Upheaval of the Medieval (СИ)

— Спасибо, — едва слышно сказал Чимин, видя довольную улыбку на лице Сокджина.

Солнечные лучи уже вовсю делились своим светом, и он понял, что тепло на этой бренной земле есть, просто оно надёжно сокрыто за маской безразличия, которую сдёрнуть порой бывает слишком сложно.

***

Чимин сделал проворный выпад, поворачиваясь всем телом, ускользая от жалящего острия чужого меча, и одним ловким движением выбил меч из руки своего противника. Люди вокруг заголосили, а боец, с которым он дрался, слегка поклонился, выражая своё почтение победителю.

Воскресные игры, что были устроены на главной столичной площе, стали отличным развлечением для народа, который только-только оправился от смерти королевы, и даже сам король пожаловал: сидел на помосте, внимательно наблюдая за боями. Чимин видел, что во время его выступления Чонгук даже приподнялся с трона и кусал губы, а когда Пак нарочно пропускал удары, чтобы посмотреть на реакцию короля — тот хмурился, что-то шептал своему советнику. Выглядел он, как и всегда, безупречно, будто бы его совершенно не беспокоили кошмары. Траурная чёрная одежда так прекрасно оттеняла его иссиня-чёрные волосы, что с каждым взглядом на помост Чимину было всё сложнее оторвать от него свой взгляд. Чонгук не улыбнулся ни разу, сведённые к переносице брови и поджатые губы выдавали его нервозность и раздражённость.

Чимин чувствовал лёгкость только в центре площади, когда его меч встречался с чужим, создавая лязг, который был подобен самой нежной и утончённой мелодии, ласкающей слух командующего. Он знал, что ему вообще не пристало биться со своими воинами на равных, но все так давно привыкли к этим представлениям Пака, что это даже в некой мере поднимало боевой дух, показывало, что не проигравший ни единого боя командующий — человек, который сможет защитить своё королевство.

На самом деле, никто не считал его Паком, а забытая история о государстве Пак, которое ещё несколько лет назад завоевал дьявол во плоти Чон Хосок уже и не гуляла по королевству, только что разве, когда говорили об отце Чонгука, который не помог в своё время королю Паку — отцу Чимина. Теперь командующий слыл не чужим принцем, а своим, которого королевству подарила сама судьба. Сильный и непобедимый, он не допускал ни единой ошибки и, если бы вся армия была бы ему подобна, то воинов Чон Хосока стёрли бы с лица земли за один день. Чимин знал, что народ любил его, а потому умело этим пользовался: бросал дамам свои сосредоточенные и кокетливые взгляды, вызывал уважение у мужчин. Но никто так и не узнал, что теперь это была лишь милая оболочка того, что осталось от командующего в тот день, когда всё его естество шагнуло в пропасть, а Сокджин ухватился за руку тени, что была сплетена из отголосков прежнего Чимина.

Он принял ещё один бой, но побороть этого соперника казалось ещё легче, чем предыдущего, поэтому Пак решил позабавиться: он бил вполсилы, легко отбивал наступающие удары и не наступал сам, давая шанс нападать на себя, чем мужчина умело пользовался. Лязг мечей и крики толпы раззадоривали бойцов, они кружили в смертельном танце, а командующий легко улыбался, умело скрывая свою сосредоточенность на бое за бесстрастным выражением лица. И когда Чимин кинул взгляд на помост, впиваясь им в чёрные чонгуковы глаза, он оступился и потерял равновесие, чувствуя, как падает на землю, а вдогонку ему прилетел чрезвычайно сильный удар.

Меч Пака отлетел в сторону, и Чимин ухватился своими руками, облачёнными в перчатки с железными пластинками, за меч. Он полулежал на земле, а глаза соперника пылали яростью и гневом. Люд притих, а король поднялся с трона, поднял руку, готов был прекратить бой в любую минуту.

Чимин почувствовал, как давление на меч усилилось, и понял: жертва или проигрыш. Он на секунду ослабил хватку на мече, и острие мазнуло по его щеке, оставляя глубокий порез. Толпа заголосила, а соперник Чимина слегка расслабился, прогнозируя свою победу, но командующий собрался силами и пнул мужчину в колено, отталкивая руками клинок и замечая удивлённое лицо воина. Он воспользовался растерянностью соперника и слегка отодвинулся, тут же подрываясь на ноги.

