Моника 2 часть

- Что случилось? Я боялась, что дверь упадет.

С явно недоверчивым взглядом, Ренато Д`Отремон пробежал спальню матери. С яростным нетерпением он искал красивую фигуру Айме де Мольнар, скользнув взглядом в запертую дверь, где была туалетная комната доньи Софии, повернулся к матери, вопрошающий и возбужденный:

- Где она? Где спряталась? Почему ты не открывала мне?

- Потому что была в другой комнате. Я не слышала стуков… Умоляю тебя, успокойся… Ты вне себя… Твое поведение недостойно… Я знаю, что ты мужчина, хозяин и господин своих поступков, но как у матери, у меня еще есть права, не думаю, что ты будешь это отрицать…

- Дело не об этом. Где Айме? Раньше она освободилась из моих рук, но теперь не сможет… Теперь она должна удовлетворить меня ответом, или ее предательство будет доказано. И если это правда, что она предала меня, если обманула…

- Хватит! У тебя нет ни одного доказательства, чтобы так говорить. Увидишь ее, когда поговорим. Я требую, чтобы ты успокоился, Ренато. Что произошло?

- Я нашел второго коня рядом с пляжем, на берегу второй долины. Мертвый от усталости, мокрый от пота, исцарапанный ветками, замученный невыносимым бегом…

- Ладно, – согласилась София с видимым спокойствием. – Если Хуан Дьявол вышел отсюда с двумя лошадьми, разумно, что они появятся рано или поздно…

- Я подошел близко к месту, где кто-то поспешно соорудил маленькую пристань, чтобы подплыла лодка… Хочу сказать, что Хуан спланировал побег. Лучшие лошади скрывались в зарослях, корабль в двух часах отсюда, пристань, подготовленная для того, чтобы сбежать с дамой. Свободный выход для побега…

- Или путешествие для молодоженов! Кто знает! – нетерпеливо пыталась отрицать София.

- Не было путешествия для молодоженов, потому что Хуан не знал, что я заставлю его жениться на Монике. Хуан подготовился, чтобы уехать с другой, кого на самом деле любит, с настоящей любовницей…

- Ренато, недостаточно того, что ты видел, чтобы быть таким уверенным! – отрицала София с твердой решимостью. – Ты не можешь быть уверенным…!

- Нет, этого недостаточно, мама, – колебался Ренато. – Но это почти уверенность. Поэтому я и ищу Айме, умоляю, оставь меня с ней и не вмешивайся. На этот раз она должна сказать мне правду… всю правду!

- Послушай, Ренато, мне срочно нужно сказать тебе: мне известно, я уверена, что твоя жена не изменяла тебе. Я провела с ней несколько часов; я преследовала ее, сводила с ума, чтобы заставить рассказать все правдиво. Она рассказала мне все…

- Что она рассказала тебе?

- Всю историю… Она рассказала плача, отчаянно, и не лгала. Ей незачем было лгать мне. Ты унижал, жестоко обижал ее, плохо обращался с ней…

- Я бы не сделал этого, если бы не знал, что имею на это полное право!

- Ты перешел все границы, способы, которые честный мужчина должен использовать. Вот сейчас, сколько ты выпил?

- Я не пьян! Если она сказала тебе… Разве ты не понимаешь? Я сошел с ума, в отчаянии; я ищу что-нибудь, что может мне помочь сдержаться, не ранить, не убить. Сколько я выпил…! Какая разница, сколько я выпил? Нет ни одной капли алкоголя в моем мозгу. Ничто не может меня успокоить; меня съедает эта печаль, это отчаяние, гнев, яростное желание узнать правду. Она должна рассказать!

- Она не обманывала тебя! Как жена, не обманывала. Разве что как сестра Моники де Мольнар.

- Что ты хочешь этим сказать?

- Ренато, сынок, послушай и пойми. Айме не предавала тебя, как жена, она жила ради тебя, и ты ее хозяин. Она в отчаянии из-за твоего недоверия, из-за того, как ты с ней ужасно обходишься. Она так отчаялась, что хочет умереть.

- Если она невиновна, то у нее не должно быть этого желания! Давай проверим!

- Я не считаю ее невиновной, потому что она скрывала от тебя кое-что… Да, вся эта грустная история, чувства, которые ты игнорировал и которые она не могла достойно сообщить. Вещи интимные, деликатные…

- Нет ничего, что моя жена не могла бы мне сообщить. Если она любит меня, если любила…

- Она любила и любит тебя… Если ты доверяешь мне, то узнаешь, что я очень ревностно отношусь к чести, как и ты.

