Возвышение падших (СИ)

— Теперь мне все ясно! — вскрикнула Керсан-хатун, потеряв самообладание под гнетом своего неожиданного открытия. — Это вы, госпожа, подговорив лекаршу, отравили Гюльхан Султан. Кому еще это было нужно?!

— Молчать, рабыня! — громогласно воскликнула темноволосая Султанша. — Следуй за мной, если желаешь все выяснить.

Негодующая Керсан-хатун подчинилась и последовала прочь из лазарета.

Надменно проходя мимо распахнутых дверей гарема по балкону в свои покои, Шах Султан заметила с удовлетворением, что Фахрие-калфа покорно разбирается в гареме с испуганными наложницами, не желающими засыпать.

В опочивальне госпожа обернулась на вошедшую следом за ней Керсан-хатун и ухмыльнулась ей в лицо.

Фериде-калфа же незаметно двинулась к настенному шкафчику и закопошилась в нем.

— Ты уверена в том, что это я отравила Гюльхан?

— Да, — подтвердила Керсан-хатун. — И я обо всем поведаю Повелителю. Пусть всем будет известно, что вы творите! Вас лишат должности управляющей и даруют ее моей госпоже.

— Раз так… — выдохнула Султанша, медленно обходя служанку и ненавязчиво перекрывая ей путь отступления через двери в покои. — Прощай.

Фериде-калфа, увидевшая едва заметный кивок головы своей госпожи, подбежала к ничего не подозревающей Керсан-хатун и затянула на ее шее веревку, припрятанную в шкафчике.

Керсан-хатун с грохотом упала на ковер, когда-то уже окропленный кровью, и задыхалась от туго затянутой веревке на ее шее, затягиваемой еще сильнее с каждым мигом запыхавшейся от усилий Фериде-калфой, что сидела на ней сверху.

Наконец, в опочивальне послышался последний хриплый вздох и Керсан-хатун безвольно обмякла на ковре.

Шах Султан, отвернувшаяся в сторону во время действа, обернулась и удовлетворенно кивнула темноволосой головой, отчего ее высокая корона с кровавыми рубинами сверкнула в свете свечей.

Фериде-калфа, стянув веревку с мертвой служанки, распрямилась и шумно выдохнула.

— Избавься от тела также, как всегда, Фериде. Воды Босфора навсегда сохранят нашу тайну, открытую Керсан-хатун.

— Как вам будет угодно.

Шах Султан, переступив через тело убитой, подошла к дверям внутренней комнаты, где жили ее маленькие сыновья, и напоследок обернулась к своей верной калфе.

— И еще. Проследи за султанскими покоями. Если Артемисия не справится и Орхан отправится в гарем, то немедленно мне об этом сообщи.

Султанские покои.

Едва темноволосая Артемисия вошла в опочивальню султана, не заставшая у дверей Локмана-агу, Орхан, ожидавший ее на ночной террасе, с улыбкой обернулся на приближающиеся невесомые шаги.

Но увиденное потрясло его. Темные и длинные волосы девушки слепились в чем-то липком и темном. Часть красивого и мрачного лица, тонкая шея, узкие плечи и золотисто-бежевое одеяние были покрыты алой засохшей кровью.

— Артемисия, что с тобой? — взволнованно проговорил Орхан, спешно подходя к ней и обеспокоенно заглядывая в ее дымчатые серо-голубые глаза. — Тебя ранили?

— Повелитель, простите, что предстала перед вами в подобном виде, — пролепетала Артемисия, пронзительно смотря на султана. — Кровь принадлежит не мне, а евнуху, что по приказу Гюльхан Султан покусился на мою жизнь.

Слова наложницы словно ударили мужчину и он, отшатнувшись от нее, потрясенно покачал черноволосой головой.

— Что ты говоришь?

— Я понимаю, господин, что не смею обвинять госпожу, но это так, — тверже сказала девушка. — Керсан-хатун привела его в мою комнату и сказала «убьешь ее и моя госпожа не поскупится на вознаграждение». Я едва жизни не лишилась… Мне чудом удалось первой ранить напавшего евнуха и кровь его пролилась на меня. Я так испугалась…

Спустя мгновение напряженной тишины лицо Орхана приобрело решительный вид.

Гюльхан довольно долгое время беспокоила его своими выходками, и эта стала последней каплей его терпения.

