В плену красной Луны

— В твоем сердце веет ветер беспокойства, — наконец проговорил он.

Она непонимающе уставилась на него.

— Что?

— У тебя есть вопрос?

— Конечно же. — Дезире снова выпрямилась и болезненно сморщила лицо. Этот жест причинил ей боль. — Где я?

— В оазисе Цаоуатанлац.

— В оазисе... А кто эти люди?

— Это люди моего племени.

— Что вы собираетесь сделать со мной?

Он помолчал минуту.

— Я жду, пока ты выздоровеешь.

— Ах! А я думала, что я ваша пленница.

— Да, именно так.

— А кто вы такой, что осмелились меня похитить?

— Я тебя не похитил. Я тебя спас. Ты погибла бы в пустыне.

— Спас меня! Я называю это похищением, но я тебя не боюсь. — При этом девушка дрожала от страха.

Мужчина поднялся. Он, казалось, рассердился, но Дезире не могла различить выражение его лица, только глаза гневно сверкали.

— Я уважаю женщину, даже если лихорадка смутила ее разум, а язык выплевывает злые слова. Ты находишься в шатре моей матери, ты ее гостья.

Она почувствовала укол в сердце, похожий на укор совести. Однако постаралась, чтобы это не стало заметно. Воин наверняка это воспримет как знак слабости.

Но когда он ушел, ее охватила слабость, физическая и духовная. Она легла, окутанная милосердным туманом, уносившим от нее боль. Несколько раз до ее слуха долетали тихие голоса, но они были далекими и неясными, словно голоса неживых существ. Порой она крепко засыпала, затем снова приходила в сознание и радовалась, когда ей давали пить. Ее рвало, если она что-либо ела. Она стыдилась этого, но, к счастью, ее снова окутывал странный туман, который защищал ее от всего внешнего.

Потом девушка окончательно проснулась и с удивлением огляделась. Тело было слабым и не совсем слушалось ее, но она чувствовала, что где-то в глубине возрождаются силы, которым нужно только время, чтобы накопиться.

Какая-то женщина встала рядом с ее ложем на колени и протянула чашу с напитком. Дезире с трудом приподнялась. Кто-то подложил ей подушку под спину. Она жадно выпила чай, подслащенный медом. Молодая женщина что-то говорила Дезире успокаивающим тоном, но на языке, которого девушка не понимала. Это разрисованное лицо показалось ей знакомым, и Дезире судорожно размышляла, откуда знает эту женщину. Потом ей внезапно все вспомнилось. Голубой воин, злые слова, шатер его матери. Его мать?

Женщина была молодой и очень красивой, привлекательной и неясной. Когда она улыбалась, показывались два ряда ровных зубов, которые мерцали, подобно жемчугу. Она часто улыбалась, хлопоча вокруг девушки, иногда что-то говорила ей. Дезире улыбалась в ответ. Руки ее лежали поверх толстого шерстяного одеяла, которым она была укрыта от ночного холода. В шатре не горел огонь, только снаружи в нескольких шагах днем тлел маленький костер, который вечерами разжигали по-настоящему. Женщины готовили на нем еду.

Желудок Дезире постепенно снова привык к постоянному питанию. Кухня в пустыне не была особенно разнообразной, однако даже испеченный в песке плоский хлеб или простые пшенные клецки с луком и сухими помидорами казались ей на редкость вкусными. Иногда ели нарезанное тонкими ломтиками мясо, о происхождении которого ей совсем не хотелось знать.

Молодая женщина, казалось, обрадовалась, что девушка постепенно приходит в себя, и Дезире попыталась завязать разговор. Она дотронулась рукой до своей груди.

— Дезире.

Женщина, казалось, сразу поняла, улыбнулась и указала на себя.

— Тедест.

— Тедест, — повторила Дезире тихо. Затем приподняла кусок плоского хлеба, который ела.

— Тагелла, — сказала Тедест.

— Тагелла, — училась Дезире.

Тедест обрадовалась, как ребенок, и рассмеялась, протянув ей миску с финиками.

— Тейне.

Дезире окунула лепешку в ароматный рассыпчатый козий сыр.

— Такаммарт, — объяснила Тедест.

Дезире выпрямилась и указала сначала на себя.

— Дезире. — Затем показала на женщину. — Тедест.

Она направила палец на приоткрытый вход в шатер и натянула одеяло перед своим лицом, подражая тому, как мужчины покрывалом закрывали свои лица. Ее взгляд вопрошающе остановился на Тедест.

