В плену красной Луны

Аркани заметил взгляд Дезире и поднял глаза. Она не смогла отвести взгляд, хотя очень хорошо знала, что неприлично так пялиться на мужчину, в каком бы культурном кругу она ни была. Девушка покраснела. Аркани улыбнулся, открыв при этом два ряда великолепных белых зубов. У нее на мгновение перестало биться сердце. Это лицо было так прекрасно, так полно жизни и гордости! Оно обладало изысканно тонким и гордым выражением свободного сокола, которому принадлежали и небо, и мир, и точно с таким же вниманием и остротой смотрели его глаза.

Наступило молчание, проникнутое таким взаимопониманием, что у Дезире чуть слезы не показались из глаз. Это были минуты, когда исчезло различие между ними, они почувствовали себя двумя равными человеческими существами под громадным куполом неба, простиравшимся над пустыней, а не королем и пленницей.

Странное чувство охватило Дезире, и одновременно какая-то невидимая рука будто сжала ее горло. Взгляд мужчины заставил ее забыть об ужасных обстоятельствах, которые привели ее к нему в плен. Между ними трепетала невидимая энергия, как жара, которую излучала раскаленная почва.

Аркани опустился перед ней на скрещенные ноги, поверх которых свободными складками спадала его гандура. Дезире восхищалась тем, как элегантно сидит он в позе, такой неудобной для нее самой. Она восхищалась легкостью его движений, его уверенностью в себе, уравновешенностью всего его существа.

— Я знаю пустыни Аравии, Сирии, Туниса, Египта, — проговорила она тихо, как будто боясь разрушить своим голосом волшебство момента. — Любая из пустынь не похожа на другую. Одна представляет собой бесконечность из желтого песка, другая — гигантское нагорье из скал и камней. Я тоже уважаю ее, но не позволяю ей покорить меня. И все они скрывают в своем сердце тайну. Мой отец пытается раскрыть эти тайны. Я помогаю ему в этом.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Очень необычно, — произнес Аркани и слегка качнул головой, — для человека, который не родился в пустыне. Большинство людей боятся пустыни и смотрят на нее, как на врага. Нужно любить ее, чтобы распознать ее сердце.

— Я не знаю, любит ли мой отец пустыню. Я и себя никогда не спрашивала об этом. Однако во мне жажда больше узнать о народах, которые до нас ступали по этой земле. Именно эта причина привела сюда моего отца.

Аркани молча опустил глаза и глубоко задумался. Дезире внимательно наблюдала за ним. Она знала, что уже никогда не забудет этого мгновения.

— Отпустите меня, чтобы я могла найти моего отца.

— Там, где находятся духи, они забирают в плен душу. Это нехорошее место — нельзя отправляться туда на поиски. Я не думаю, что твой отец еще жив, и не могу отпустить тебя.

Сердце девушки заколотилось. Она бросила на Аркани умоляющий взгляд.

— Что может вам помешать?

Он глубоко вздохнул и поднялся, одновременно накинув изящным движением покрывало на свое лицо. Только его серые глаза с золотыми точками проницательно смотрели на нее.

— Если боятся потерять разум, то предаются сновидениям.

Аркани ушел и оставил ее сидеть на земле. Ему не надо было надевать на нее цепи. Она была пленницей пустыни... и его глаз.

Глава 16

Неподалеку от оазиса мужчины собрались на совет благородных. Речь шла о чужой женщине. То, что она не была простой пленницей, ясно понимали все собравшиеся.

— Она принесла с собой много забот, — сказал аменокаль[9] Ахитарель, не обращаясь прямо к Аркани. Хотя Аркани был его сыном, он не имел никаких привилегий и обязан был считаться с благополучием всего племени.

— Она представляет собой опасность, — подтвердил Акамук.

— Что может сделать нам одна-единственная женщина? — Голос Аркани оставался спокойным, хотя он был очень взволнован.

— Что она сделает тебе, я не знаю, но она привлечет чужих людей, которые будут искать ее.

— Что же, мне следовало оставить ее умирать в пустыне? — разгорячился Аркани.

— Это лучше, чем оставлять след. Французы как змеи. Они расползаются повсюду, завладевают лучшими участками земли и подавляют коренные народы.

