Моника (ЛП)

Айме резко подтолкнула служанку и повернулась к окну. Последний луч солнца исчез и одна звезда, огромная, сверкающая, тускло поблескивала в синем небе над вершиной Мон Пеле.

- Ну, Ренато, в конечном счете…

Отчитываясь о делах, голос нотариуса стих, но Ренато Д`Отремон не слушал. Он стоял со скрещенными руками посреди просторной комнаты, которая когда-то была кабинетом его отца. Голубые глаза изучающе пробежали по книжным полкам, доходившим до потолка, как будто задавали вопрос старым томам и стремились сорвать скрытую тайну.

- Почему ты так смотришь, мальчик?

- Это находилось на этой панели. Да, за этими книгами, не знаю чуть выше или чуть ниже, но за ней есть дверка сейфа. Это был скрытый специальный железный ящик по моде прошлого столетия. Уверен, папа хранил там ценные бумаги, важные вещи.

- Твой отец имел текущие счета во всех банках Сен-Пьера. Не думаю, что он хранил что-то важное в тайниках своего кабинета.

- Ну что-то же хранил. Ноэль, я видел еще ребенком не один раз, как отец что-то рассматривал. Последний раз это было в ночь перед рассветом, когда его привезли умирающего в результате несчастного случая. Этот дом старый. Он унаследовал его от моих дедушки и бабушки. Его расширили и отремонтировали во многих местах, но с тех пор кабинет никто не трогал.

- Действительно, в кабинете была тайная дверца в том углу, и ты знал о ней, когда был ребенком. По крайней мере, так мне сказала донья София этим утром.

- Мама? Вы говорили с ней утром?

- Я уже совершил оплошность, рассказав тебе об этом; но в конце концов, ты уже взрослый и нельзя скрывать очевидное. Сынок, мы действительно разговаривали. Она вошла сюда, когда я менее всего ее ждал, как раз в эту дверь, и сильно напугала меня.

- Почему моя мать пришла сюда вот так? Чтобы избежать Хуана, да? Чтобы не видеть его даже издалека…

- Хорошо сынок, да. Бесполезно отрицать. Твоя мать ненавидит его, и даже хуже – боится его. Когда сердце матери предупреждает, что иногда кажется глупостью и суеверием…

- Не говорите глупостей, Ноэль. Вы тоже боитесь Хуана Дьявола, и не из-за сердечных дел или суеверий. Есть что-то более существенное и конкретное. Чего вы боитесь? Что потребует наследство? Нет, не беспокойтесь, Ноэль. Сядьте, сядьте. Я же сказал, что привел вас в кабинет для того, чтобы вы рассказали мне старинные истории, в первую очередь, историю моего отца. Моего отца и отца Хуана.

- Хуан ничего не знает, сын мой.

- Ноэль, вы знаете, как и моя мать. Хуан есть в этих бумагах, которые прятал отец. А после этого произошла единственная неприятная и постыдная сцена, которую я помню с детства. Я предпочту не говорить об этом, но снова спрошу у вас, Ноэль: что в Хуане пугает мою мать и вас? Скажите суровую правду, кажущуюся неприятной.

- Ну сынок, я лишь боюсь его характера, порывов и невоспитанности.

- Но моя мать всегда боялась Хуана. С самого его детства он внушал ей ненависть и ужас, а теперь она избегает смотреть на него, потому что его присутствие причиняет ей страдание. Когда она повернулась к нему, то настолько побледнела, что я испугался, что она упадет без чувств. А знаете почему? Хуан потрясающе похож на моего отца. Возможно, это совпадение, а может и нет. И столько всего вокруг этого дела, что я…

- Ренато, сын мой, умоляю… – в глубоком замешательстве прервал его Ноэль.

- Прошу вас помолчать, Ноэль. Я уже взрослый человек. Я знаю жизнь и не буду пугаться, что отец дал мне незаконного брата. К чему это возмущение? К чему этот страх, Ноэль?

- Это не страх, это беспокойство и печаль. Как ты догадался? И как воспримет твоя мать, что ты теперь знаешь?

- Значит, это правда! Успокойтесь, успокойтесь, Ноэль, я не подстроил вам ловушку. У меня было моральное убеждение. У меня оно с давних времен. Думаю, с детских лет, хотя и неосознанно. Я ни на один миг не переставал думать об этом, потому что это беспокоило меня, но теперь я взрослый и не вижу сложностей. Вчера вечером у меня не выходили из головы эти книжные полки. Видите? В одной из них, в одной из этих трех находился потайной ящик.