Щека горела, и алая кровь стекала на тяжёлые металлические латы, что были закреплены на кольчуге Чимина. Солнце палило, а голова немного кружилась. Толпа внимательно наблюдала, ожидая исхода боя. Чимин резко метнулся к своему мечу и чуть не напоролся на взмах чужого, что опять пролетел в опасной близости от его лица.

— Сдавайтесь, господин, — прошипел мужчина, и Пак ухмыльнулся.

Чимин сделал ложный выпад влево и в один миг толкнул мужчину в грудь, тот растерялся и сделал несколько шагов назад, позволяя Чимину тем самым поднять свой меч. Когда клинок был уже в руках командующего, он оглянулся на помост, где король с нескрываемой гордостью и каплей любопытства смотрел, впитывал каждое движение.

Пак нападал, бил во всю силу, слышал восхищённые возгласы и наступал. Когда он одним движением попал по руке мужчины, лезвие ударилось о тяжёлую броню, меч отскочил, а соперник Чимина зашипел и выронил свой клинок, хватаясь рукой за своё запястье.

— Сдавайся, — сказал Пак и прижал острие к шее мужчины, легко надавливая, пресекая попытку пошевелиться.

Воин ухмыльнулся и поднял руки, сдаваясь. Чимин кивнул и повернулся к королю, чтобы поклониться, посвятить свою победу ему, когда услышал высокий женский вскрик и страх на лице Чонгука. Он почувствовал, как что-то острое впилось в кожу на стыковке плат, там, где был небольшой неприкрытый промежуток на плече. Он резко повернулся, замечая едкую ухмылку на лице воина и окровавленный кинжал в его руке. Стражники тут же скрутили его, а Чимин упал на колени, чувствуя, как головокружение усиливается.

— Господин, вы в порядке? — к нему подбежали двое воинов и лекарь, поднимая с колен.

Чимин видел обеспокоенное лицо короля, но оно вдруг начало расплываться, а сам командующий почувствовал резкую слабость во всём теле.

Следом — темнота.

***

Чонгук мерял шагами зал, искоса поглядывая на спокойного советника, что перебирал документы и делал некие пометки. Он считал прибыль, которая шла в казну от налогов, подмечал некоторые бреши, вычисляя воровство сборщиков дани. Кажется, умение быть советником было у него в крови, а непревзойдённые проницательность и ум нравились королю.

— Да что за день такой! — воскликнул Чонгук.

— Успокойтесь, Ваше Величество, — бесстрастно ответил Сокджин, — вы слышали, что яд нейтрализирован, а посланный Чоном шпион в темнице. Чимин будет в порядке, не думаю, что его хотели и вправду убить, убийца целился бы в шею.

— Я должен был…

— Чонгук, — устало выдохнул Джин и отложил документы, поднимаясь из-за стола, — ты не мог знать. Мы прекрасно осведомлены, что в замке есть люди Хосока, проверить каждого нельзя, но я ужесточу отбор слуг. Единственное, что удивляет меня — то, что этот самодур сразу же сдал Хосока, признался, что он подданный Чона. Может, это послание? — задумчиво спросил Джин.

— Предупреждение о войне? Чон и так долго откладывал, мы думали, он начнёт наступление летом, что уже третий месяц, а он молчит. Что там в оборонном замке? Всех наших перебил?

— Там всем заправляет один из генералов Чона — тот ещё жестокий упырь, высосал уже всю кровь из наших подданных. Остались некоторые слуги, но контроль такой, что мои люди стали посылать весточки реже — боятся, — ответил Сокджин.

— Нам нужно усилить подготовку, два года назад Мины пали слишком быстро, нам нужно быть готовыми к неожиданному нападению. Чон любит удивлять, как снег в ноябре, — хмыкнул Чонгук. — Кстати о Минах. Что там Юнги?

— Наместник покинул свой замок, он сейчас в столице Чонов, но там какая-то проблема. Его обвиняют в смерти фаворитки Хосока, но короля это особо не волнует, как и всегда… — медленно проговорил советник, пригладив свои волосы.

— Что значит «не волнует»? — удивлённо спросил король.

— Он Юнги из своих покоев не выпускает, мой человек написал, что тот всё время лыбится, как мартовский кот, рубит головы всем, кто смеет назвать Юнги убийцей.