Одно мгновение та медлила.

— Аркани, — произнесла она.

— Аркани, — повторила Дезире. Должно быть, это имя предводителя. Кто же он — Аркани?

Тедест указала на старшую женщину, которая снаружи у костра пекла хлеб.

— Аисса. Аисса — Аркани.

Итак, Аисса была матерью Аркани. Дезире это поняла.

— Аисса — Аркани — Тедест.

Дезире понимала медленно. Должно быть, Тедест жена Аркани. Девушка не знала, почему эта мысль ей не понравилась. Тедест снова улыбнулась.

— Аркани амеккар.

Черт знает, что значит амеккар. Вероятно, супруг. Да ей все равно. От Аркани явно зависело ее будущее. Может быть, совсем неплохо завязать хорошие отношения с его матерью и его супругой. Вдруг они смогут сделать ее судьбу более сносной?

Когда дневной зной прошел, Тедест кивнула ей, чтобы она поднялась. Опираясь на нее, Дезире, шатаясь, вышла из шатра и опустилась на развернутый ковер, спиной прислонившись к чему-то сделанному из сухих ветвей. Глаза ее еще не привыкли к такому свету, хотя день уже клонился к концу. Она посмотрела на заход солнца. Тонкие облака разрывались на бледно-голубом небе, как клочки ваты, лучи заходящего солнца окрашивали их в розовый цвет. Гребни дюн светились золотом. Пальмы в оазисе шелестели верхушками на ветру. Издалека доносились крики женщин, погонявших ослов. Все излучало невероятно умиротворяющий покой.

Слабость снова охватила Дезире, но ей хотелось насладиться заходом солнца, как будто он был последним в ее жизни. Она купалась в красно-золотом свете и, примирившись сама с собой, закрыла глаза.

Глава 14

Дезире выздоравливала очень медленно, хотя обе женщины из племени туарегов самоотверженно ухаживали за ней. Она страдала не только от болезни, но и от сильного солнечного ожога, который повредил ее кожу, теперь сходившую клочьями. К счастью, в шатре не было зеркала. Однако она ощущала это, когда проводила кончиками пальцев по лицу. Женщины снова и снова смазывали ее кислым молоком, смешанным с козьим жиром. Оно ужасно пахло, но на какое-то время снимало боль. Очень мучили Дезире непереносимые головные боли, и, к ее удивлению, была перевязана правая нога.

Вечерами, когда солнце клонилось к гребням дюн, Дезире помогали выйти из шатра. Песок еще выдыхал дневную жару, однако быт маленькой деревни захватывал все ее внимание и отвлекал от боли. К ней снова вернулся интерес к окружающему, и она наблюдала за жизнью в лагере.

То, что она видела, смущало ее, а не вносило ясность. Домов не было, только палатки. Часто люди посещали друг друга. Дезире предположила, что это родственники, потому что они потом большей частью жили несколько дней вместе в одной палатке.

Было много детей. Как-то она наблюдала за женщиной, которая старательно купала своего младенца в плоской ванночке, а малыш душераздирающе кричал. Вероятно, туареги с рождения не имеют склонности к воде.

Все дети до определенного возраста бегали без одежды. Они кричали, играли, ссорились и мирились, как все дети на свете. Дети старшего возраста и подростки часто без всякого принуждения собирались вместе. Мальчики пробовали себя в безобидных военных играх, бегали наперегонки, стреляли из лука, бросали копье, скакали на верблюдах, спорили. Девочки уже рано выказывали невероятную гордость и красоту. Они часами занимались тем, что украшали себя, делали друг другу прически. Приносить воду было обязанностью женщин и молодых девушек. Идя к колодцу или спускаясь к реке, они разговаривали друг с другом. Они игнорировали интерес к ним подраставших мальчиков, которые рано начинали обращать на них внимание, подражая взрослым мужчинам. Часто все заканчивалось веселым смехом с обеих сторон.

Приготовление блюд было очень простым делом. Тем не менее Дезире поражало, насколько разнообразной может быть даже скудная кухня в пустыне. Проще всего было печь лепешки. Пшеничную муку смешивали с водой и добавляли щепотку соли. На том месте, где раньше горел костер, выгребали песок, клали туда тесто, а сверху прикрывали горячими углями и песком. Спустя полчаса дыру раскрывали, переворачивали хлеб и еще раз прикрывали его горячими углями и песком. После этого лепешка была готова. Когда Аисса смахивала с нее песок и угли и разламывала ее, струился вкусный аромат.