Моника 2 часть

- У нее то же самое, что и у тех больных. Они также двигались, также кричали… И она умрет, как умерли те люди внизу… Доктор сказал, что лихорадка сжигает кровь…

- Что ты знаешь, шарлатан? – сердито отклонил Хуан.

- Я знаю, капитан, знаю! Я ходил с ней туда и помогал. Они точно также лежали, с таким же лицом, и говорили, как безумные… И эта дрожь… Посмотрите! Посмотрите!

Хуан очень медленно приблизился. Нахмурив брови, он смотрел на красивое тело женщины, дрожащее, возбужденное; ее лицо каждую секунду менялось; с губ слетали слова навязчивой идеи, которая неосознанно владела ею:

- Нет… Нет… Я никогда не буду твоей… Не буду твоей, даже если убьешь меня! Убей меня… сначала убей меня… убей… убей меня сразу, Хуан Дьявол! Злой…! Бог тебя накажет… Должен наказать тебя…!

- Уходи, Колибри, оставь меня!

- Да, капитан. Не будем ей ничего давать? Лекарство, средство… Она с ложки давала мужчинам лекарство из бутылочек с белой бумагой, которые привезли из города, и эти белые бутылочки были в ящиках, которые стояли у фасада… Ах, да, я знаю! Тряпки с уксусом… И еще приходил доктор, чтобы осмотреть их, капитан… Кто же ее осмотрит? – Хуан подошел к двери тесной каюты, посмотрел поверх борта на темную массу кипящего океана, ниспадающего под ударами ветра; затем живо обернулся, различая бесшумно приближающуюся тень и босые стопы на мокрой палубе, и спросил:

- Кто там? Что происходит?

- Это я: Сегундо. Я оставил руль Угрю… сейчас его смена, буря стихает…

- Какое направление ты взял, наконец?

- Северо-запад, капитан, и скоро мы прибудем на берег Доминики. Через час мы будем в двадцати милях от Мари Галант…

- Тогда скажи Угрю, чтобы он через час держал курс на правый борт. Мы остановимся на Мари Галант…

Снова Хуан приблизился к жесткой кровати единственной каюты Люцифера: голый закуток, беспорядок, тесное и убогое помещение, почти как берлога зверя. Мебели не было, кроме двух голых коек, шкафа, грубо сколоченного из досок, стола, табуреток; на бортике, который можно было назвать книжной полкой, лежали навигационные карты, перья, чернильницы и корабельный журнал. До настоящего момента Хуан не замечал убогость, грязь этого места. С горькой усмешкой, наверное, он сравнивал каюту с роскошными комнатами дворца Кампо Реаль…

- Сейчас она затихла и замолчала, капитан. – заметил Колибри.

- Принеси воду, уксус и чистую тряпку. Иди, быстро!

- Лечу. – подчинился негритенок, поспешно выходя.

Стоя со скрещенными руками Хуан рассматривал Монику, теперь неподвижную, умолкшую, ее точеный профиль в нимбе золотистых разметавшихся волос, обнаженную белую и нежную шею. Он долго смотрел на нее, и находил красивой, необыкновенно красивой…

- Хуан Дьявол… Хуан Дьявол… – тихо и одержимо шептала Моника.

- Почему ты не зовешь теперь меня Хуан Бога, Святая Моника? – Хуан коснулся горячих рук бывшей послушницы, нашел пульс, который сильно бился; взгляд его выразительных итальянских глаз был странным и неопределенным, про себя он прошептал: – Моника де Мольнар… моя жена…

Он хотел засмеяться, но не смог. Он гордо поднял голову, и над загорелым лбом, закаленным морем, проскользнул первый луч рождающегося дня…

- Боже мой! Что это?

Айме вдруг выпрямилась, и почти с испугом посмотрела по сторонам. Она была не в своей спальне. Она проснулась на бронзовой кровати, широкой и высокой, лежала на покрывале полностью одетая. Беспокойным взглядом пробежала по обстановке, узнавая комнату доньи Софии, с роскошным мраморным камином, в котором никогда не разгорался огонь, но над которым выступала полка с фарфоровыми часами, разбудившим ее звоном в семь часов. В сознании возникло воспоминание, а следом за ним досада. Она почти не имела понятия о том, что произошло: жестокий спор с Ренато, руки, сжимавшие горло, вмешательство доньи Софии, холодные и любезные слова, горький привкус успокоительного, а затем мутный, тревожный и тяжелый сон, от которого она постепенно приходила в себя. И услышав рядом тихое пение, приятно удивленная, она позвала:

- Ана… Ана… это ты?