— Жди меня здесь.

С этими словами он ринулся с террасы, но Артемисия ловко перехватила его руку и заставила обернуться к себе лицом.

— Молю вас, господин, не покидайте меня! Я пришла к вам не для того, чтобы просить возмездия, а ради того, чтобы увидеть вас. Ведь когда мои глаза касаются вашего светлого лика, я возрождаюсь из печали и из всех темных чувств, что владеют мной.

Тяжело вздохнув, Орхан медленно подошел к наложнице и нежно провел ладонью по ее окровавленному лицу.

— Главное, что ты жива и стоишь передо мной. С Гюльхан Султан я разберусь по утру. Обещаю, — размеренно проговорил султан. — Я прикажу прийти слугам и смыть с тебя всю кровь, а также принести тебе новые одежды.

— Благодарю вас, — искренне прошептала Артемисия, на мгновение забыв о наставлениях Шах Султан и отдавшись порывам сердца, постепенно привязывающегося к мужчине.

Когда неприятная кровь была стерта осторожными руками слуг с тела Артемисии, а сама она облачилась за небольшой ширмой в небесно-голубое платье из шелковистого атласа, Орхан подозвал ее к своему письменному столу, около которого стоял.

Темноволосая девушка покорно подошла к нему и мягко улыбнулась, увидев, как султан берет в руки с небольшой подушечки, лежащей на столе, красивое серебряное ожерелье с синими сапфирами, что ослепительно сверкали.

— Это мой подарок для тебя, — расстегивая застежку на ожерелье, проговорил Орхан и, когда наложница обернулась к нему спиной и приподняла длинные темные волосы, застегнул его на ее тонкой шее.

— Спасибо, — прошелестела Артемисия, чувствуя теплые руки на своих плечах, которые медленно спустились по ее рукам до ладоней. — Оно очень красивое.

Обернувшись улыбающимся лицом к султану, она, что его всегда удивляло, сама наклонилась к его губам и поцеловала.

Утро.

Покои Севен.

Всю ночь Севен провела в тихих рыданиях и сетованиях на свою судьбу, потому, проснувшись поздним утром, чувствовала себя изнеможенной.

Назлы-хатун, когда светловолосая госпожа уже восседала за низким столиком и трапезничала без особого аппетита, вошла в опочивальню весьма взволнованная.

Севен, заметив в ее руке небольшое послание, внутренне затрепетала.

— Это от Османа?

Служанка, кивнув русоволосой головой, передала послание взволновавшейся госпоже и тактично отошла в сторону.

Сердце Севен забилось в груди сильнее, пока она спешно разворачивала послание, а после ее голубые глаза коснулись написанных слов.

«Севен,

С тоской в сердце сообщаю о том, что Повелитель назначил меня санджак-беем отдаленной провинции на восточных границах империи и в течение недели я должен буду покинуть столицу.

Наше расставание на долгие годы может предотвратить лишь одно обстоятельство: если мы попросим заключения брака между нами.

Я готов на все ради этого вопреки воле матери и можешь не сомневаться в силе моих чувств. Поэтому, решение за тобой.

Мы либо расстанемся навсегда, либо в счастье покинем этот город, пропитанный ядовитой властью».

Слезы, только недавно оставившие Султаншу, снова заструились по ее щекам и без того израненная душа девушки возгорелась настигшей волной боли.

Если Осман покинет ее, то она останется совершенно одна. Без матери, без отца, она чувствовала себя никому не нужной и лишней, несмотря на статус Султанши династии и дочери султана. Что толку от власти и богатств, если единственное, что представляет для Севен ценность — семья и любовь — для нее чуждо и недосягаемо?

Осман дал ей надежду на то, что она еще сможет стать счастливой, обрести семью и любовь вопреки року судьбы, что преследовал ее на протяжении всей жизни.

И впервые в жизни какая-то внутренняя уверенность проснулась в ней. Уверенность в том, что она ни за что не откажется по собственной воле от этой надежды на спасение.

Голубые глаза, мутные в пелене слез, сверкнули искрой решительности.

Осман был прав, сказав, что их судьбы сейчас в ее руках.

Отложив послание на тахту, Севен поднялась из-за столика и, не обращая внимание на встревоженную ее поведением Назлы-хатун, слегка отрешенно покинула опочивальню.