- Зачем искать тайники? – заметил Ноэль, признав себя побежденным.

- Точно. Для чего? У меня есть убеждение и мне его достаточно, но мне интересны подробности. Как обстояли дела? По какой причине мать была такой беспощадной? С каких пор Хуан знает, кто он?

- Твоя мать не виновата, сын мой, она много страдала и до сих пор мучается.

- Полагаю, ваш тайный разговор был касательно этого дела.

- Да, сынок, это так. Теперь она расположена быть щедрой.

- Конечно же, чтобы Хуан ушел, – печально проговорил Ренато.

- Ну сынок, не нужно требовать от женщины, чья жизнь была испорчена и разрушена по причине той любви, которая дала Хуану жизнь. Она хотела стереть оставленные следы, забыть о невыносимом прошлом, видеть тебя счастливым, без груза неприятностей, ее нельзя упрекнуть за это. Я всегда чувствовал к Хуану жалость и привязанность.

- Прекрасно это знаю и по этой причине меня удивило его поведение в последние дни. Кстати, как случилось, что вы так изменились по отношению к Хуану?

- Ничего не случилось.

- Случилось. Могло случиться. Но что именно? Он влюбился? Угрожает? Или причина страхов в другом?

Его рука торопливо легла на плечо нотариуса. Борясь с нерешительностью, Ноэль, наконец, заговорил:

- Видишь ли, Ренато, я знаю не больше, чем могу предположить и полагаю, что горя и неприятностей можно избежать, если не ходить вокруг да около. Хуан хочет уехать, вернуться в море. Позволь ему уехать. Время пройдет, все изменится, мы дадим ему в качестве компенсации неплохие деньги, которые так или иначе должны возместить. Но пока что…

- Нет, Ноэль, я не разрешаю ничего говорить Хуану, пока не открою ему свое сердце, а он не откроет мне свое. Это мой брат, вы отдаете себе отчет? Эта правда для меня существовала только наполовину, а теперь она ясна и понятна. У меня есть брат, брат, в котором вновь ожила благородная фигура моего отца. Вы не можете себе представить, что это значит для меня, а тем более невозможно измерить все счастье, в котором мне отказали с детства, отказав в этой человеческой правде. – Ренато говорил с воодушевлением, умоляя в порыве чувств: – Расскажите все, Ноэль, расскажите, как узнали об этом. Это история моего близкого родственника, не отказывайте мне!

Старый нотариус начал рассказывать историю, так хорошо ему знакомую, начиная с той самой грозовой ночи, когда маленький Хуан Дьявол оказался посланником умирающего. Ренато впитывал в жажде узнать подробности рассказа и вскоре спросил:

- А письмо, Ноэль?

- Ну, оно было в руках твоего отца, конечно. Полагаю, он сжег его или порвал.

- Или сохранил. Кто знает!

- Возможно, хотя я не верю в это. Твой отец, прежде всего, был очень недоверчивым. Бертолоци был человеком злопамятным, жестоким и коварным. От него можно было ждать чего угодно, наибольшую подлость и ложь. Я был уверен, что не до конца простив Джину, он мучил ее так, что та умерла с горя. И как только Хуан…

- Могу только представить его ужасное детство. Зная все это, можно легко простить ему грубость и недостатки!

- По многим причинам твоя мать боялась, что знание всего этого обезоружит тебя перед Хуаном, постепенно отнимет у тебя волю защищать то, что ты имеешь.

- Вы думаете, Хуан что-то имеет против меня?

- Я так не думаю, но у твоей матери есть причина бояться. Даже не хочется думать, что она скажет, когда узнает об этом.

- Прежде чем говорить с ней, я поговорю с ним, и, возможно, для вас и для нее будет неожиданностью то, что вы ошиблись. Иногда сердце знает больше, чем голова. Хуан не сможет ненавидеть меня, если я буду ему искренним братом, как и хочу, если я великодушно предложу ему все, что он попросит.

- Не впадай в безумное благородство, Ренато! Подумай, одно существование Хуана для твоей матери – живое жгучее оскорбление; имя Джины Бертолоци ранит ее, как отравленный кинжал.