- Да, сеньора Айме, где-то здесь.

- Говори тише. Где моя свекровь?

- Сеньора София? Ах, черт! Вам бы узнать, куда она пошла. Она вышла рано. Думаю, еще не рассвело, в большой карете с лучшими лошадьми. Она уехала с сопровождавшей ее Яниной, и нотариуса тоже послала куда-то, но куда, не знаю.

- А Ренато…?

- Сеньор Ренато продолжает пить… Он послал за одной бутылкой коньяка, чтобы ему принесли ее в кабинет, и один с ней, потому что в кабинете никого нет. Затем он запер дверь и сбросил на пол книги и чернильницы, думаю, даже сломал фонарь…

- Бог мне поможет! Я должна сделать что-нибудь… должна что-нибудь придумать… Я тут одна с этим пьяным ослом. Говоришь, она отправилась к нотариусу? Говоришь, что…?

- Единственная, кто может вам помочь – это сеньора София.

- Эта правда. Донья София мне сможет помочь. Я должна что-нибудь сделать, чтобы завоевать ее сердце, доверие… С Ренато уже все бесполезно, но она может меня спасти. Что мне сделать, чтобы она мне помогла и спасла?

- Если вы угодите ей в том, чего она желает больше всего…

- Чего же хочет свекровь, Ана? Ты знаешь?

- Думаю, да. Больше всего сеньора София желает с тех пор, как уехал мальчиком сеньор Ренато, другого маленького мальчика, другого мальчика в пеленках, который был бы ее; а так как своего у нее не будет, то он должен быть от сеньора Ренато.

- Что ты болтаешь, дура?

- Если вы родите ей внука, сеньора София вам поможет…

Словно блеснул луч яркого света, прояснив мглу в душе, словно единственным выходом, единственным спасением была мысль, которую ей подкинула Ана, мысль, которая проникла в отчаянный ум Айме де Мольнар, но тотчас же она досадно и недовольно отвергла ее:

- Естественно, если бы я родила ей внука, то она бы помогла… Но как вдруг и по волшебству я могу родить внука?

- Волшебству? А разве вы не жена сеньора Ренато, сеньора Айме? Разве уже не прошло чуть больше месяца со дня свадьбы? Скорее всего вам даже не нужно выдумывать. Возможно, это правда…

- Выдумывать? Ты сказала выдумывать?

- Ну… я говорю… Если вы в затруднительном положении… Говорят, что тот, кто тонет, хватается за соломинку, а вы, сеньора Айме, словно тонете… Скорее всего, кто знает… То, что я сказала… Если вы скажете, что родите, то этого будет достаточно…

- Возможно, было бы достаточно… – пробормотала задумчиво Айме.

- Ну конечно… Когда сеньор Ренато был во Франции, донья София все дни напролет плакала по нему и постоянно была такой грустной, что даже разговаривала со мной и вздыхала, глядя на горы: «Ай, Ана… Мой мальчик, когда же он вернется?» … А когда сеньор Ренато вернулся уж точно не ее мальчиком, тогда хозяйка пожелала большего и была очень довольна, когда сеньор Ренато сообщил ей, что собирается жениться. И почему вы думаете, она была так довольна? Почему хотела заиметь невестку? Так вот! Потому что хотела вскоре получить мальчика… другого мальчика, как будто ее ребенок Ренато снова бы родился…

- Возможно, ты права…

- Сеньор Ренато вне себя от ярости. Он хочет узнать правду, но не знает ничего… Бедняга… хочет узнать, и не знает ничего…

С внезапным недоверием Айме посмотрела на свою горничную; затем решительно приблизилась к ней и пошла ва-банк:

- Он ничего не знает и не должен ничего узнать!

- Хорошо, – согласилась Ана спокойно и примирительно. – Не сердитесь так. Во любом случае я ничего не скажу, а что касается совета, который я дала…

- Мне не нужно давать никаких советов! Я тебя не слушаю и не должна слушать! Занимайся своими делами и оставь меня! Если ты встанешь против меня, то это плохо закончится!

- Ай, сеньора Айме! Я не против кого-либо. Вы знаете, что я готова служить вам на коленях, и если бы вы мне дали денег и ожерелье, о котором говорили раньше…

- Я дам тебе денег, чтобы ты купила себе ожерелье и самые красивые серьги, которые найдешь. Иди и посмотри, что делает Ренато, узнай все новости, которые ходят по дому и немедленно возвращайся рассказать… Иди уже!