- Я всегда в это верил, меня удивляет твое поведение …

- Сядь и выслушай. Это не вещь, которую можно сказать в двух словах. Тем не менее, есть кое-что, хотя я не должна говорить, но не могу скрывать. Она, униженная твоим поведением, не говорила, а ты должен узнать… Ренато, Айме подарит тебе сына…

- Что? Что? Сына!

Медленно Ренато сел, откинул голову, прикрыв глаза, приоткрыв губы, и вся его злоба, ревность, ненависть, разрушенная любовь, ослабели, прозвучали неторопливые и нежные слова матери:

- Ты бы совершил безумную несправедливость из-за ревности. Я не прошу тебя принять все, не говорю тебе бросаться в ее объятия, это не в твоем характере. Она, как жена, тебе не изменяла. Возможно, ее грехи незначительные, и кое-что заставит пересмотреть тебя все. Она даст тебе сына! Она станет матерью!

7.

Глаза Моники медленно приоткрылись, возвращаясь в реальность, свет причинял боль, и она стала смотреть через полуприкрытые веки, изучая странное место, где находилась. Большие глаза бывшей послушницы полностью распахнулись, она посмотрела на благородное и серьезное лицо незнакомого человека, одетого в черный костюм, склонившего седую голову и делавшего в тетради заметки. Она лежала на кровати, на толстом шерстяном матрасе. Мысли в больной голове словно вибрировали, выходя и заходя лениво и неуверенно, она лежала на подушках, изящных простынях, покрывавших тело, одетое в чистый белый балахон. Слабые руки немного отогнули простыню… светлая голова со спутанными волосами с усилием приподнялась. Она попыталась встать, когда…

- Черт возьми, вы уже очнулись! Как вы себя чувствуете?

Человек, одетый в черное встал, опрокинув табуретку, к которой уже привык, подошел к больной, чтобы отыскать пульс, посмотрел усталыми и добрыми глазами, в которых показалась надежда, и посоветовал:

- Не трудитесь говорить; не делайте усилий. Вам лучше, чувствуете? Вам намного лучше, но следует быть благоразумной. Теперь я пошлю за кое-чем, что вам нужно принять.

Светлая голова Моники вздрогнула, напрасно пытаясь определить видения, которые проходили у нее в мозгу, как вихрь. Кто этот человек? Где она находится? Она жива или мертва? Спит или потеряла рассудок? Она не припоминала, что когда-либо видела это помещение, не припоминала, что спала когда-либо в этом месте, а свежий воздух из окон доносил резкий запах селитры и йода. Воздух ближнего моря… Она на корабле… да, на корабле, и больна, очень больна. Но как она здесь оказалась? Откуда этот корабль? Образы становились яснее. Она вспомнила… вспомнила долину в Кампо Реаль, роскошный дом Д`Отремон… София, Ренато, Каталина… Айме, Хуан… Хуан Дьявол! И поняв, где она находится, разразилась рыданием:

- Боже мой… Боже мой…!

- Что с вами? – обратился внимательно доктор. – Вам больно, что-то мешает? Скажите, дочка, говорите, не утаивая. Постарайтесь объяснить, что вы чувствуете… Я доктор Фабер, ваш лекарь, и уже три дня с вами, хотя вы и не помните, не видели. У вас была лихорадка самая сильная на свете, но все худшее позади, и с Божьей помощью…

- О… Иисус! – воскликнула Моника с испугом, отразившемся на бледном лице.

- Что с вами? Что произошло? Успокойтесь. Почему вы так испугались? Ничего не случилось, уверяю вас… – Доктор Фабер напрасно пытался успокоить ее, но ослабевшая Моника снова упала на кровать, он резким тоном упрекнул:

- Ах, черт! Вы появились вдруг, и напугали меня также, как и ее. Посмотрите, как нелепо она чуть не упала в обморок…

Тихий и грустный мужчина, чье присутствие спровоцировало упадок духа Моники, медленно приближался и остановился, глядя на нее… Теперь, без лихорадочного румянца, щеки Моники стали белее простыней, которыми она была накрыта… Он смотрел на нее, находя ее красивой, необыкновенно красивой, несмотря на слабость, нездоровье, и болезненная красота делала ее похожей на ребенка.