, не знающим его языка. Каслфорд решил, что его смятение просто прелестно.

Хоксуэлл безнадежно покачал головой:

– Последняя надежда человечества, и вот чем все кончилось. – Он вздохнул. – Она тебя околдовала. Это единственное объяснение: переиграла тебя в твоей собственной игре.

– Ты был прав, Каслфорд, – произнес Саммерхейз извиняющимся тоном. – А я ошибался. Не следовало пока ему говорить. Зря я тебя заставил.

Хоксуэлл резко обернулся.

– Пока? То есть меня посвятили в тайну? Очень странно, когда речь идет о помолвке герцога. – Он свирепо посмотрел на друга. – А когда ты собираешься опубликовать объявление?

– Они пока держат это в секрете, до тех пор, пока все не уладят, – пояснил Саммерхейз.

Хоксуэлл с подозрением нахмурился и сощурил глаза, в которых засверкали искры мрачного удовлетворения.

– Саммерхейз, ты слишком порядочен, и мне кажется, наш друг этим воспользовался. Я могу придумать только одну вещь, которую следует уладить до объявления помолвки. Имеется в виду, что никакой помолвки еще не существует.

Каслфорд Зевнул и стал смотреть по сторонам. В дальнем углу комнаты играл в карты Латам. Как раз в этот момент он поднял голову и кивнул, здороваясь.

– Какой ты все же циник, Хоксуэлл, – произнес Каслфорд. – Я бы, пожалуй, решил, что во всем виноват брак, и начал бы опасаться за себя, но, к счастью, эта черта всегда имелась в твоем характере. Что до небольшой перемены в моей жизни, возвещающей, по-твоему, конец всему, то уверяю тебя: ничего подобного не случится. Ну а теперь насчет политического кризиса, ради которого мы тут собрались…

– Он пытается сменить тему, Саммерхейз. Говорю тебе, я прав. Нет никакой помолвки.

– Он прав? Стоило мне об этом задуматься, и я понял, что вчера вечером ты не сказал мне, что обручен, сказал только, что решил на ней жениться.

– И женюсь.

– А предложение ты сделал? – Теперь нахмурился и Саммерхейз, причем стал очень похож на Хоксуэлла.

– Она знает о моих намерениях. Я выразился вполне определенно.

– Принято именно делать предложение, – сказал Саммерхейз. – Женщинам нравится, когда мужчины их просят, а не информируют о намерениях.

– Она за него не выйдет! – фыркнул Хоксуэлл. – Поверь мне, она на это не согласится. А если она когда-нибудь и согласится, Каслфорд, цена окажется слишком высока. Тебе придется исправиться.

– Значит, человечество спасено. Его последняя надежда не рухнула. Впрочем, никаких подобных требований я не ожидаю.

– Черт, да она тебя уже исправила почти наполовину!

Хоксуэлл, как всегда, продолжал все видеть в самом ужасном свете. Он, похоже, не замечал очевидной второй стороны медали, заключающейся в том, что человек, «исправившийся почти наполовину», все еще остается больше чем наполовину испорченным. А когда они с Дафной поженятся, равновесие снова качнется в дурную сторону, в этом Каслфорд не сомневался.

– И когда же ты собираешься объявить о помолвке? – спросил Саммерхейз.

– Скоро.

– Как скоро?

– Максимум через неделю. Ну может, дней через десять.

Каслфорд встал и подвигался, расправляя ноги. Одна из причин, по которым он не особенно любил азартные игры, – это стулья игорных столов, часто неудобные. Просидев два часа на таком стуле, причем еще и не развлекаясь при этом игрой в карты, он чувствовал себя вымотанным.

Те, кто чуть раньше присоединился к нему, Саммерхейзу и Хоксуэллу, сейчас собирались расходиться с серьезными, мрачными лицами. Многие сидевшие за другими столами заметили, что разговор закончился. Точно так же они поначалу обратили внимание на тех, кто собрался тут, в клубе «Брукс», и на то, как шла их беседа: совсем негромко, так что подслушать было просто невозможно. Каслфорд очень рассчитывал, что в течение часа Ливерпуль узнает об этой встрече и немного попотеет.

Не то чтобы они многое решили. Как он и предполагал, палате общин придется придерживаться стандарта, критикуя роль правительства в событиях «Питерлоо». Лорды, за небольшим исключением, предпочтут услышать об этих событиях только то, что им хочется услышать, и пожелают, чтобы с представителями низших слоев и их организациями расправились сурово. Никто не забыл о том, что совсем недавно произошло во Франции.

Хоксуэлл, выкинув из головы государственные дела, на прощание не преминул подпустить шпильку:

– Дней десять, говоришь? Я буду следить за объявлениями в газетах.

Прощаясь с остальными, Каслфорд размышлял не об этих десяти днях. У него в голове застряла мысль о том, что Дафна потребует от него исправиться. Временами Хоксуэлл бывает невыносим, но иногда он очень ясно видел положение вещей. Разве сам Каслфорд не нашел когда-то Дафну загадочной и не думал, что она использует правило «не вынюхивать» в своих собственных интересах? Инстинкты в отношении женщин его тогда не подвели.

Может, и в самом деле причина ее сопротивления кроется в этом? Она считает его неподходящим? Если так, то это просто черт знает что. В конце концов, он герцог. Во время светского сезона ему буквально не хватало меча, столько матерей стремились повесить его хвост на свою стену с трофеями.

Вспомнив о правиле «не вынюхивать», он попытался посмотреть на положение вещей глазами Дафны. Подобное упражнение было ему внове и оказалось небезынтересным. Во всяком случае, увлекло его настолько, что он, задумавшись, на какое-то время остался стоять рядом с игорным столом.

Попытавшись думать, как женщина, он пришел к выводу, что сказанное Дафной насчет их возможного брака было искренним. Она не хотела выходить замуж за человека, смотревшего на супружество, как на епитимью. И приходилось признать, что именно так он и расценивал их будущий брак, как расплату за свою вину, хотя мысль о том, что Дафна всегда будет рядом, казалась ему привлекательной.

Она взвесила все «за» и «против» и решила, что преимущества в виде титула, богатства и надежности проигрывают этим двум пунктам.

Он размышлял сочувственно до тех пор, пока не дошел вот до этой последней части. Только дура может заняться подобными тупыми подсчетами, а Дафна вовсе не дура. Он, определенно что-то пропускает, пытаясь думать, как она.

Не в силах понять, что именно он не учитывает, Каслфорд повернулся, чтобы выйти из комнаты, и едва не наткнулся на одного из тех, кто присоединился сегодня к их встрече и тоже до сих пор не ушел.

– Вы так глубоко погрузились в свои мысли, Каслфорд. – Теймор Рейлор, член парламента от графства Оксфорд, улыбнулся с надеждой, в точности как улыбается портной, показывая вам один из самых дорогих костюмов. – Я надеялся перемолвиться с вами словечком, но не решился прервать ваши размышления.

– По-моему, мы обменялись сегодня целой кучей слов, Рейлор. Мне больше Нечего сказать по этому вопросу.

Рейлор фыркнул и тут же украдкой оглянулся на других джентльменов в комнате.

– Я совершенно о другом. Дело весьма конфиденциальное.

Сегодняшний день и так чересчур напоминал вторник, и Каслфорд уже хотел отделаться от Рейлора, но вдруг вспомнил, что сегодня и в самом деле вторник. Он неохотно кивнул и вышел вслед за Рейлором из комнаты.

Даже библиотека показалась тому недостаточно уединенной. Рейлор повел герцога в уборную, вдоль стены которой выстроился ряд стульчаков.