— Только кабилов и харатинов на севере, потому что те живут на плодородной земле. Мы же не являемся рабами пашни. Хоггар принадлежит ихаггарам. Французы не смогут овладеть им.

— Возможно, не Хоггаром, но чужестранкой. Может начаться война.

— Ихаггары не боятся войны. — Менахил поднялся и вытащил свой меч. — Пусть приходят чужие, мы сумеем достойно принять их.

Аменокаль успокаивающе поднял руки.

— Ты забываешь, что они носят оружие трусов.

— Амаер[10] не боится трусов, — возразил Менахил. Разве наших мечей не боятся, разве страх перед голубыми воинами не останавливает любой караван?

— Что вы говорите о войне, мечах и трусах? — слово снова взял Аркани. — Белая женщина не хочет сделать нам ничего плохого, она вообще не хочет оставаться у нас, потому что ищет своего отца, отправившегося с экспедицией в Хоггар. Она не вмешивается в наши дела и нашу жизнь. Мы проявили по отношению к ней гостеприимство, которое свято для нас, и защитили ее от опасностей пустыни. Если она найдет то, что ищет, то снова уйдет.

— Ты захватил ее в плен, — сурово возразил Акамук. — Пленников или превращают рабов, или держат в качестве заложников. Я не вижу, что ты держишь ее как рабыню. Тогда мы потребуем за нее выкуп. Я еще ни разу не слышал о пленнице, которая обладает правами гостьи.

— Она не пленница, — возразил Аркани.

— Я слышал собственными ушами, что ты ей это сказал.

— Я и не знал, что ты понимаешь язык французов, — усмехнулся Аркани. — Конечно, я предупредил ее, что она моя пленница. Она очень упрямая женщина и слепо кидалась навстречу своей погибели.

— Да, это так, — подтвердил Махмуд и степенно кивнул.

— Мы должны выполнить ее желание и отправить ее к пещерам.

— Будет нарушен покой духов, — резко возразил аменокал. — Мы не можем пойти на это.

— Пусть она отправится одна, — предложил Менахил, — тогда проблема сама по себе разрешится.

— Ты не в своем уме, — грубо обрезал его Аркани. — Мы не можем бросить ее на произвол судьбы. Мы имаеры, разве вы забыли? Мы мужественные воины там, где необходимо мужество. Выгнать женщину одну в пустыню просто недостойно. — Он поднялся. — Или кто-то думает по-другому?

— Недостойно то, что она одна и непрошеной явилась сюда, — засопел Менахил. — Или твой разум уже затуманили ее светлые волосы?

Одним прыжком Аркани оказался рядом с Менахилом, схватил за гандуру, резким движением подняв его.

— Стой! — прогремел аменокаль. — Кто разрешил вам драться на собрании? Здесь царит слово.

Очень медленно мужчины оторвались друг от друга и снова сели.

— Я подумаю об этом. В данный момент чужая не в состоянии сделать больше одного шага. Аисса сказала мне, что пленница очень слаба. Может быть, все решится само собой. — Он бросил на сына проницательный взгляд. — А если нет, то я своевременно сообщу вам о своем решении.

На этом собрание было окончено. Мужчины поднялись, чтобы уйти. Полный заботы взгляд аменокаля упал на сына, который медленно проходил мимо. Отец хотел подавить нехорошее чувство, возникшее у него от слов Аркани. Он знал, что чувство не обманывает его и что он должен внимательно наблюдать за сыном.

Аркани хотел побыть один и подумать, а сделать это лучше всего в пустыне. Он велел своему рабу Тухами оседлать верблюда и ускакал. Молодой туарег чувствовал, что его племя настроено против него. Дезире явно мешала жизни в оазисе — действительно, было бы лучше позволить ей просто уехать. Одна она не проехала бы и трех дней пути, и дело разрешилось бы само собой. У амаера не должно возникать с этим никаких трудностей, однако Аркани снова и снова спрашивал себя, что отличает его от других людей племени.

Неужели и в самом деле образ мысли чужаков стал его собственным, неужели знание их языка настолько проникло в его дух, что это настраивает его племя против него?